Будьте здоровы и держите себя в руках - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Бильжо cтр.№ 75

С 35 лет Борис Кустодиев писал свои яркие, полные жизни полотна, будучи прикованным к постели. Вот и портрет Шаляпина был написан в 1922 году Кустодиевым в полулежачем положении.

Больной Кустодиев писал радостного, красивого, полного жизни Федора Ивановича.

Шаляпин здесь – перед эмиграцией – со своим любимым французским бульдогом Ройкой. С массивным перстнем на мизинце правой руки. В распахнутой шубе.

Вспомнился анекдот. Дореволюционный. Вот он. Зима. Трескучий мороз. По Невскому проспекту идет трагик, пышущий здоровьем, сытый и довольный. В шубе нараспашку. В меховой боярской шапке. С тростью. В общем, один в один Шаляпин с картины Кустодиева.

А навстречу трагику идет комик. Ежится от мороза. Голодный. В рваном, коротком, демисезонном пальтишке. С поднятым воротником. Без шапки. В стоптанных, просящих каши ботинках.

И вот они встречаются.

И трагик распахивает свои объятия и хорошо поставленным голосом – басом на весь Невский проспект, как на сцене, – произносит: “Здорово, Трифон! Как дела, голубчик?”

И комик Трифон, дрожа от холода и голода, искоса глядя на трагика и обходя его стороной, произносит: “Нафиг, нафиг… Летом, летом…”

Конечно, у комика была немного другая реплика, которой здесь мы себе позволить никак не можем.

Короче говоря, Федор Иванович Шаляпин на этой картине – настоящий барин. А ведь прошло всего пять лет после революции. Странно…

Нет, все-таки трудно понять историю. Представьте себе: идет вот такой буржуй недорезанный по улицам Петербурга или Москвы, и, что ж, к нему никто не пристает, что ли?.. Да и сейчас пройти такому гражданину и то опасно. Представьте себе, как Федор Иванович Шаляпин едет в метро, например. Представили?

Между прочим, с 1918 года Шаляпин руководил Мариинским театром и получил звание “Народного артиста Республики”.

Выходит, жизнь из-за какой-то Великой октябрьской социалистической революции не остановилась.

Предполагаю, что Ф. И. Шаляпин часто задавал себе вопрос и до эмиграции и после: “С чего начинается Родина?”

Однажды российских молодых шпионов, извините, разведчиков, во главе с Анной Чапман, выдворили из США. Их, как героев, встретила страна во главе с В. В. Путиным. Журналистов на прием по этому случаю в Кремль не пустили. В. В. Путин встречался с героями один – как бывший разведчик с бывшими разведчиками.

“О чем Вы с ними говорили, Владимир Владимирович?” – спросили Путина журналисты. “Не поверите, но мы просто пели любимые песни, – ответил начальник страны. – Вот эту, например, «С чего начинается Родина…»”.

Я ему не поверил.

Ну, будьте здоровы и держите себя в руках.

Это “Боярыня Морозова” – картина Василия Сурикова, хранящаяся в Третьяковской галерее. Нет, это, конечно, – то, что вы видите, – не Василий Суриков. Это я ее, эту картину, перерисовал по-своему.

Как-то один агрессивно настроенный зритель на моей выставке, нападая на меня (к счастью, только словесно), спросил, а могу ли я рисовать так же, как Суриков. “Нет, не могу, – сказал я ему честно. – Я занимаюсь совсем другим. Да и Суриков, я думаю, так, как я, не смог бы”.

Суриков, между прочим, сказал, что рисовать можно научить даже собаку, но она не станет никогда художником.

Это точно. Художник – это мозг и глаз. А потом уж рука.

Карикатура – это отдельный жанр. Обычное, кажется, явление, обычный предмет надо суметь увидеть иначе. Так, как его не видит никто.

В толковом словаре под редакцией Д. Н. Ушакова понятие фальсификация объясняется так: это подмена чего-нибудь (подлинного, настоящего) ложным, мнимым.

Меня всегда мучил вопрос, как вообще можно объективно описать даже сегодняшнее, происходящее на твоих глазах событие. Если в событии участвуют всего два человека, то у одного человека на это событие будет один взгляд, а у другого совсем другой.

К одному и тому же историческому деятелю, нашему современнику, все относятся по-разному.

К одному и тому же историческому событию разные свидетели его относятся по-разному.

Как-то мне в руки попались журналы моды, изданные в 1941, 1942, 1943 годах. Представьте себе, идет война. Немец под Москвой. Сталинградская битва. А в Москве выходят журналы мод. Значит, кто-то за модой следил. Значит, кто-то шил себе пальто с модным воротником. Шил модные костюмы и модные платья. А значит, в этой модной одежде ходил в какие-то модные места. На последней обложке этих журналов реклама… шампанского.

Вот вам взгляд на войну через журналы мод.

История у современников, ее творящих, разная. Как и война была разной для ее участников.

Как и Сталин был разный. У ЗЭКов – один, а у ВОХРов – другой.

Ну, будьте здоровы и держите себя в руках.

Конечно, мы, дилетанты, знаем историю исключительно по произведениям искусства. В широком смысле – произведениям искусства.

Первая встреча с Иваном Васильевичем происходит обычно в стенах Третьяковской галереи, куда приводят школьников. Или на многочисленных репродукциях этой картины.

Полотно написал в 1885 году Илья Ефимович Репин. Называется оно: “Иван Грозный и сын его Иван. 16 ноября 1581 года” – вот такое настоящее название. А все думали: “Иван Грозный убивает своего сына”. Название у картины мирное. Так фотографии обычно подписывают – например, “Вадим Жуков и сын его Иван. Такого-то числа и такого-то года”. И еще указывают место какое-нибудь. Ну, пусть будет “Москва. Кремль”. А еще оказывается, что сын-то Грозного – Иван Иванович. Тоже мирно и просто.

Глядя на испуганное лицо Ивана Васильевича – мол, что я наделал, старый дурак, – можно вообще предположить, что это несчастный случай. Типа сын споткнулся или запутался в халате и упал на железную папину палку. А тут отец входит: “Что случилось, сынок?”

Школьникам в Третьяковской галерее еще рассказывают, что один душевно не уравновешенный студент однажды набросился на эту картину Репина с ножом и порезал ее. Теперь картина висит за стеклом.

Между прочим, позировал Репину для написания портрета несчастного сына Ивана Грозного писатель Всеволод Михайлович Гаршин, проживший всего 33 года. В состоянии депрессии кончивший жизнь самоубийством, бросившись в лестничный пролет. Кто хочет, может искать здесь мистические связи. Я к этому совсем не склонен. Гаршин, между прочим, автор многих произведений, но последнее, что он написал, – это “Сказка про Лягушку-путешественницу”.