Лидерство: проклятье или панацея - читать онлайн книгу. Автор: Борис Поломошнов cтр.№ 61

Готовых на самопожертвование.

Ради вдолбленной им абсолютизированной идеи.

Базовой для данной идеологии.

Объединению же таких приверженцев в плотные шеренги «бескомпромиссных борцов за идею» максимально эффективно способствует формирование и закрепление на уровне архетипа – «коллективного бессознательного», как назвал этот феномен Карл Густав Юнг, – образа общего для них врага, лозунгами борьбы против которого легче всего объединять «своих» – «идейно сознательных».

Именно с такой целью идеологии как средству обеспечения регулирования будущего поведения людей и подчиняется воспитание.

Простой пример: провозглашая «ультрасовременную» доктрину тотальной толерантности, ее проповедники по сути дела объявляют «врагами народа» всех, кто не испытывает пароксизма восторга от этой доктрины…

Таким образом формируется единство идеологии и воспитания при обязательном соблюдении верховенства первой над второй.

То есть, абсолютизация воспитания как субъект-объектного процесса, в котором субъектом выступает воспитатель, а объектом – воспитуемый, имеет своим закономерным следствием низведéние воспитуемого до уровня дрессированного исполнителя команд воспитателя-дрессировщика.

Здесь остается лишь отметить, что в своем абсолютизированном виде каждое из попарно существующих средств осуществления лидером и контроля («кнут и пряник»), и корреляции («обетования и угрозы»), и регуляции (воспитание и идеология) будущего поведения ведомых им людей полностью изживает себя, вырождаясь в законченный абсурд, не имеющий никакой позитивной исторической перспективы.

Соответственно, лидер, руководствующийся этим законченным абсурдом, конченый.

Для Будущего.

Потому что позитивно-перспективное Будущее такого лидера заканчивается, не успев начаться.

Естественно, возникает вполне законный, закономерный и законно-напрашивающийся вопрос: «А что же – вместо?».

Хуля хулимое, предлагай достойное.

Не так ли, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница?

«Работать надо не двенадцать – четырнадцать часов в сутки, а – головой».

Стив Джобс.

У мудрых, хотя и древних греков, для обозначения понятия времени применялось два термина: хронос (Χρόνος) и кайрос (Καιρός).

По именам одноименных богов.

Первый из них олицетворял собой астрономическое время.

Плавно и равномерно текущее.

Не зависящее ни от каких привходящих факторов, условий и обстоятельств.

Покойное. Как его символ и как его изображение (см. фото).

Mutter Erde. Изображение бога Хроноса на надгробье (1960 г.)

В хроносе каждая минута хронически содержит в себе ровно шестьдесят секунд.

Не больше и не меньше.

В свою очередь в каждом хроническом часе хранится ровно шестьдесят минут.

Тютелька в тютельку.

У бога Хроноса все предельно просто, ясно, четко распределено и предустановленно.

Раз и навсегда.

Под эгидой Хроноса никто никуда не спешит.

Таков его эдикт.

Туда, куда он влечет, все успеют.

Точь-в-точь, как у Владимира Семеновича Высоцкого: «В гости к Богу не бывает опоздавших».

И – как у мудрых, хотя и древних римлян: «Omnes vulnerant ultima necat» – «Каждый час ранит, последний убивает».

Так к чему тогда спешить, спрашивается?

Бог Хронос – о том же.

И все же…

Неужто человек ведóм на заклание Хроносом, как бык на скотобойню человеком?

Как сказал Гегель в своих «Лекциях по философии права», достойно гибели все существующее.

Вы, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница, в ужасе спросите:

«Неужели и человек?!»?

Тот самый, которого испокон веков почтительно называют разумным?

Тот самый, который и разумный, и добрый, и утонченный, и даже иногда пописывающий стихи про кровь и любовь, о розах и морозах, или же, на худой конец, насвистывающий в теплом дýше и в бравурном мажоре ораторию: «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно»?

Неужели???

«Да», – отвечает Хронос.

И такая смертная тоскá от этого берет, что пред неизбывной минорностью ее аккордов меркнет даже предсмертная ария Марио Каварадосси из бессмертной оперы Джакомо Пуччини «Тóска».

Такая, что впору стремглав бежать из-под эгиды Хроноса в объятья то ли Вакха, то ли Бахуса.

Чтобы убежать от, говоря «шершавым языком» сленга, «беспредела».

Чинимого и учиняемого бородатым, замшелым и заплесневелым (см. фото выше), выжившим из ума маразматиком Хроносом.

А если все же – не маразматиком?

Не – «выжившим из ума»?

Если все же предположить невероятное: что Хронос вместе с Гегелем правы, тогда неминуемо и неумолимо возникает вопрос:

Зачем человеку смерть?

Спрашивается.

Отвечается: затем, чтобы быть Человеком.

Затем, чтобы спешить и успеть Им стать.

И – сделать.

Достойное Человека.

Иначе можно не успеть.

Ни посадить дерево, ни…, впрочем, дальше Вы знаете.

Абсоютное бессмертие обрекло бы человека на абсолютное безделие.

Зачем делать сегодня то, что можно сделать и завтра, и послезавтра, и через год, и через столетие, и через миллионно-миллиадо-триллионно-летие?

Ни-за-чем.

Время не жмет.

Бессмертного.

Бессмертие неизбежно порождает благодушие, благоденствие и… расслабленность.

Как в бане.

После парилки.

С кружечкой свежего пива в одной руке и со свежезавяленной воблой – в другой.

Не хочется ничего делать и ни о чем думать.

Все – завтра!

Или – послезавтра.

Или – …,…,…

В общем, когда-нибудь.

Потóм.

А сейчас все мысли уходят вместе с благолепным пóтом.