Сказка со счастливым началом - читать онлайн книгу. Автор: Галина Маркус cтр.№ 70

Заведующая, оказывается, сразу же объяснила Калюжной, что Соня – порядочная, верующая девушка, но это не помогло. Говоря о Соне, Валентина Юрьевна просто исходила ненавистью. Особенно её бесило то, что Соня заставила мальчика обвенчаться.

Остальное и вовсе было бредом. Соня пытается через Калюжных добыть денег для своей секты. Диму она заполучила хитростью, подмешав что-то в питьё, когда он гостил у Аньки на даче, иначе он никогда бы не глянул на женщину старше себя – ведь он был влюблён в совсем другую, прелестную девочку. Каким-то образом (интересно, каким? – подумала Соня) Валентина Юрьевна узнала их семейную историю. Тот факт, что Соня подкидыш с неизвестной наследственностью, спокойно сочетался с другим её недостатком – с тем, что она дочь ненормальной. И, разумеется, это Мара научила её, как заполучить молодого мужчину.

Соня уже очень устала от всего этого. От образа интеллигентной мамы-преподавательницы давно ничего не осталось. Начинало казаться, что Митина мать или одержима, или глупа. Но Соня всё ещё пыталась её понять. Во что не поверишь, когда пропадает любимый сын, и ты не знаешь, что с ним произошло, почему он вдруг променял беззаботную жизнь на странную, чуждую его кругу женщину? Услышь Соня эту историю о ком-то другом, как бы она на неё взглянула? Одно точно: темперамент у Мити от матери, и живут они только своими чувствами, отдаются им целиком: уж любят – так любят, ненавидят – так всей душой.

– Нина Степановна, пожалуйста, не надо, – в конце концов, взмолилась Соня. – Я всё это знаю.

– Детка! Я же тебе вместо матери… Я тебя предупредить хочу. Говорила же, говорила – это та ещё семейка!

– Ну и что теперь… Ничего не изменишь.

– А вы что, и правда – венчались?

– Да.

– Но не расписывались? – уточнила заведующая.

– Нет.

– Ну, так чего же они боятся? – рассудительно заметила Нина Степановна. – Пока вы не поженились, никаких прав на их деньги ты не имеешь.

– Боже мой, при чём тут…

– Подожди, я тебе главного ещё не сказала. Имей в виду, Антон – дикий антисемит, у него это просто пунктик. Пойми меня правильно, ты же знаешь, я сама замечательно отношусь к…

– А мать? – перебила Соня.

– Ну, уж не ей бы про это… у неё у самой… корни. Только она скрывает.

* * *

Мара часто сталкивалась с проявлениями антисемитизма – ей, с её яркой внешностью и характером, было бы трудно их избежать. Но «принципиальной», идеологической еврейкой мать не была. Свою принадлежность к народу избранному она ощущала скорее как болезнь, которую лучше не афишировать. К концу жизни она вообще превратилась в настоящую конформистку.

Нет, конечно, при ней не стоило ругать евреев, исповедовать идеи, хоть каплю напоминающие фашизм, и нести тому подобную «ересь». Но, перенеся много испытаний, она предавала свою нацпринадлежность иначе. Это была высокая цель – оградить девочек от еврейства и несчастий, с ним связанных. Мара смертельно боялась и плакала, если девочек дразнили жидовками, заставляла называть себя русскими, а Соне велела всегда уточнять, что она ей не родная. При удочерении Соне оставили её славянскую фамилию, Аньку тоже записали русской – благо, папа не подкачал.

И всё же никого Мара не провела – у людей на «таких» глаз намётан.

А столкнулась с этим Соня уже в первом классе. Постановлением партии и правительства самый первый урок в её жизни объявили «уроком мира». Учительница провела его очень душевно, рассказав о положении негров и других угнетённых народов в капиталистических странах и вызвав у детей неподдельную жалость к жертвам геноцида.

Патетическая часть урока закончилась, возмущение несправедливостью буржуев немного улеглось. Педагог сделала перекличку и принялась рассаживать детей по парам – мальчиков с девочками. Соне не повезло. К ней решили подсадить мальчика, жившего по соседству – его мать конфликтовала с Марой с незапамятных времен. Причина конфликта уходила корнями так далеко, что никто её и не помнил…

Позже, став немного постарше, Соня часто размышляла, почему именно эта национальность вызывает у людей такое дикое раздражение? Почему, если плохой с чьей-то точки зрения человек ещё и еврей – национальность бьёт всем в глаза, а если русский – то нет. А если человек хороший – то говорят этак снисходительно: «Хоть он и еврей…» или «Евреи – они ведь тоже, разные бывают. У меня даже есть среди них друзья…» Такое ощущение, что евреи насолили всем и каждому в отдельности – чем, правда, она не знала.

Вот и у этого мальчика дома на кухне наверняка чихвостили Мару, не забывая прибавлять нужные эпитеты. Конечно, мальчик их вспомнил – не мог не вспомнить.

– Не буду сидеть с жидовкой! – заявил он во всеуслышание.

Учительница растерялась и сделала ему робкое замечание: мол, нельзя обзываться. Не решаясь настаивать, она предложила другому ребёнку занять место рядом с Соней. Но тот оказался не дурак и рассудил верно: если кто-то не хочет сидеть с жидовкой, то почему это он должен? Дети один за другим отказывались сидеть с Соней, хотя многие даже не знали, что означает это неприятное слово.

Она ничего не понимала – чем же она так плоха? Вова только-только появился в их с матерью жизни и подобных эпитетов пока не употреблял. Девочка оглядела себя – может, она чем-то испачкалась? Или толкнула кого нечаянно, заходя в класс? Что такое эта «жидовка» – нечто внешнее или черта характера?

Учительница, к сожалению, была слишком молоденькой, чтобы правильно себя повести. Вместо того, чтоб как следует пристыдить юных шовинистов, она только вымолвила растерянно:

– Дети, нельзя так говорить! Правильно говорить – «еврейка»…

Слово «еврейка» она произнесла напряжённо и тихо, с внутренним содроганием, точно прикасаться к нему так же опасно, как протягивать руку в клетку с хищником. Интонации педагога говорили сами за себя, и класс прекрасно её понял.

– Тогда не буду сидеть с еврейкой! – радостно заявил очередной претендент на место рядом.

В конце концов, с Соней согласилась сесть одна девочка – весёлая хохотушка с большими бантами; её ничего не пугало. К счастью, такие натуры бывают – они незлобивы сами и не зациклены на общественном мнении. Наверное, девочка эта не имела высоких моральных принципов и не понимала, какой геройский поступок совершает. Но она шепнула Соне, расположившись рядом за партой: «А мой папа говорит, что такие, как ты – очень умные. Я с тобой буду дружить, не бойся! А ты мне поможешь учиться?» Даже некоторая корыстность этого заявления не могла перевесить то, что испытала тогда к ней Соня.

Самое интересное, это подействовало на остальных – ведь кроме соседа, ни у кого не было повода её невзлюбить. Чужое великодушие оказалось не менее заразительным, чем чужая подлость. Инцидент быстро забылся и за начальную школу почти не вспоминался. Однако Соня пережила ещё много неприятных моментов, связанных со своим еврейством. Отголоски негативных эмоций так или иначе звучали в отношении к ней одноклассников.