– Стой! Кругом! Заодно мобилизуй и возглавь небольшое подразделение на уборку палой листвы с территории школы. Собрать ее всю в отдельно стоящие кучи. Выполняй!
Заодно! В кучи! Отдельно стоящие…
А все Алешка. И главное дело – даже не объяснил, зачем нам этот микрофон нужен.
Я пошел искать Алешку. И, как ни странно, нашел его в кабинете химии. Он оживленно беседовал о чем-то с Химчисткой. И главное – не просто оживленно, а очень дружески и заинтересованно. Наша химичка была по характеру такая же въедливая, как и ее предмет. Потому ее, наверное, Химчисткой и прозвали. И в школе у нее друзей не было. Теперь вот Алешка появился. Вообще – подозрительно: то английский, то химия – какие-то разносторонние увлечения у мальчика.
При моем появлении оба собеседника – седая Химчистка и юный Холмс – замолчали, повернулись ко мне и уставились недовольными взглядами: мол, вы, сэр, бестактно прервали наш разговор, и мы с нетерпением ждем, когда вы удалитесь.
Я прикрыл дверь и успел уловить несколько фраз их диалога. Эти фразы ничего не проясняли, а только еще больше запутывали.
– Но это не вредно? – спросил Алешка.
– Что ты! Я свою Муську этим составом два раза покрывала – в моду голубые пудели как раз вошли. И смывается легко.
Ничего я не понял, только разозлился. И пошел к Алешке в класс, прямо к их учительнице Любаше (малый рост и юный возраст).
И я сказал ей:
– Любовь Сергеевна, Семен Петрович просил передать, чтобы ваш класс сегодня после уроков сгреб всю листву на территории в отдельно стоящие кучи.
Глава XV
Психическая атака
Алешка пришел из школы злющий, как таракан после дихлофоса.
– Твоя работа? – прямо спросил он.
– Ты о чем? – невинно удивился я.
– О кучах. Столько времени потерял! Звонил Лисовскому? Звони прямо сейчас, пока родителей дома нет. А я пока с Федором погуляю.
И они отправились в парк. Прямо как два брата.
Я мстительно разложил на Алешкином столе динамики и микрофон, с замиранием сердца снял телефонную трубку и набрал служебный номер предпринимателя Лисовского.
– ДЭЗ-16, – ответил кто-то. – Диспетчер слушает.
Я кашлянул для солидности и произнес басом:
– Господина Лисовского попрошу.
– Он на вызове, в девяносто пятом доме. Там канализацию прорвало. Что ему передать?
Ничего себе бизнесмен! Канализатор!
– Передайте, что его песенка спета!
– Что-что? Кто это говорит?
– Фантомас! – И я бросил трубку.
Тут пришла мама и, разгружая сумки, спросила:
– Чем порадуешь? Обедали? А где ребята? Папа не звонил? В прачечную сходили?
На все вопросы я ответил коротко и ясно:
– Не знаю. – Маму этот ответ вполне удовлетворил. – Ма, у меня к тебе просьба.
– Да?
– Ты можешь сделать доброе дело, не спрашивая – зачем?
Мама чуть призадумалась. Посмотрела на меня с опаской.
– Ма, мы потом тебе все расскажем. Ты нас похвалишь.
– Ну ладно, – неохотно согласилась мама. – А что нужно-то?
– Я сейчас наберу один номер, и ты скажешь одну фразу.
– «Попросите, пожалуйста, Свету»? – Мама улыбнулась.
– Нет. Совсем другую.
– Хулиганскую? – Мама приостановила процесс выкладывания продуктов из сумок. – Не буду.
– Приличную: «Передайте, пожалуйста, Василь Василичу, что я его сегодня видела».
– И все?
– И сразу бросай трубку.
– Это пароль? – спросила мама. Словно хотела мне подсказать ответ.
Я кивнул, и мы пошли в прихожую, к телефону.
– А как сказать? – шепнула мама. – Угрожающе? Игриво? Или просто так?
– Как получится. Все равно. – И я передал ей трубку.
Мама настроилась и сказала здорово. Как робот. Как автоответчик. Как человек, который не хочет, чтобы узнали его голос.
– По-моему, эта женщина очень растерялась, – сказала мама, положив трубку. – Это точно не какая-нибудь вредная пакость? Мне не придется краснеть?
– Придется, – улыбнулся я. – От удовольствия.
– Давай еще позвоню, – обрадовалась мама.
– Вечером, – пообещал я.
Тут четыре ноги забарабанили в дверь. И я открыл ее.
Ну понятно – руки у них заняты, позвонить нечем. В руках – охапки кленовых веток с красными, желтыми и оранжевыми листьями.
– Какая прелесть! – ахнула мама. – Это, конечно, Феденька придумал?
– Мы вместе, – сказал этот воспитанный ребенок. – Это будет сюрприз.
И они утащили свою добычу в комнату. И стали ее разбирать и раскладывать. А Лешка меня спросил:
– Звонил?
– Два раза.
– Страшно или глупо?
Я подумал.
– Страшно глупо, скорее.
– Сойдет. Мы должны вывести его из душевного равновесия. Тогда он созреет для последнего удара. Найди какую-нибудь банку.
– Чего?
– Ну – банку! Из-под пива или колы.
– Зачем? Цветочки ваши в воду поставить?
– Взрывное устройство сделать.
– Психическая атака?
– Ага. – Алешка, не теряя времени, нырнул под свою тахту, выволок коробку со старыми игрушками, до которых еще не добрался Федор, и остатками бытовой техники. – Куда он делся?
– Кто?
– Будильник. Помнишь, хромой такой?
Точно, был у нас такой будильник. Алешка пытался его приспособить вместо таймера, и будильник «захромал». И уже тикал не как положено, а без всякого ритма. Как-то недовольно. Как-то сбиваясь. Даже угрожающе порой.
– Магнит еще нужен, – напомнил я и тоже погрузился по все локти в коробку.
Мне вообще это дело очень нравится. Я люблю, когда мы перебираем старое барахло. Сразу же возникают в душе теплые воспоминания детства. Становится как-то спокойнее. И часто с умилением думается: какой же я был тогда дурак и какой же я теперь умный. А может – наоборот!
Алешка зачем-то вытащил еще и фотопортрет папиного начальника. В стеклянной рамке. Эти портреты папин начальник, уходя на заслуженную пенсию, раздарил всем своим подчиненным и, чтобы его подольше не забывали, прямо на стекле написал фломастером или маркером: «На память о совместных трудностях! Желаю успехов в борьбе с врагами и счастья в личной жизни!»
Этот портрет много лет мыкался по всей квартире и никак не находил в ней своего места. Некоторое время он даже провисел на кухне. Но мама вскоре взбунтовалась и велела его убрать.