Камни вместо сердец - читать онлайн книгу. Автор: К. Дж. Сэнсом cтр.№ 2

ДЖАЙЛС РЕНН

БАРРИСТЕР ИЗ ЙОРКА

1467–1541

Этот камень я не стал трогать. Не стал и обращаться к лежавшему под ним старику, но лишь вспомнил о том, как именно умер Джайлс, и понял, что, пожалуй, сам напрашиваюсь на мрачное настроение.

Голос труб, внезапно раздавшийся в этот самый момент, испугал меня едва ли не до беспамятства. Старуха распрямилась и принялась осматриваться по сторонам круглыми, полными страха глазами. Догадавшись, в чем дело, я отправился к стене, отделявшей кладбище от Линкольнс-инн филдс, открыл деревянную калитку и, шагнув наружу, стал рассматривать происходящее.

Поля Линкольнс-инн являли собой открытую и незаселенную пустошь, где студенты-законники ловили кроликов на заросшем травой холме Кони-гарт, Кроличьей ограде. В обычный день после полудня здесь можно было увидеть лишь нескольких направлявшихся в разные стороны прохожих. Сегодня же здесь собралась толпа поглазеть на пять десятков молодых людей, в рубашках и камзолах либо в синих балахонах подмастерьев, выстроившихся в пять неровных шеренг. Некоторые держались угрюмо, другие задумчиво, третьи бодрились. В руках у большинства были боевые луки, которыми, согласно закону, достигшие воинского возраста мужчины должны были вооружаться ради упражнения в стрелковом деле, хотя многие нарушали этот закон, предпочитая гонять шары по лужайкам, а также играть в кости и карты, теперь запрещенные для не имеющих статуса джентльмена. Длина боевых луков достигала двух ярдов, тем самым по большей части превышая рост их владельцев. У некоторых, впрочем, в руках были луки поменьше, среди которых усматривались и более слабые, вязовые, вместо сильных, тисовых. Почти у всех были кожаные нарукавники на одной руке и наперстки на другой. Тетивы натянуты, луки напряжены…

Строил их в ряды по десять человек вояка средних лет, на квадратном, обрамленном короткой черной бородкой лице которого застыло суровое и неодобрительное выражение. Он блистал великолепием мундира лондонской городской милиции: белым дублетом с рукавами, в прорезях которых алела подкладка, и круглым полированным шлемом.

Ярдах в двухстах от них располагались мишени – покрытые дерном насыпные холмики шести футов высотой. Здесь подлежащие призыву ратники должны были практиковаться каждое воскресенье. Прищурившись, я разглядел соломенное пугало, облаченное в лохмотья, в помятом шлеме и с намалеванной на животе французской лилией. Итак, здесь происходил очередной смотр, новая группа горожан проверялась на стрелковое мастерство, чтобы отобрать тех, кого можно послать в собиравшиеся на побережья войска или на королевский флот. Приятно было сознавать, что в свои сорок лет и при горбе я не подлежал призыву в войска!

За неторопливыми действиями лучников наблюдал со спины отличной серой кобылы полный и невысокий мужчина. Голову его лошади, покрытой попоной лондонского Сити, прикрывал металлический налобник с отверстиями для глаз, превращавший ее в некое подобие черепа. Туловище всадника обхватывал полудоспех, прикрывавший его тело и руки полированной сталью, а ветерок теребил павлинье перо на широком черном берете. Я узнал Эдмунда Карвера, одного из старших городских олдерменов: два года назад мне случилось выиграть его дело в суде. В панцире он выглядел неуклюжим и время от времени неловко менял позу. Это был вполне приличный торговец из Бархатной и Шелковой гильдии, интересовавшийся, главным образом, качеством своей еды. Возле него находились еще двое солдат в мундирах городской милиции. Один из них держал в руках длинную медную трубу, а второй – алебарду. Возле них находился писец в черном дублете: на шее его висел переносной пюпитр со стопкой бумаг.

Державший алебарду солдат положил свое оружие и подобрал с земли полдюжины кожаных колчанов. Пробежав перед первой из шеренг рекрутов, он просыпал на землю рядок стрел. Командовавший смотром все еще мерил стоявших перед ним людей острым оценивающим взглядом. Нетрудно было понять, что передо мной профессиональный офицер, из тех, которых я видел четыре года назад во время Великого шествия короля в Йорк. Должно быть, этот человек работал теперь с городской милицией – корпусом добровольцев, учрежденным в Лондоне несколько лет назад, и учил их солдатскому делу в конце недели.

Наконец он обратился к своим людям громким и звучным голосом:

– Англии нужны бойцы, способные послужить ей в час величайшей опасности! Французы готовы вторгнуться на нашу землю, готовы обрушить огонь и смерть на наших детей и женщин. Но мы не забыли Азенкур! [6]

Он сделал драматическую паузу, и под одобряющий ропот рекрутов Карвер воскликнул:

– Так точно!

Офицер продолжил:

– После Азенкура мы знаем, что один англичанин стоит трех французов, и потому вышлем им навстречу наших легендарных стрелков! Те, кого изберут сегодня, получат мундир и три пенса в день! – Голос его сделался более жестким. – А теперь мы посмотрим, кто из вас, ребята, учился стрельбе каждую неделю, как того требует закон. Те, кто не делал этого, – он сделал многозначительную паузу, – могут оказаться в копейщиках, чтобы встретиться с французами лицом к лицу! Так что не надейтесь, что плохая стрельба избавит вас от попадания на войну.

Он вновь оглядел строй неловко переминавшихся с ноги на ногу и явно взволнованных рекрутов с тяжелым и гневным выражением на окаймленном темной бородой лице.

– А теперь, – снова заговорил он, – по следующему гласу трубы каждый из вас со всей возможной быстротой выпустит шесть стрел, начиная с того, кто стоит слева в первом ряду. Специально для вас мы приготовили чучело, так что можете представлять себе, что видите пред собой французишку, явившегося, чтобы изнасиловать ваших мамаш, у кого они есть!

Я окинул взглядом собравшуюся толпу. Ее образовывали взволнованные мальчишки и люди постарше и победней, среди которых были и несколько встревоженных женщин, должно быть, жен или возлюбленных кого-то из рекрутов.

Солдат поднес трубу к губам и протрубил. Первый из стрелков, крепкий и симпатичный молодой парень в кожаной куртке, уверенно шагнул вперед со своим боевым луком. Подняв стрелу, он наложил ее на тетиву. А затем быстрым и плавным движением откинулся назад, распрямился и по высокой дуге послал стрелу через отделявшее его от мишени пространство. Она вонзилась в лилию на животе пугала с такой силой, что соломенная мишень дернулась, словно живой человек. Не более чем за минуту он выпустил еще пять стрел, и все они попали в манекен. Дети отозвались неровным ободрительным ропотом. Улыбнувшись, парень повел широкими плечами.

– Неплохо! – неохотно буркнул офицер. – Ступай, пусть твое имя запишут!

Новобранец подошел к писцу, помахав луком толпе.

Следующим был долговязый молодец в белой рубахе, едва ли достигший двадцати лет. Лук у него был из вяза, и во взгляде его была заметна тревога. Я не заметил на его руках ни нарукавника, ни наперстка. Офицер мрачным взором проводил движение его руки, откинувшей с глаз копну нечесаных светлых волос. Парень пригнулся, поднял стрелу, приложил ее к тетиве, а затем с явным усилием напряг лук и выстрелил. Стрела вонзилась в землю едва ли не на полпути к цели. Движение лишило мальчишку равновесия, и он едва не упал, подпрыгнув в последний момент на одной ноге, рассмешив этим детей.