Слуги правосудия - читать онлайн книгу. Автор: Энн Леки cтр.№ 34

— Что ты видела в моей квартире? — спросила Стриган, и в ее голосе прозвучали любопытство и злость.

— Мозаику. С недостающими фрагментами. — Должно быть, я сделала правильный вывод о существовании и природе этих фрагментов, ведь я здесь, и здесь Арилесперас Стриган.

Стриган снова рассмеялась.

— Такими, как ты. Слушай. — Она наклонилась вперед, уперев руки в бедра. — Ты не сможешь убить Анаандер Мианнаи. Хотела бы я, чтоб это было возможно, но это не так. Даже… с тем, что, как ты думаешь, у меня есть, ты не сможешь этого сделать. Говоришь, что двадцати пяти таких пистолетов оказалось недостаточно…

— Двадцати четырех, — исправила я.

Она отмахнулась от этой поправки:

— Было недостаточно, чтобы удержать радчааи в стороне от Гарседда. Почему ты думаешь, что с одним можно добиться большего, чем легкое раздражение?

Она знала, что к чему, иначе не удрала бы. Не просила бы местных бандюганов позаботиться обо мне прежде, чем я до нее доберусь.

— И почему ты так стремишься к совершенно нелепой цели? Вне пространства Радча все ненавидят Анаандер Мианнаи. Если бы каким-то чудом он умер, празднования продлились бы добрую сотню лет. Но этого не случится. Этого точно не произойдет из-за одной дуры с пистолетом. Я уверена, ты это знаешь. Вероятно, ты понимаешь это гораздо лучше, чем я.

— Верно.

— Тогда почему?

Информация — это власть. Информация — это безопасность. Планы, разработанные на основе несовершенной информации, неизбежно дефектны, их фиаско или успех зависят от воли случая. Когда я поняла, что мне придется найти Стриган и добыть у нее пистолет, я знала, что наступит такое мгновение. Если бы я ответила на вопрос Стриган — если бы я действительно ответила на него, как она наверняка потребует, — я бы выдала ей то, что она смогла бы использовать против меня как оружие. Она бы и себе навредила, но это не всегда сдерживает, я это знала.

— Иногда… — начала я, затем исправилась: — Довольно часто, узнав кое-что о религии радчааи, спрашивают: «Если все, что происходит, — это воля Амаата, если не может произойти ничего, что уже не задумано богом, то зачем вообще утруждать себя?»

— Хороший вопрос.

— Не особенно.

— Нет? Зачем тогда утруждаться?

— Я есть, — сказала я, — как меня сотворила Анаандер Мианнаи. Анаандер Мианнаи такова, как ее сотворили. Мы обе сделаем то, для чего были сотворены. То, что нам надлежит сделать.

— Я сильно сомневаюсь в том, что Анаандер Мианнаи сотворил тебя, чтобы ты его убила.

Любой ответ раскрыл бы сейчас больше, чем мне этого хотелось.

— А я, — продолжила через полторы секунды молчания Стриган, — сотворена, чтобы требовать ответов. Это — лишь божья воля. — Она махнула левой рукой — «не моя проблема».

— Ты признаёшь, что у тебя есть пистолет?

— Я ничего не признаю.

Теперь я могла положиться только на случай, шагнуть в невообразимую тьму, ждать, что решит жребий — жизнь или смерть, и шансы мне были неизвестны. Или я могла сдаться, но как сдаться теперь? После стольких лет и стольких усилий? И я рисковала и раньше — даже больше, и добралась так далеко.

У нее должен быть пистолет. Должен. Но как мне заставить ее отдать его мне? Что может заставить ее отдать его мне?

— Расскажи мне, — проговорила Стриган, пристально глядя на меня и наверняка видя с помощью своих медицинских имплантатов мое разочарование и сомнение, колебания моего кровяного давления, температуры и дыхания. — Расскажи мне почему.

Я закрыла глаза и почувствовала себя слепой из-за того, что не могла видеть другими глазами, которые, как я знала, были у меня когда-то. Открыла вновь, сделала глубокий вдох и рассказала.

Я думала, что персонал, обслуживающий храм по утрам, предпочтет (что было бы вполне понятно) остаться по домам, но одна малышка-цветонос, проснувшись прежде взрослых, пришла с пучком сорняков с розовыми лепестками и остановилась, пораженная, у порога дома, увидев коленопреклоненную Анаандер Мианнаи перед нашей маленькой иконой Амаата.

Лейтенант Оун одевалась на верхнем этаже.

— Я не могу проводить службу сегодня, — сказала она мне, голос был бесстрастным, что отнюдь не отражало внутреннего состояния. Утром уже было тепло, и она потела.

— Вы не коснулись ни одного тела, — констатировала я факт, поправляя воротник ее куртки. Не это надо было сказать.

Четыре моих сегмента, два на северном берегу Преддверия Храма и два по пояс в тепловатой воде и иле, подняли тело племянницы Джен Таа на плиту и отнесли его в дом врача.

На первом этаже дома лейтенанта Оун я сказала напуганному, застывшему цветоносу:

— Все в порядке.

Водонос не показывался, а я не имела права выполнять эту роль.

— Вам придется, по крайней мере, принести воды, лейтенант, — сказала я наверху лейтенанту Оун. — Цветы доставили, но водонос не пришла.

В течение нескольких мгновений лейтенант хранила молчание, пока я вытирала ей лицо.

— Верно, — сказала она и спустилась вниз, где наполнила вазу, а потом подошла с ней к девочке, которая стояла рядом со мной, все еще напуганная, сжимая пучок розовых цветов. Лейтенант Оун протянула ей вазу, и она поставила в нее цветы и вымыла руки. Она хотела снова взять цветы, но тут Анаандер Мианнаи повернулась и посмотрела на нее — девочка отшатнулась и схватила мою руку в перчатке голой рукой.

— Тебе придется снова вымыть руки, гражданин, — прошептала я, и при некотором содействии с моей стороны она так и сделала, затем снова взяла цветы и выполнила свою часть утреннего ритуала правильно, пусть и нервно. Больше никто не пришел. Меня это не удивило.

Врач, говоря сама с собой, а не со мной, хотя я стояла в трех метрах от нее, констатировала:

— Очевидно, перерезали горло, но сначала отравили. — А затем — с отвращением и презрением: — Ребенок из их семьи. Эти люди нецивилизованны.

Наша единственная маленькая служительница ушла, зажав в руке подарок лорда Радча — значок в форме цветка с четырьмя лепестками, на каждом из которых было покрытое эмалью изображение одной из четырех Эманаций. В любом другом месте радчааи, получивший такой знак — символ служения в храме с самим лордом Радча, — высоко ценил бы его и носил бы почти постоянно. А этот ребенок, наверное, кинет его в коробку и забудет. Когда она оказалась вне поля зрения (лейтенанта Оун и лорда Радча, но не моего), Анаандер Мианнаи повернулась к лейтенанту и спросила:

— А это не сорняки?

Лейтенанта Оун захлестнула волна смущения, к которому мгновением позже добавились досада и такая бешеная ярость, какой я не замечала в ней никогда прежде.

— Не для детей, мой лорд. — Ей не удалось смягчить резкость в голосе.