Жила-была девочка - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Трелина cтр.№ 25

– Угу, – пробурчал Вовка себе под нос, теряя все остатки своего дружелюбия, за которое его так любили девчонки. Я почувствовала, что даже голос у Лифанова в пятом классе стал грубее.

Чистяков назвал Маринку «овцой». Весь урок она пишет мне записки со второго ряда, и передаёт через Вовку.

«Я не переживу этого. За что он меня так? За что?» Это двойное «за что?» в Маринкином стиле. Она обожает всякие трагедии, и даже дома в бытовых ситуациях, подруга с надломом в голосе произносит: «Почему я должна полоть эту картошку? Почему?»

«Не переживай», – пишу я сухо. Я не умею отвечать на такие романтические жалобы.

«Но как? Как мне жить после этого?» – не унимается Маринка. Мне, честно сказать, уже надоело читать эту ерунду. Я делаю вид, что увлечена переводом немецкого текста о семье девочки Моники.

Маринка видит, что отвечать я не собираюсь, но молчать она не может. Она передаёт новую записку Вове, и шепчет ему: «Это тебе».

Я настораживаюсь. Какие это у них могут быть общие темы? Вовка что-то пишет на зелёном листке, оторванном от обложки тетради, закрываясь от меня локтем. Я уже жалею, что не написала подруге, о том, что после овечьей трагедии ей просто необходимо утопиться.

Маринка коситься на меня, и вдруг в её глазах промелькнули чёртики. Я знаю, этот взгляд подруги: ничего хорошего теперь ждать от неё не придётся. Она быстро-быстро строчит что-то на том же зелёном листочке и ловко кидает его Вовке на учебник. Я чувствую, что лицо заливает краска. Естественно, подруга выпытала у меня заветную тайну любви, в тот же день, когда Ирочка посадила меня с Лифановым. И теперь эту тайну она раскрыла Вовке. Конечно, он и сам догадывался, когда недовольно перетаскивал свой портфель за мою парту, но уже через день это как-то забылось. Да и вообще, одно дело догадываться, и совсем другое – получить письменное тому доказательство.

Вовка казался взбешённым. Он резко повернул на меня своё покрасневшее лицо и сунул мне зелёный листок.

– Посмотри, что из-за тебя обо мне пишут, – неопределённо и сумбурно сказал он.

Я посмотрела.

«Хочешь, открою секрет?» – писала Королёва своим круглым почерком отличницы.

«Хочу», – это Вовкины наивные каракули.

«Ты Т. Витке нравишься»

«Т. Витка» – это я.

Вот как просто предаётся дружба.

На уроках труда мы шьём фартуки и косынки. Все. И девочки и мальчики. Говорят, в городских школах, мальчики работают в мастерских. Самым весёлым из всего процесса шитья было снятие мерок. Мой новый сосед – Серёжка Чернов, измерил мне не только пояс и рост, но и голову, руки и даже расстояние между глазами. Кстати, после того, как Маринка рассказала Вовке о моих к нему чувствах, Лифанов самовольно поменялся с Черновым местами. Кажется, всех это устроило. Ирочка не стала возражать. Чернов рисует на моём карандаше рыбьи кости и меняет в моих ручках новые стержни на исписанные. Я пытаюсь обидеться, но его неожиданный юмор меня смешит. Вовка мне по-прежнему нравится, но я даже не смотрю в его сторону. Он сам поворачивается и одаривает меня упрекающим взглядом, когда нам с Серёжкой особенно весело. Конечно, мне бы хотелось снова сидеть с Вовкой, но только с прежним Вовкой, который смеялся по пустякам и дарил девочкам стеклянные шарики.

Фартук почти готов. К нему осталось пришить карман. Мы рисуем на своих фартуках карандашом квадратик, Чернов толкает меня под руку. И мой карман получается кривым. Галина Сергеевна – учительница по трудам, задаёт на дом – карман вырезать.

Домашнюю работу я всегда делаю быстро, чтобы осталось время сходить к Маринке, порисовать и поиграть с дедушкой в шахматы. Учусь я хорошо, несмотря на то, что не особо стараюсь. В сельской школе хорошо учиться не сложно. В городе я была средненькой ученицей. А здесь я третья, после Русика и Королёвой. Маринка всегда и во всём на шаг впереди меня. В учёбе, в общении с одноклассниками, в красоте. И то, что высокий рост и густые волосы – красиво, это кажется только моей бабушке. А мальчишкам в школе нравится светлая чёлка Королёвой и её голубые глаза.

Я прихожу к Маринке и вижу, что та вырезает квадратик из розовой в цветочек ткани. Из такой ткани она шьёт фартук на трудах.

– Зачем это? – спрашиваю я, подавляя в себе смутные сомнения.

– Карман. Ты что ещё не вырезала?

– Вырезала, – говорю я, – конечно, вырезала. И бегу домой. Сама не знаю, о чём я думала, когда вырезала карман прямо из фартука. И теперь мой, почти сшитый, фартук в синий кружочек зияет квадратной дырой на правом боку. Я забегаю в хату. Бабушка с Нянькой ухахатываются в прихожей, примеряя на свои фуфайки моё творение.

– Чего смеётесь? – злюсь я, – сказали карман вырезать, я и вырезала.

Весь вечер бабушка шьёт новый фартук. Я предложила просто вшить вырезанный квадрат на место, но она снова подняла меня на смех.

Наконец-то дядя Вася оставил Нинку в деревне на каникулы. В нагрузку к ней, он привез две сумки вещей, гамак, стопку журналов «Весёлые картинки» и настольную игру с кубиком и фишками. Гамак вешают в саду. Дедушка тщательно расчищает место, обрубает веточки груши, и закручивает верёвочки. Как только всё готово, и он с инструментами скрывается во дворе, Нинка, всё это время сидевшая на макушке яблони, пулей спускается вниз и шепчет:

– Я сейчас расскажу тебе страшную тайну. Её знают уже все в моём дворе. Ты тоже должна это знать.

Я догадываюсь, что нашего прошлогоднего разговора Нинка не помнит, потому что тогда она не восприняла его всерьёз. А сейчас сестра поведает мне эту, давно известную, тайну, как непосвященной деревенской дурочке. Ну что ж, придётся подыгрывать и удивляться. Значит, наконец, моя сестрёнка выросла. Я делаю вид, что в первый раз слышу о процессе, происходящем между женихом и невестой, и даже, для верности, давлюсь привезённой дядей Васей шоколадкой «РотФронт».

По радио поют «ламбаду», кажется, уже в десятый раз за день. Я знаю, как она поётся на русском языке. Нинка привезла из города песенник, разрисованный фломастерами. Там всего три песни: «Ласточка», «Синие лебеди» и «Ламбада». Первые песни совсем взрослые, про «этого мальчика в его восемнадцать лет», и про девчонку, которая в шестнадцать лет «поверила в счастье, которого нет». Не знаю, зачем Нинке, в её девять, эти песни. Видимо просто переписала у старших девочек во дворе. В «ламбаде» слова хорошие, не плаксивые: «Ветер нам принёс песню из далёких жарких стран,

Там где море грёз, пляжи и бескрайний океан…»

Я напеваю её постоянно, потому что эта песня сейчас самая модная. А я хочу казаться классной девчонкой, а не просто примерной хорошисткой.

Мы с Нинкой на веранде сочиняем тайный язык. Такой, чтобы был понятен только нам. Тайн у нас с ней много. Вот, например, сегодня в буфете мы нашли нашатырный спирт, теперь нюхаем его по очереди. В ноздри бьёт режущая струя, и текут слёзы. От спирта и от смеха.