– Ведьма! Дай клятву, что никогда больше не отнимешь у человека или Иного жизнь!
– Не могу я таких клятв давать. – Арина замотала головой.
– Дай клятву, что в течение ста лет ты не отнимешь жизнь человека или Иного, если только он не будет угрожать твоей жизни… и у тебя не останется иных способов защититься, – помедлив секунду, сказала Светлана.
– Вот другое дело! – Арина улыбнулась. – Сразу видно, повзрослела Великая… Век беззубой вековать – мало радости. А все ж таки подчиняюсь. Пусть Тьма будет мне свидетелем!
Она подняла ладонь – и сгусток мрака на миг возник над ладонью. Оборотни – и взрослый, и щенки – тихо заскулили.
– Возвращаю тебе твою Силу, – сказала Светлана, прежде чем я успел ее остановить.
И Арина исчезла.
Вскочив, я встал рядом со спокойно сидящей Светланой. У меня оставалось немного Сил… на пару ударов хватит, вот только что ведьме эти удары…
Арина вновь появилась перед нами. Уже одетая, кажется, даже причесанная. Улыбающаяся.
– А ведь я и без смертоубийства могу тебе напакостить! – с ехидцей сказала она. – Параличом разбить или уродиной сделать.
– Можешь, – согласилась Светлана. – Спору нет. Вот только к чему это тебе?
И на короткий миг в глазах Арины проснулась такая пронзительная тоска, что у меня больно заныло в груди.
– Ни к чему, чародейка. Что ж, прощай. Я добра не помню, но спасибо сказать не постыжусь… спасибо, Великая. Трудно тебе будет… теперь.
– Я уже поняла, – тихо сказала Светлана.
Взгляд Арины остановился на мне, и она кокетливо улыбнулась:
– И ты прощай, чароплёт. Ты меня не жалей, не люблю этого. Эх… жалко, что ты жену любишь…
Она присела на колени, потянулась рукой к Надюшке.
Светлана ее не остановила!
– До свидания, девочка! – весело сказала ведьма. – Я злая тетка, но тебе добра желаю. Не дурак был тот, кто твою судьбу загодя рисовал… ох не дурак… Может, у тебя то получится, чего у нас не вышло? Возьми и ты от меня подарочек… – Она покосилась на Светлану.
Светлана кивнула!
Арина взяла Надюшку за пальчик. Пробормотала:
– Силу тебе желать? И без того Силы много. Всего дали… всего в достатке… Ты цветочки любишь, правда? Возьми от меня дар – цветы да травки пользовать. Это и Светлой волшебнице пригодится.
– До свидания, тетя Арина, – тихо сказала Надюшка. – Спасибо.
Ведьма еще раз посмотрела на меня – ошарашенного, растерянного, ничего не понимающего. И обернулась к оборотням.
– Что ж, веди, серый! – воскликнула она.
Волчата бросились вслед за ведьмой и своим наставником. Один паскудник даже остановился, задрал лапу на кустик и, демонстративно глядя на нас, попрыскал. Надюшка захихикала.
– Светлана… – прошептал я. – Уходят же…
– Пусть уходят, – ответила она. – Пусть.
И повернулась ко мне.
– Что произошло? – заглядывая ей в глаза, спросил я. – Что и когда?
– Давай вернемся домой, – сказала Светлана. – Нам… нам надо поговорить, Антон. Серьезно поговорить.
Как же я ненавижу эти слова!
После них никогда не бывает ничего хорошего!
Эпилог
Теща квохтала вокруг Надюшки, укладывая ее спать:
– Ах ты выдумщица, ах, фантазерка…
– Мы гуляли с тетей… – сонно спорила дочка.
– Гуляли, гуляли… – радостно подтвердила теща.
Светлана болезненно поморщилась. Рано или поздно всем Иным приходится манипулировать с памятью своих родных.
Ничего приятного в этом нет.
Конечно, у нас есть выбор. Можно раскрыть правду – или часть правды – близким людям.
Но это тоже ни к чему хорошему не приводит.
– Спокойной ночи, доченька, – сказала Светлана.
– Идите-идите, – фыркнула теща. – Совсем замотали мою девочку, мою сладкую…
Мы вышли из комнаты, Светлана плотно притворила дверь. Стало тихо, только поскрипывали на стене старые ходики.
– Сплошные ути-пуси, – сказал я. – Нельзя так с ребенком…
– С девочкой – можно, – отмахнулась Светлана. – Тем более в три года. Антон… пойдем в сад.
– В сад, все – в сад, – бодро согласился я. – Идем.
Не сговариваясь, мы прошли к гамаку. Сели рядом – и я почувствовал, что Светлана пытается отстраниться, как ни трудно это сделать в гамаке.
– Начни с самого начала, – посоветовал я.
– С начала… – Светлана вздохнула. – С начала не получится. Все слишком перепуталось.
– Тогда объясни, почему ты отпустила ведьму?
– Она слишком много знает, Антон. И если будет суд… если все это откроется…
– Но она – преступница!
– Арина ведь не сделала нам ничего плохого, – тихо, будто себя уговаривая, произнесла Светлана. – Я думаю, в ней нет подлинной кровожадности. Большинство ведьм по-настоящему злобные, но бывают и такие…
– Сдаюсь! – Я поднял руки. – И оборотней приструнила, и Надю не обидела. Арина Родионовна, право слово. А что со срывом эксперимента?
– Она же объяснила.
– Что объяснила? Что без малого сотня лет истории России пошла коту под хвост? Что вместо нормального общества была построена бюрократическая диктатура… со всеми вытекающими последствиями?
– Ты же слышал – в итоге люди узнали бы про нас!
Глубоко вдохнув, я попытался собраться с мыслями.
– Света… ну что ты говоришь? Пять лет назад ты сама была человеком! Мы и остались людьми… только мы более продвинутые. Ну, новый виток эволюции. Узнали бы люди – и ничего страшного!
– Мы не более продвинутые. – Светлана покачала головой. – Антон, когда ты меня позвал… я догадывалась, что ведьма станет следить за сумраком. Я прыгнула сразу на пятый уровень. Думаю, кроме Гесера и Ольги, там никто из наших не бывал…
Она замолчала. И я понял – это и есть то, о чем Светлана хочет сказать. Что-то по-настоящему ужасное.
– Что там, Света? – прошептал я.
– Я довольно долго там была, – продолжала Светлана. – В общем… я кое-что поняла. Не важно сейчас, как именно.
– Ну?
– В той ведьмовской книге все написано правильно, Антон. Мы не настоящие маги. Мы не обладаем большими способностями, чем люди. Мы – все равно что синий мох с первого слоя. Помнишь тот пример из ведьмовской книжки про температуру тела и окружающей среды? Так вот у всех людей магическая температура – тридцать шесть и шесть. Тех, кто очень счастлив или очень несчастлив, лихорадит. У них – температура выше. И вся эта энергия, вся эта Сила – она греет мир. У нас – температура тела ниже нормы. Мы ловим чужую Силу и можем ее перераспределять. Мы – паразиты. У какого-нибудь слабенького Иного вроде Егора температура – тридцать четыре градуса. У тебя, к примеру, двадцать. У меня – десять.