Тайна "Красной Москвы" - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Тарасевич cтр.№ 47

— Ты не возражаешь? — спросила Настя, когда я вышла из машины. — У нас на участке стройматериалы. Такой бардак, даже снежную бабу поставить негде. Вот решили у вас.

— Да вы что, я только рада! Правильно сделали! Скоро Даринку заберу — а тут у нас такой красавец!

— Это не красавец, а красавица. Я ей накрашу губки и ногти и дам свою сумочку, — поправила меня София Павловна, голубоглазый ангелочек в розовой шапке. — Девочке нельзя без сумочки.

Настя улыбнулась и закатила глаза. София Павловна с младенчества была увлечена нарядами и косметикой, книжек не признавала в принципе, а успокоить ее любое горе мог только журнал «Космополитен».

Подхватив на руки Роби Вильямса (он открыл ротик, собираясь зареветь, но потом передумал и показал пальчиком на воробья, спикировавшего снеговику на голову), я предложила:

— Соседи, давайте я вам чая-какао принесу. Не жарко сегодня.

Настя покачала головой:

— Лучше пошли к нам. Мы глинтвейн делали, выпьем по стаканчику.

Больше всего на свете мне сейчас хотелось глинтвейна. А еще общества дочки с мужем, и чтобы вся эта дикая кровавая история закончилась (или еще лучше — чтобы она не начиналась). Но наверное, идти в гости к соседям мне сейчас не стоит.

— Мне надо сделать срочную работу, — объяснила я Насте и, передав ей все-таки пустившего слезу Роби Вильямса, пошла в коттедж.

Мне хотелось, чтобы соседи возились со снеговиком на нашем участке как можно дольше.

Но через полчаса они ушли в свой дом.

А потом стемнело, и страх опять стал терзать меня самыми мрачными предположениями и вездесущими угрозами.

Заварив себе чаю с мятой, я расположилась в гостиной, включила на ноутбуке комедию — и неожиданно для себя самой задремала.

Меня разбудил грохот в цокольном этаже.

Я бросилась вниз и поняла, что все кончено.

Миронов с парой оперативников задержали именно того человека, что я и предполагала, — актера Антона Гречко, мужа Екатерины Савицкой.

«Да быть такого не может, он же нормальный чувак, оперов в сериалах играет, — убеждал меня следователь несколькими часами ранее. — Мы этого мужика как своего в доску парня уважаем».

Я предложила ему проверить, если ли в базе МВД отпечатки пальцев «своего в доску парня». Миронов сделал пару звонков и сник.

Но похоже, до последнего в сердце Владлена Ильича жила надежда, что я, баба-дура-блондинка, все перепутала.

Миронов защелкнул на запястьях Антона наручники и охрипшим голосом поинтересовался:

— Ну, нафига? Нафига тебе все это надо было? Я ж, блин, всегда тебя по телику смотрел. Я у тебя автограф хотел взять. А ты…

— А что — я? Да что вы все знаете обо мне?! О нас с Катей?!

…О том, что папа работает в КГБ, в детстве Антон не знал. Отец уходил на работу в гражданской одежде, да и друзья его, заходившие в гости, военной формы не носили. Только по праздникам, когда все собирались в клубе, папа надевал китель, белую праздничную рубашку. А на некоторых дяденьках, как заприметил Антоша, даже была кобура, коричневая, на поясе. В кобуре, наверное, лежит самый настоящий пистолет; не то что пластмассовая ерунда из «Детского мира», которую дарят Антоше. Правда, пистолетики, даже самые настоящие, Антона особенно не интересовали. Походов в клуб он ждал по другой причине. Конечно, сначала во время праздника было довольно скучно. На трибуну выходили дяденьки в смешных фуражках и что-то читали по бумажке, а затем им все хлопали. Но потом наконец занудные речи заканчивались и начинался концерт. Вот тут надо было не теряться, поскорее убегать от мамы и по ступенькам быстро-быстро забираться на сцену. Мама, уже зная, что произойдет, летит следом. Но к счастью, ступеньки крутые, на маме праздничные туфли на высоких каблуках. А еще сцена вся опутана проводами. Все это мешает маме поймать Антона. Он прорывается к микрофону, подпрыгивает (если микрофон закреплен на высокой палочке) или вырывает его из рук ведущего.

— Внимание все! Сейчас Антон Гречко исполнит вам композицию собственного сочинения! — провозглашает Антон и бежит к пианино.

Он врет — пианино у них дома нет, и никакой композиции собственного сочинения соответственно тоже. Ну и что с того? Можно открыть лакированную крышку и стучать по любым клавишам, какие под руку подвернутся. Никто же не знает, что Антон не умеет играть. А дяденьки из телевизора, кажется, тоже так делают — колотят по клавишам без разбора и при этом хмурятся, выкатывают глаза или надувают щеки. А еще они нервно откидывают назад волосы. Пожалуйста, пожалуйста — Антон изобразит все это мгновенно.

А можно не бежать к пианино. Можно станцевать — хоть «Лебединое озеро», хоть вальс. Можно спеть песню, прочитать стихи…

Конечно, Антон устраивает концерты и дома, для мамы и папы. Родители хвалят его и хлопают. Но зал и сцена в клубе — это совсем другое дело. Сразу, как только Антон впервые увидел сцену — он понял, что ему обязательно надо туда. Там, только там, происходит настоящее чудо! Только там живет сказка — в этом полумраке, пахнущем пылью, духами, костюмами, тайной. Сцена — самое невероятное живое существо, какое только может быть. На нее смотрят люди, они аплодируют. Их взгляды запускают звонкие серебристые водопады энергии, разбивающиеся о сцену миллионами хрустальных капель. В общем, сцена — это сцена. Лишь в этом месте происходит сказка. А книжки про принцев и принцесс — ерунда полная.

Антон не понимал, какая сила влечет его на сцену. Но те мгновения, когда он стоял на ней и чувствовал устремленное на себя внимание зала, были самыми-самыми счастливыми в его жизни. Он не испытывал ни капли смущения. Просто старался быстрее, как можно быстрее, прочитать стихотворение, спародировать застывшего ведущего, станцевать только что придуманный танец.

У него имелась лишь пара минут. Потом мама добиралась до сцены, ведущий отбирал микрофон и объявлял:

— Импровизация маленького артиста закончена. А сейчас перед вами выступает…

— Антоша, ты не должен так себя вести. Это неприлично, — выговаривала позже мама, угрожая в наказание не купить мороженое (но потом забывала о своей страшной угрозе и все равно покупала).

А отец за него вступался:

— Ну и зачем ты его оттуда вытащила? Уж Антон наш поет-пляшет получше этих толстых девок из местной самодеятельности…

Потом он увлекся воспроизведением голосов.

— Дорогая, я дома! Корми меня срочно! — провозглашал отец по вечерам.

Антон повторял эти фразы перед зеркалом и чувствовал, что интонации папы ему удается передать легко. Но голос у отца более низкий, и такой даже при всех усилиях из своего тонкого голоска не выжмешь. Мама ни разу не поверила, когда Антон пытался разыграть ее и притворялся отцом, вернувшимся с работы… А вот папа как-то доверчиво отозвался на Антошино: «Ужин на столе, мой руки». Пришел на кухню и недоумевал, почему же жена позвала его ужинать, когда макароны по-флотски еще не готовы.