Аргидава - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Гончарова cтр.№ 16

И однажды призналась. Все рассказала как есть – что ее мучает.

– Так. Давай уточним, – потом спрашивал Игнат. – Девушка, которую ты со мной видела, была в клетчатом пальто? В красно-серую клетку? В коротком пальто? На замке?

– Дааа… Кажется, да. В туфельках еще таких, как у меня… То есть у меня, как у нее… То есть… – догадалась Маша еще раньше, чем Игнат произнес вслух. – Сумка еще… Между прочим, тяжелая сумка. Неудачная.

– Не было никакой девушки в капюшоне. Не могла ты меня встретить в октябре. В это время я был на сборах, прыгал с парашютом! Ты что, забыла, что ли?! Я же плечо повредил, сломал два ребра и лежал в госпитале. Маха! Этой девушкой была ты. Ты встретила нас с тобой. В будущем октябре. Скорей всего, ты опять замерла, уставилась куда-то, поворошила время, как ты одна умеешь. И увидела.

Теперь и он знает, мрачно размышляла Маша, что с головой у меня что-то не так. Хотя и говорит, что это глупости. Утверждает, что такое со мной, потому что я чуткая. До чего же обидно, что к кому-то приходят чудеса в виде белого коня с принцем на борту, а я вижу или события из прошлого, отчего у меня на носу вдруг оказывается красное несмываемое пятно, или свое будущее под дождем в капюшоне, картинка которого так меня вымотает, что, пока доживешь до него, этого будущего, уже ничего не чувствуешь, одну усталость.

Из блокнота

…Мне, признаться, было страшно, какие-то воспоминания из детства: замкнутое пространство подземных святынь Киево-Печерской лавры, ряды кипарисовых гробниц в нескончаемых коридорах, где почивают нетленные святые мощи подвижников благочестия, ушедших в добровольное затворничество, в вечности которых призывали убедиться экскурсоводы, указывая на открытые высохшие маленькие человеческие ручки.

Это сейчас я бы серьезно и где-то даже с трепетом, уважая решение затворника отрешиться от всего мирского, земного, суетного, монаха бесстрашного решение остаться наедине с собой, со своими мыслями о последнем своем земном вздохе, подошла бы и убедилась, да, нетленны. Но тогда, в тринадцать лет, в самом сложном человеческом возрасте, взглянув на одну из ручек под стеклом, я чуть не потеряла сознание и, включив свое воображение, к ручке той пририсовала и все остальное. В детском искреннем недоумении, что ж, мол, не предадут земле несчастного, зачем выставляют как экспонат выставочный? Я упорно думала, спала плохо и все никак не могла понять, зачем же так с ними поступают, для чего и какая от этого польза, чему и кому служат они, схиму принявшие навечно. А с отцом Васылем я тогда еще знакома не была и не дружила.

И вот образ тех самых ручек сплелся в моем воображении с гнетущим замкнутым пространством подземелья. Мой страх передался и моей героине Маше.

– Ого… – протянул Игнат, рассматривая замок.

Новый замок с кодом был погнут, оцарапан, но, то ли вскрывали его, то ли не смогли вскрыть, было неясно.

– Странно, кому понадобилось лезть сюда? – Маша разглядывала глубокие борозды на замках.

– Тому, кто год назад украл у Аси ключи.

Игнат долго возился с замками, а Маша все время думала: вот бы не открылось, вот не открылось бы подольше. Но сначала щелкнул один замок, потом, спустя минуту, – второй. Игнат откинул крышку, обитую жестью, показались полусгнившие деревянные ступеньки. Игнат зажег фонарик, и Маша обреченно принялась спускаться следом за ним. Учитывая прежний опыт, медленно, старательно прощупывая ступеньки. Несколько ступенек внизу прогнили окончательно, и пришлось прыгать.

Узкий коридор, как и рассказывала в детстве Мира, затем разбухшая, на ржавых петлях дверь, опять узкий коридор, что привел их в небольшое помещение, от него коридор вел прямо, потом вправо, потом влево, проход сужался, потом опять повернул вправо, где оказался вроде бы тупик. Игнат посветил фонариком вокруг и обнаружил сбоку узкий и низкий ход, где идти надо было пригнувшись, а ход становился все у́же и ниже, и только потом, протиснувшись боком, почти на корточках они попали в большое сводчатое помещение – целый зал с большим, грубо сколоченным деревянным столом.

Пахло сыростью, плесенью от земляного пола. Несколько крепких столбов подпирали потолок в самой широкой части зала. Игнат осветил один столб и накрепко вбитое в него кольцо.

– Для чего это? – Маша сразу представила, что дальше в подземелье они увидят скелеты, прикованные к таким вот кольцам и столбам, жуткие тени, шепот, стоны, – ей отчаянно захотелось обратно домой, ну, или прижаться к сильному уверенному плечу. Понятно же.

– Это, наверное, для лошадей. – Игнат постучал ногтем по столбу. Тот ответил глухим гулом.

– Металл? – просипела Машка только для того, чтобы не раствориться в темноте, чтобы услышать собственный голос, чтобы не потерять контроль над собой.

– Мне кажется, это лиственница.

– За… Зачем лиственница? Откуда у нас здесь лиственница, Игнат? Игна-а-ат, я хочу знать, откуда у нас лиственница? Она ж у нас не растет.

– Ну, кто-то грамотный, кто строил это подземелье, привез сюда лиственницу. Лиственница имеет свойство каменеть. Вся Венеция на сваях из лиственницы стоит. И если бы это было просто подземелье, зачем было везти откуда-то лиственницу, можно было ограничиться дубовыми столбами-подпорками. Так ведь? Маш, ты чего? Не бойся, – внезапно голос Игната потеплел.

Маша, конечно, боялась. Но в таких вот случаях ее спасает от паники удивительное свойство организма: задумываться о самых неожиданных вещах в совершенно неподходящих обстоятельствах. Она, конечно, боялась, но, наблюдая, как Игнат ногтем колупает окаменевшую лиственницу и рассматривает лошадиное кольцо, думала, надо же, какой хороший. Какой у него красивый профиль. А как он вчера меня рассмешил! Разговаривал с собачкой в чьем-то дворе. Собака подняла ухо и склонила голову вправо, Игнат тоже склонил голову вправо. Собака сказала предупредительное:

– Б! Б! Б!

Игнат тоже сказал по-собачьи:

– Б! Б! Б!

А Машка умирала от смеха, как они были похожи оба. И когда они уходили, собачка подбежала к калитке, высунула башку и заскулила, мол, вернись, вернись, еще давай поиграем.

Игнат тогда приобнял ее за плечи, тоже хохоча, заметил:

– Машк, а ведь мы с тобой смеемся над одним и тем же.

– Ну и что?

– А то, что это очень хороший знак. Представь, если бы я смеялся, а тебе было бы не смешно. Прикинь? Это же почти инопланетяне получаются, которые дышат разным воздухом и не могут находиться вместе.

– А собачку эту зовут Старшина, – сказала Машка вслух.

– Что? – не расслышал Игнат. – Пошли дальше.

И Маша продолжила размышлять, что до чего же правильно девушке или женщине быть не одной. А чтобы рядом шел, стоял, сидел или лежал кто-то единственный, теплый. Не кот. И не собачка. И стала думать еще разное, о чем не расскажешь, потому что редко кто умеет такое рассказывать.