Чего хочет женщина - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Полякова cтр.№ 43

— Что же, на него ревизию насылать? — усмехнулся Лом.

— Ревизия — дело не наше, а вот проверить да на место поставить — необходимо. Я знаю, вы друзья, но это для воровства не повод. Друзей уважают, а не обворовывают. Сдается мне, что Моисеев это забыл.

— И как ты его поймать думаешь? — удивился Лом.

— Дело нехитрое, зашлю к нему человечка, Лешка и знать ничего не будет. Человечек со стороны, парень башковитый, он разберется, что там за дела…

Через месяц перед Ломом лежали бумаги, из которых следовало, что воровал Моисеев давно и помногу. Лом к этому известию отнесся спокойно.

— Ну и что? — спросил, отодвигая бумаги в сторону. — Пусть ворует…

— Не в том дело, что украл, — взъелась Танька, вскакивая с кресла, — а в том, что уважения к тебе нет… Только дураки себя обманывать позволяют, — сорвалась подружка и тут же язык прикусила под мрачным Ломовым взглядом. Впрочем, своротить ее с выбранного пути затруднительно, и она, помолчав немного, забросила пробный камень:

— Много воли взял, вообразил, что с тобой тягаться может. И распоясался. Язык точно помело. Мне донесли: на днях болтал, подлец, что, мол, Лома за одни Ладкины титьки давно бы пристрелить надо…

— По пьяни чего не брякнешь, — отмахнулся Лом. — Языки хуже бабьих. А Лешка, как зальет глаза, наболтать может что угодно…

Нежелание муженька распрощаться с дружком очень нас расстраивало, а «спеть» Моисееву по собственному почину теперь и вовсе сделалось опасным.

— Вот что, душа моя, — сказала мне Танька, — потрись-ка малость возле Лешки. Он на тебя со старых времен глаза пялит.

— Спятила? — удивилась я. — Да Лом мне голову оторвет.

— А ты по-умному. Никаких слов и лишних движений, одни томные взгляды. Лешка — бабник, мозги у него в штанах, опять же чужая жена завсегда слаще. Удовольствие двойное — и бабу трахаешь, и дружку свинью подложишь. А Ломик его сильно печалит: высоко взлетел. Лешке так не подпрыгнуть. Оттого в удовольствии себе не откажет, клюнет. А наживочку проглотит, ему удержу не будет, полезет на рожон: мужик он характерный. Тут мы его, милого, и прихватим.

Очень кстати подошли новогодние праздники, в конторе народ гулял трое суток. Я решила почтить ресторан своим присутствием и отправилась туда вместе с муженьком. Моисеев чувствовал себя здесь хозяином, раз пять назвал Генку Ломом, чтоб, значит, все слышали, и братски хлопал его по плечу. В ответ муженек его обнял, вспомнил что-то касаемое юных дней и назвал братом.

— Здравствуй, Ладушка, — полез ко мне Лешка. — Красавица ты наша. Совсем забыла старых друзей, а ведь когда-то мы часто виделись.

Губы Ломика кривились в улыбке, но зрачки стали узкими, как у кошки. Танька права, мозгов у Лешки немного, а чутья и того меньше.

Сели за стол. Танька плюхнулась слева от Лома, я по правую руку, а Лешка, желая быть поближе к другу, рядом со мной. Застолье было бурным, в духе старых времен. Я взирала на все это без одобрения, но спокойно.

— Поедем домой? — шепнул Лом.

— Отчего ж? Не хочу, чтобы умники трезвонили, что я тебя от дружков отваживаю. Посидим, полюбуемся.

Подвыпившие девицы перегнули палку. Я усмехалась, а Генка ерзал. Когда мне все это надоело, я вышла на свежий воздух. Моисеев поспешил за мной.

— Не нравится тебе у нас, Ладушка, — сказал с подлой улыбкой.

— Не нравится, — кивнула я. — Ты девок от Лома убери, не то я вашему заведению существенный ущерб нанесу. Девки твои моему мужу без надобности.

— Надо думать, — согласился Лешка. — Повезло Лому, ничего не скажешь.

— И тебе бы повезло, если б ворон не ловил.

Я вернулась в ресторан. Лом в холле хмуро оглядывался, увидев меня, шагнул навстречу, тут и узрел в окно курившего на крыльце Лешку.

— Что еще за дела? — спросил грозно.

— А никаких дел, Гена. Посоветовала я дружку твоему девочек слегка сдерживать. Женщина я тихая, но какой-нибудь зарвавшейся стерве вполне могу глаза выцарапать.

— Опять ты за свое… — всплеснул руками Лом.

— Опять. Превратили ресторан в помойку, прости господи.

Вернулись в зал. Через несколько минут самые прыткие леди незаметно нас покинули. Лом выглядел довольным, Танька ухмылялась и что-то Моисееву на ухо шептала. Тот скалил зубы и посматривал на меня. А я на него. Не часто, но со значением. Лешка пил много, а пьянел быстро. Глядя на меня и пуская слюну, стал вспоминать былые времена, наболтал много, мужа бывшего и того приплел, а потом и Димку. Лом поднялся и, забыв об улыбке, сказал:

— Хорошо посидели, пора по домам.

— Куда спешишь, Лом, дай на твою жену полюбоваться.

— Какой дурак, — восторженно шепнула мне в ухо Танька.

— Ты на свою любуйся. Поехали, Лада.

Одарив Моисеева на прощание нежным взглядом, я пошла за мужем.

Лишь только сели в машину, я отвернулась к окну, а Танька, хитрая бестия, начала шипеть:

— Чего ты расстраиваешься? Больно надо из-за дурака слезы лить… Пьянь окаянная… язык-то без костей.

— Ладуль, ты чего? — насторожился Лом.

— Я сюда больше не поеду и этого идиота видеть не желаю. Что он себе позволяет?

— Да, в былые-то времена за меньшее головы лишались, — покивала Танька. — Лешка сам распустился донельзя и мужиков распустил, по пьяни при бабах такое болтают… ума нет, господи, прости… И Ладуля права, что обиделась. Хоть он и твой друг, нечего так пялить глаза и вспоминать всякие глупости. Ладка жена тебе, ему б знать надо, что чужая собственность, особенно твоя, неприкосновенна. А он гляделками-то сожрать готов. Нехорошо это, не по-людски. Мысли его блудливые на глупой роже написаны. Конечно, Ладка никогда ничего ему такого не позволит, но тут дело даже не в этом. Если человек без понятия и на чужое зарится, ему и в делах доверия никакого: продаст в малом, продаст и в большом…