Жила-была девочка - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Трелина cтр.№ 17

Когда я возвращаюсь, Славка с Оксанкой заряжают диафильмы. На обоях в цветочек дрожит кривой жёлтый квадратик света, захватывая собой спинку кресла и Римкину голову. Я кидаюсь к кучке кругленьких баночек, чтобы найти свою любимую плёнку про Мойдодыра. Римка во сне хмурит лоб, на котором чёрными буквами, плавно переходящими на стену, написано: «Одеяло, убежало…» Я, Славка и Оксанка давимся сыром от смеха. На палас цвета мокрой горчицы, падают жёлтые крошки, мы наступаем на них новыми одинаковыми колготками…

Я встаю в семь часов утра. Бабушки уже нет в хате. Наверное, доит корову. Надеваю сарафан, тёплую кофту на пуговицах, повязываю косынку. Заглядываю в дедушкину комнату – он спит одетый и в очках, значит, уже почистил в сарае, принёс воды и вернулся. Я осторожно снимаю с его носа очки и кладу на стол, на цыпочках выхожу в коридор, из кучи старой обуви выбираю парные резиновые сапоги и обуваю. На дворе лето, но ранним утром в деревне сыро и прохладно. На траве роса. Дверь на летнюю кухню распахнута, оттуда веет то ли пар, то ли лёгкий дымок. Это бабушка топит грубку, чтобы в большом чугуне сварить нечищеную картошку для поросят. Там в глубине тумана кухни, я слышу Нянькин голос, вижу её руки на палке, и кошек, которые лакают из миски молоко, слитое со дна подойного ведра, а у стола бабушка в фартуке, вымазанном мукой, лепит вареники с ягодами. Я становлюсь в дверном проёме на порожек, упираясь головой в притолоку.

– Подылася? – спрашивает меня Нянька и улыбается, – А то уже сваты приходили.

Она всегда так говорит. Я смеюсь, потому что это неправда, сваты – это женихи, а мне только восемь лет.

– А молоко уже приезжало? – я беру со стола горсть чищеной земляники и запихиваю в рот.

– Нет, ещё не было. Иди, карауль, – говорит бабушка.

Я открываю калитку, на лавке стоят две банки молока, прикрытые полотенцем. Над моей головой пролетает ласточка, громко чирикнув. Лавочка сырая, поэтому я не сажусь, а прохаживаюсь взад-вперёд, наблюдая, как на носки резиновых сапог садится роса.

– Ммо-о-о-о-ло-ко, – раздаётся где-то вдалеке голос дядьки Феди, – Мо-ло-ко-о-о-о-о.

Я с готовностью хватаю со скамейки банку, вслушиваясь в цоканье копыт за углом.

– Тпру-у, – шумно останавливается возле меня серая лошадь. Дядя Федя в толстой фуфайке и шляпе неуклюже выбирается из тележки с гремящими бидонами.

– Давай, хозяюшка, – он берёт мои банки и переливает молоко, – Шесть литров, скажи матери, пусть запишет.

Жители деревни часто называют бабушку моей матерью. А иногда и сама бабушка торопясь говорит мне: «Тань». Таней зовут мою маму. Наверное, взрослые очень давно живут и иногда путаются во времени, им тогда кажется, что оно вернулось на несколько лет назад.

Я несу пустые банки с мутными от молока стенками на кухню, там, у двери на гвоздике, висит разрезанная пополам замусоленная тетрадка. В неё бабушка что-то вписывает каждое утро, когда сдаёт молоко.

– Собирайся, пойдём в Медвежье за ягодами, – говорит Нянька, поднимаясь со стула. В руках у неё палка, пустой бидончик, ведро с водой и миска с варениками. За ягодами я пойду с удовольствием. Я говорю, что уже собрана и прошу бабушку к нашему приходу сварить суп «без чего».

– Ну, это проще всего, – соглашается бабушка.

Хотя она не любит, когда просто. Обычно её суп густой с фасолью, рисом и зеленью, который тоже безумно вкусный. Но сегодня мне хочется прозрачного в жёлтом бульончике супчика без лука и морковки.

Мы с Нянькой заходим к ней во двор. Забор у бабушкиной тёти деревянный, на нём всегда сохнут какие-то банки, суконные носки и старинные кувшины. Возле низкого сарая, который Нянька называет «землянка», растёт крыжовник. Он ещё не дозрел, но я люблю именно такой – кисленький. Пока она заносит в хату воду и вареники, я напихиваю себе в рот всё, что растёт тут же под ногами: шарики крыжовника, стебли заячьей капусты, высасываю цветочки медуницы. Мы идём через огороды, погромыхивая крышками бидончиков. С Нянькой я чувствую себя взрослой и умной. Ведь она ростом с меня, и не училась в школе. Я ей сама читаю книги, которые нам задали на лето. Я не хожу в библиотеку, чтобы взять произведения из школьной программы. У нас на полках есть учебники литературы и русского языка за все классы до самого десятого. С тех времён, когда дедушка с бабушкой работали в школе, у учебников изменились только обложки.

Для того, чтобы ходить за ягодами у нас в деревне много мест: Репное, Ямное, Залес, Ярушка и Медвежье, куда мы сейчас и направляемся. Я прошу Няньку рассказать сказку про Милитрису Кирбитовну, потому что это самая длинная сказка, и можно слушать её всю дорогу.

– Жил был Кирбит Верзивулович, – послушно начинает Нянька, – У Кирбита Верзивуловича была прекрасная дочь – Милитриса Кирбитовна. Так хороша, так хороша, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Посватался за неё князь Дадон…

Я давно знаю все Нянькины сказки наизусть. Даже знаю наизусть все интонации, с которыми она произносит каждое слово, но всякий раз я слушаю с замиранием сердца знакомые фразы:

«И родился у них сын. Дали они ему званье Бува Королеевич…»

Нянька ни за что не уйдёт из лесу, не нарвав бидончик с горкой. Мне надоедает наклоняться, и хочется пить, но виду я не подаю. У нас в деревне не принято жаловаться. И я терпеливо рву землянику липкими пальцами.

Испытания силы воли я не выдерживаю только в одном случае: когда подходит наша очередь пасти коров. Коровы есть почти у всех жителей села, а у многих, даже по две. А дома стоят в ряд, называемый «порядок». И вот все хозяева по очереди, в том порядке, в котором выстроены дома, должны один раз за лето отпасти стадо. Это выглядит так: мы с дедушкой встаём в пять утра, надеваем резиновые сапоги и брезентовые плащи, берём воды во фляжке с пробкой-крышечкой, десяток варёных яиц, хлеб с салом и кнуты и идём к магазину «залучать». Бабушка в это время доит и выгоняет свою корову – Малютку (у нас всегда все коровы всегда Малютки, а их дети телята все – Лысики). А Нянька стоит с палкой возле завалившегося забора крикливой бабки Вали, у бедной старухи нет своей коровы, а чужие всё время лезут к ней на огород. Нянька отгоняет коров палкой и криками: «Гой, пошла, гой».

Это всё мне ещё нравится. Я сбегаю вниз по пригорку, хлопая кнутом по костлявым бугоркам у коровьих хвостов, и сосу сливовую конфету. Но когда заканчивается порядок домиков с треугольными крышами, и начинаются бескрайние просторы лугов и садов с мухами и оводами, мне становится тоскливо. Я смотрю на маленький силуэт дедушки на другом конце поля, на бабушку, сидящую в стогу сена, и начинаю думать. Мне нравится мечтать о чём-нибудь приятном, например, как мама купит мне маленькую, красную мебель для пупсиков из городского Детского мира. Как я расставлю её в коридоре на сундуке, и как удивиться Маринка, когда придёт ко мне в гости. Маринкина мама – тётя Света, сильно похожа на Маринку, у неё такое же детское лицо с чёлкой, к тому же она очень добрая и всегда привозит из города необычные игрушки. Сама привозит – Маринка даже не просит, потому что она никогда не бывает в городе. Тётя Света живёт там с новым папой. Иногда они приезжают вместе. И он дарит Маринке игрушки. Но Маринка папой дядю Колю называть отказывается, тогда тётя Света становится не очень доброй и не выпускает дочку гулять. Я без толку стою на тропинке перед её окнами, пока не выглянет старшеклассница Анька, закутанная в длинный платок. Она очень взрослая и красивая, и тётю Свету – свою тётю, называет Светкой и на «ты». А я вот не знаю, как называть Аньку на «ты», как ровесников, или уже на «вы». Поэтому всегда стесняюсь её.