Будьте здоровы и держите себя в руках - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Бильжо cтр.№ 60

“Родион Романович Раскольников – наш современник” – так называлась одна из двух моих выставок в музее-квартире Федора Михайловича Достоевского в Санкт-Петербурге.

Одно время в Петербурге я жил в гостинице на Владимирском проспекте и каждое утро проходил мимо памятника Ф. М. Достоевскому. Я обратил внимание, что около памятника собирается довольно много граждан без определенного места жительства.

Граждане обычно сидели на парапете или на корточках, разговаривали, посматривая на Федора Михайловича. При этом, что удивительно, все они (естественно, мужская их часть, а в основном там были мужчины) были внешне поразительно похожи на писателя. Лобастые, сутулые, с длинными бородами.

А во дворе дома, где последние годы жил и умер писатель и где как раз у меня была эта самая выставка, на стене я обнаружил гигантское граффити: “Стоматология Достоевского 2”.

Последний главный редактор газеты “Известия”, то есть мой последний, от которого я, собственно, и ушел, утверждал, что хочет делать газету для интеллигенции. Он долго рассуждал на эту тему в беседе со мной.

– Почему у тебя в картинках так много мужиков с топором?

– Вообще-то это Родион Романович Раскольников.

– Да я знаю…

“Слава богу”, – подумал я.

– Но как-то мрачновато.

Спустя несколько месяцев этот главный редактор вообще перестал печатать мои мрачноватые картинки. Действительно, зачем пугать оптимистически настроенную интеллигенцию.

Ну а картинка эта была нарисована давно. Когда Борис Абрамович Березовский был жив-здоров и вполне силен. Меня всегда поражало, с каким рвением, азартом и радостью на него вешали всевозможные злодеяния. Бесконечное количество убийств, развязывание войн и организацию революций. И вот когда на него повесили очередное злодеяние, эта картинка у меня и родилась.

После смерти Березовского на него довешивали то, что не успели повесить при жизни. Причем делали это те, кто буквально кормился с его руки. Очень торопились и суетились, доставая из шкафа запыленное зло.

Между тем Березовский Б. А. давно вошел в историю. Как кто? Не знаю. История будет долго с этим разбираться. Большое видится на расстоянии.

Вот эта моя картинка тоже стала маленькой историей, со смертью назначенного сверху злодея потеряв свою актуальность. А может быть, и нет…

Ну, будьте здоровы и держите себя в руках.

Многие в нашей стране считают, что если фамилия не заканчивается на “ов” и если фамилия непонятная, то носитель этой фамилии, скорее всего, еврей.

Так получилось, что папа мой с непонятной фамилией Бильжо – русский. Еврей я как раз по маме.

А Петер-Пауль фон Маузер на самом деле никакой не еврей и в некотором смысле даже наоборот – немецкий конструктор и организатор производства стрелкового оружия.

Но Петер Маузер не разрабатывал этот самозарядный пистолет. Разработали его три брата Федерле в 1896 году в Германии. Пистолет был запатентован на имя Петера-Пауля Маузера. Вот поэтому он и называется Маузер.

Производство его продолжалось вплоть до 1939 года. За это время был выпущен миллион экземпляров.

А если представить себе, что каждый пистолет выстрелил хотя бы по одному разу и попал в цель?.. Простая арифметика.

Меня всегда удивляло, почему мужская часть населения так любит оружие. Почему оно на самом деле так чертовски привлекательно? Именно чертовски!

В России Маузер стал популярен как неотъемлемая часть облика чекиста и комиссара времен революции и гражданской войны. Наряду с кожаной курткой. Кожанкой. На самом деле популярен этот пистолет был и у белогвардейцев, и у бандитов благодаря своей огромной мощности.

Товарищ Маузер сказал свое веское слово, когда попал в женские руки – в руки Фанни Каплан. Маузер и Каплан – хорошая пара. Они нашли друг друга. И вместе они нашли товарища Ленина.

После этой исторической встречи Владимир Ильич стал совсем другим человеком. Практически бессмертным. Ну или долгожителем.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

Эдуард Николаевич Успенский, всем известный автор Чебурашки и крокодила Гены и много замечательного чего еще, давно разрешил мне Гену и Чебурашку рисовать. Я как-то спросил у него позволения, чтобы не создалось впечатление, что я ворую его образы. Как, между прочим, делают многие другие. “Тебе можно, – сказал Эдуард Николаевич. – Ты придумываешь совсем новые истории. Валяй”.

Чебурашка и крокодил Гена, конечно же, москвичи. И москвичи коренные. Они ж родились в столице. Как и я. А до этого мой папа.

Я москвич во втором поколении. Таких теперь немного. Это уже большая редкость. В сумме мы, Бильжо, живем в Москве без малого сто лет. Улицы Пятницкая, Домниковская, Удальцова, Генерала Тюленева, Пырьева, Кутузовский проспект – это места, где жили мои родители и я. Центр. Спальные районы…

Москва во мне. Она вросла в меня. Проросла.

Москва меняется, и, честно говоря, мне иногда больно смотреть на эти изменения.

Сердце нашей родины теперь с искусственными клапанами. А ее улыбка – со вставными золотыми зубами.

Никто в метро не спрашивает: “Простите, вы сходите?” Поэтому вести дискуссию на тему, как правильно говорить – “выходите” или “сходите”, – не с кем.

Москва стала для меня местами чужой. Но это мой город. В нем остались еще кусочки, которые не изменились. Вот, например, Пироговка не изменилась. Там я учился. Там прошли мои студенческие годы.

Станции метро в центре Москвы не изменились.

Я помню, где и с кем встречался, в каких местах и где выпивал. Помню, где кто жил. Можно писать книгу про мою и только мою Москву.

Москва стала строгой: этого нельзя, того нельзя, сюда нельзя, туда нельзя.

У меня никогда не проверяли документов – да я их с собой и не ношу. Но однажды, в конце 90-х, мы с замечательным поэтом Игорем Иртеньевым и замечательным поэтом и сценаристом Вадимом Жуком шли по Малой Грузинской. А по противоположному тротуару – три милиционера. (Так их тогда называли.) Милиционеры были удивительно маленького роста. Я сам невелик, но милиционеры были просто как первоклассники. В форме на два или даже на три размера больше. Не то чтобы мы посмеялись над ними, нет. Мы только переглянулись и что-то шепнули друг другу. Но что сделаешь, мозг и глаз художников улавливает быстро такие курьезы. Милиционеры резко изменили свой курс, перешли дорогу в неположенном месте и подошли к нам. “Ваши документы!” – сказал самый маленький Вадиму Жуку и Игорю Иртеньеву. Видимо, не я, а они, мои друзья, вызвали у милиционеров почему-то подозрение. А надо сказать, что в то время мы с Игорем Иртеньевым были что называется “телевизионными звездами”. Мы привыкли, что у нас обычно брали автографы. Друзья мои онемели. А моему гневу не было предела. Я так “наехал” на милиционеров, что они растерялись. Совсем стали маленькими и утонули в своих мундирах окончательно. Опустили глаза, рукава их кителей стали еще длиннее, и было непонятно, где их ладони. В общем, они извинились и, покрасневшие и вспотевшие, ретировались.