Барри почувствовала угрызения совести – следовало бы выбрать на ужин что-нибудь менее калорийное, но… какого черта? Если торчишь вечерами дома, обрядившись в бесформенный свитер с шерстяными носками, и коротаешь время с собакой, а в перспективе у тебя ничего, кроме работы, то какая разница, наберешь ты лишний килограмм или нет?
Пока Барри заказывала по телефону две пиццы, Кронкайт снова заскулил и принялся царапать дверь, намекая, что неплохо было бы прогуляться еще и перед ужином. Обернувшись, Барри прикрыла трубку ладонью.
– Если тебе приспичило, ступай. Но через собственную дверь!
Кронкайт уставился на вырезанный в входной двери проем – на морде его было написано презрение. Проем был достаточно большой, чтобы пес мог выбраться во двор, но все-таки недостаточно, чтобы им мог воспользоваться грабитель. Продолжая говорить по телефону, Барри выразительно ткнула пальцем в сторону дверцы. Кронкайт с обиженным видом протиснулся наружу. К тому времени, как пес вернулся, Барри уже повесила трубку.
– Пиццу обещали привезти через двадцать пять минут. Если опоздают, мы получим заказ бесплатно, – объявила она.
В ожидании пиццы Барри налила себе бокал мерло и поднялась на третий этаж, где располагался рабочий кабинет. Чтобы приобрести небольшой старинный особняк в фешенебельном районе Дюпон Сёркл, Барри пришлось обналичить свой трастовый фонд. Дом отличался неповторимой архитектурой и при этом был расположен на редкость удачно.
Сначала Барри снимала только верхний этаж, представлявший собой отдельную квартиру. Но когда до окончания срока аренды оставалось всего полгода, владелец перебрался в Европу и предложил ей полностью выкупить здание. Барри тут же превратила три крошечные комнатушки этажа в просторный рабочий кабинет-студию.
Одну из стен полностью занимали видеокассеты. Книжные полки, поставленные одна на другую, тянулись от пола до потолка. Барри хранила тут все свои репортажи, а также записи новостей с важными событиями и все новостные журналы. Записи были расставлены в алфавитном и тематическом порядке. Без труда найдя нужную видеокассету, Барри вставила ее в видеомагнитофон и стала просматривать запись, неспешно потягивая белое вино из изящного старинного бокала.
Смерть и похороны маленького Роберта Раштона Меррита были записаны во всех подробностях. Случившаяся трагедия казалась несправедливой вдвойне, ведь она произошла не с кем-то, а с Мерритами, чей брак пресса в свое время объявила идеальным.
Президент Дэвид Малькольм Меррит казался отличным примером для любого американского мальчишки, собиравшегося воплотить в жизнь Большую Американскую мечту. Красивый, атлетически сложенный, харизматичный политик.
Ванесса Меррит стала для него идеальной женой. Она была ослепительна. Ее красота и обаяние удачно компенсировали кое-какие небольшие недостатки. Например, ум. И здравый смысл. Может быть, ее и не считали гением, но кого это волновало? Народу нужна была первая леди, которая вызывала бы всеобщую любовь, и Ванесса полностью соответствовала этим требованиям.
Родители Дэвида умерли давным-давно. Других родственников, даже дальних, у него не было. Их отсутствие с лихвой компенсировал отец Ванессы. Клитус Амбрюстер занимал пост сенатора верхней палаты от штата Миссисипи так долго, что всем казалось, будто он так и родился в сенаторском кресле. Он проводил в последний путь столько американских президентов, что уже сам сбился со счета.
Объединившись, они образовали прекрасную троицу, известностью не уступавшую королевской фамилии. Ни разу со времен Кеннеди ни один американский президент и его жена не привлекали к себе столько внимания, ни к кому из них не относились с таким восторженным обожанием, причем не только в Штатах, но и во всем мире. Что бы они ни делали, куда бы ни пошли, вместе или порознь, это всегда расценивалось как сенсация.
Неудивительно, что вся Америка чуть с ума не сошла от счастья, когда газеты объявили, что первая леди ждет ребенка. Этот малыш заранее стал всеобщим любимцем.
Его появлению на свет пресса уделила куда больше внимания, чем операции «Буря в пустыне» или этническим чисткам в Боснии. Барри вспомнила, как, затаив дыхание, смотрела репортаж из Белого дома, когда новорожденного впервые представили общественности. Хови тогда брюзгливо поинтересовался, не слышал ли кто-нибудь, что на Востоке взошла новая яркая звезда.
Но вскоре произошло событие, вызвавшее еще больший шум в прессе. Тремя месяцами позже было объявлено о смерти сына президента.
Казалось, весь мир был охвачен горем. Никто не хотел в это верить. Америка погрузилась в скорбь.
Барри, допив вино, перемотала пленку и снова внимательно уставилась на экран, уже в третий раз просматривая ту ее часть, которая относилась к похоронам.
Ванесса Меррит, бледная и трагически прекрасная в трауре, казалось, вот-вот сломается. Было ясно, что ее сердце навсегда разбито. Как выяснилось, ей несколько лет не удавалось зачать ребенка – еще одна интимная деталь ее личной жизни, которую пресса вытащила на свет и теперь с упоением обсасывала день за днем. И то, что она потеряла малыша, которого уже почти отчаялась родить, превратило ее в настоящую мать-героиню.
Президент держался изо всех сил, хотя по его осунувшемуся лицу струились слезы – видно было, как они поблескивают на кончиках его аккуратно подстриженных усов. Репортеры без устали повторяли, как он внимателен и заботлив с женой. В этот скорбный день Дэвид Меррит был в первую очередь мужем и скорбящим отцом и только потом президентом.
Сенатор Амбрюстер плакал, вытирая глаза белоснежным носовым платком. Камеры запечатлели момент, когда он положил на гроб внука букет белых роз, а рядом – крошечный флаг штата Миссисипи.
Окажись Барри на месте первой леди, она бы скорее умерла, чем допустила подобный фарс. Она разбила бы камеры и вытолкала бы репортеров в шею, хотя прекрасно понимала, что ее коллеги просто делают свою работу. И все же превратить похороны единственного ребенка в шоу, за которым по спутниковому телевидению с замиранием сердца следит весь мир… просто чудовищно! Как Ванесса Меррит допустила такое? И откуда у нее взялись силы выдержать все это до конца?
Неожиданно в дверь позвонили.
Барри покосилась на часы.
– Проклятье! Двадцать четыре минуты тридцать девять секунд! Знаешь, Кронкайт, – проворчала она, сбегая по лестнице, – мне иногда кажется, что они это нарочно дарят людям надежду, чтобы потом отнять ее!
Пиццу доставил сам Луиджи. Это был тучный коротышка с розовым, мокрым от пота лицом, пухлыми губами и густой порослью курчавых черных волос на груди. Казалось, они перебрались сюда с головы, оставив ее лысой и круглой, как бильярдный шар.
– Мисс Тревис, – он неодобрительно поцокал языком, оглядев ее с головы до ног. – А я-то решил, что вторая пицца для вашего возлюбленного.
– Боже упаси! Та, что с мясом, для Кронкайта. Надеюсь, в ней не слишком много чеснока, а то беднягу от него пучит. Сколько с меня?