Самовоспитание и самообучение в начальной школе - читать онлайн книгу. Автор: Мария Монтессори cтр.№ 44

Если бы мы в детях не задерживали периода незрелости ради наблюдения над более элементарной фазой их развития и, наоборот, оставляли бы их расти свободными, восхищаясь чудесами естественного совершенствования в их завоеваниях, мы бы говорили о детях, как Христос: «Если хотите быть совершенными, будьте как дети».

Если то, что мы называем детским воображением, – лишь продукт незрелости мысли в связи с бедностью обстановки и невежеством, в котором пребывает ребенок, – необходимо прежде всего обогатить жизнь ребенка такой средой, чтобы он мог стать обладателем знания и опыта и обогащать свой ум наблюдениями, базирующимися на реальной действительности. Предоставив ему это, надо оставить его созревать на свободе. От свободы развития можем мы ожидать проявления творческого воображения ребенка.

Обогащайте детей! Ребенок – бедняк нашего времени, у него ничего нет, потому что он – раб всех; вот наша первая обязанность по отношению к детям. Скажут: как же дать всем детям лошадей, коляски, рояли? Не в этом дело. Нет все исцеляющих лекарств, когда дело идет о всем комплексе жизни. Ребенок, у которого ничего нет, как раз воображает вещи особенно недоступные. Нищему грезятся миллионы, порабощенному – трон. Тот же, кто уже обладает чем-нибудь, мечтает о том, чтобы это сохранить и увеличить. Безработный мечтает сделаться принцем; учитель же школы грезит лишь о посте директора. Так, ребенок, когда у него есть настоящий дом, когда он обладает щетками, тряпками, мылом, умывальником, посудой, мебелью, блаженствует. Его желанья удовлетворены и мир в его душе открывает путь развитию внутренней активности, творчеству.

Жизнь среди реального обладанья – вот что успокаивает ребенка, успокаивает желания, истощающие в пустых фантазиях силы ребенка. Незачем воображать, что живешь среди каких-то предметов, когда они есть у тебя.

Как-то учителя одной новой школы-приюта сообщили мне, что они также вводят для детей практические занятия из обыденной жизни, которые я описывала. Я пошла посмотреть. Там уже были кое-кто из представителей власти и университетский профессор педагогики.

Несколько детей сидели за столом с игрушками и накрывали на стол для кукол; лица их были без всякого выражения. Я с удивлением смотрела на тех, кто меня пригласил; они казались очень довольными; очевидно, были уверены, что между накрыванием стола для игры и для настоящей трапезы нет никакой разницы – жизнь воображаемая и жизнь настоящая, живая, было одно и то же для них. Не остается ли такого сорта легкое заблуждение, приобретаемое в детстве, известного рода умственным дефектом на всю жизнь? Может быть, благодаря этому же дефекту один известный итальянский профессор педагогики сказал мне: «Новое слово – свобода? Прочтите, пожалуйста, Коменского{ Коменский Ян Амос – чешский мыслитель, гуманист, педагог, общественный деятель. – Ред.} – он уже говорил об этом». «Да, – возразила я, – многие говорили о свободе, но свобода, о которой говорю я, – свобода действительно реализованная». Казалось, он не понял разницы. Мне следовало, пожалуй, спросить, есть ли какая-нибудь разница между тем, кто говорит о миллионах, и тем, кто ими владеет.

Довольствоваться воображением и жить, как если бы воображаемое на самом деле существовало, гнаться за иллюзиями и не признавать действительности – вещь настолько обычная, что на нее почти не обращают внимания.

Способность воображения постоянно существует, независимо от того, есть ли для воображения солидное основание и материал для творчества. Но когда воображение не исходит из действительности и жизненной правды, оно не создает великих творений, а рисует узоры, затемняющие сознание.

Как много сил и времени теряет человек из-за таких ошибок! Как какой-нибудь порок – осуществление функции тела без цели – истощает наше тело, доводит его до болезни, так и полеты воображения без основы в реальном мире разрушают умственные силы, ослабляют интеллект, вызывают в нем свойства, характерные для сумасшедших.

Воспитание воображения в начальной школе. Каким методом воспитывают воображение детей в обыкновенной начальной школе? В большинстве случаев школа – очень непривлекательное место. Серые стены и белые занавески на окнах – вот все, что предоставляется органам внешних чувств. Назначение такой унылой обстановки – лишить учеников стимулов, отвлекающих их внимание от учителя. Дети сидят неподвижно и слушают час за часом. Когда они рисуют, они должны точно воспроизводить чужой рисунок. Если они двигаются, то в ответ на распоряжение учителя. Их индивидуальные особенности различаются лишь по степени их пассивного повиновения. Воспитание их воли состоит в систематическом отречении от собственных желаний.

«Наша обычная педагогика, – говорит д-р Claparede, – подавляет детей массой сведений, которые не дают им никакой руководящей нити поведения; мы заставляем их слушать, когда им совершенно не хочется; говорить, писать, рассказывать, сочинять и обсуждать, когда им совершенно нечего сказать; мы заставляем их наблюдать, когда у них нет никакого интереса, рассуждать, когда желание что-нибудь разрешить не проснулось. Мы толкаем их на усилия, называемые добровольными, раньше, чем их “я” захвачено предлагаемым делом, без их собственного внутреннего побуждения, придающего ценность подчинения долгу».

Дети-рабы используют свои глаза для чтения, руки – для письма, уши – для речей учителя. Физически они как будто прикреплены к делу, но умственно они ни на чем не останавливаются. Они должны непрерывно напрягаться в погоне за мыслью учителя, а учитель в свою очередь старается только не отстать от программы, установленной вполне случайно, забывающей потребности детства. Ум должен блуждать с предмета на предмет. Беглые, неясные образы, как сны, появляются перед глазами ребенка: учитель рисует на доске треугольник, потом его стирает. Мимолетное видение и совершенно абстрактное; никогда в руках этих детей не было настоящего треугольника. Ребенок должен запомнить очертания фигуры, потому что скоро вокруг нее будут нагромождаться абстрактные геометрические вычисления: такой образ ничего не разбудит в душе ребенка, не чувствуется им в связи с чем-нибудь другим, никогда не будет для него источником вдохновения. Так же обстоит дело и со всеми другими предметами преподавания. Выходит, что целью является просто утомление ради утомления; это то самое утомление, на исследование которого уходят почти все усилия экспериментальной психологии как науки.

В такой обстановке, где запрещаются свободные упражнения, выбор работы, самостоятельное мышление, подавляется каждое желание, устраняется каждый внешний стимул, способный обогатить ум ребенка новыми и самостоятельными завоеваниями, – пытаются развить воображение путем классных «сочинений». Ребенок должен производить, творить без необходимого материала, давать, не имея, проявлять внутреннюю активность, которую ему мешают развивать. Созидание должно происходить в результате упражнения в созидании; постоянное упражнение в писании сочинений должно развивать воображение; из бесплодия пустоты ожидаются наиболее сложные процессы умственной жизни.

Известно, что сочинения в школе представляют большую трудность. Большинство педагогов указывают, что дети бедны идеями, что у детей несистематический ум, недостает оригинальности. Экзамен письменного сочинения – наиболее тяжелый для ученика: всем памятна фигура школьника, получившего обязательную тему, на которую через несколько часов он должен представить свое сочинение, продукт воображения. Он сидит с тоской, со сжавшимся сердцем, с похолодевшими руками; глаза его то и дело с ужасом скользят по часам – не кончается ли его время? А над ним – недремлющее око педагога, превратившегося для этого случая в соглядатая. И горе школьнику, если он не справится с сочинением! Он проваливается, потому что это – самое важное испытание; тут он может «свободно» проявить свои способности, дать плоды своего личного творчества, по которым будут судить о степени его развития. На этой почве часто развивается неврастения, а иногда доходит и до самоубийства. Ведь детям не позволят последовать примеру Кардуччи, одного из величайших итальянских поэтов нашего времени, ответившему на предложение написать оду на смерть какого-то вельможи: «Вдохновение, а не подходящее происшествие может побудить меня написать оду».