Нас позвали высокие широты - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Корякин cтр.№ 49

Затем последовала серия коротких маршрутов из Кэмп- Мортон, причем в сугубо арктическом режиме рабочей повседневности, определяемой полярным днем. Выход в маршрут определяется лишь продолжительностью сна и затратами времени на приготовление пищи. Поскольку солнышко освещает наши пути–дороги круглые сутки, очередную кормежку перед выходом в маршрут трудно назвать завтраком, обедом или ужином.

Как все ограниченно, скажет иной читатель: работа и еда, и так изо дня в день, порой неделями. Однако практически в каждом маршруте присутствует оправдываемость нашего научного предвидения, уже одно это обещает полярному землепроходимцу (довольно распространенное неофициальное определение нашего брата) букет переживаний от отчаяния до восторга открытия. Если к этому присоединяются экскурсы в прошлое, это уже исторические связи. Так что на ограниченность духовной жизни мы пожаловаться не можем, даже при отсутствии светских тусовок, которые не являются для нас мерой духовных контактов.

Отоспавшись и отдохнув, отправляемся к очередным ледникам. Поскольку груз минимальный (буссоль, барометр, полевой дневник, бутерброд), можно перейти на рысь, и в таком же темпе пересекаем первые моренные валы. Добравшись до конца ледника, определяешься засечками по ближайшим ориентирным вершинам, затем контролируешь свое местоположение по местным объектам, присутствующим на карте. Оконтурив положение конца обычной буссольной съемкой, затем принимаешься за следующий ледник, и т. д. и т. п. Леонид Сергеевич действует больше геологическим молотком и лопатой в сочетании с барометром для определения высоты террас и находок морской фауны в виде раковин или костных остатков китообразных. Отобранные им образцы в дальнейшем совершат на наших спинах длительное путешествие в Баренцбург. Позднее нашли другой выход — складировать образцы в приметных местах, чтобы доставить их в Баренцбург с попутными рейсами вертолетов. Обычная полевая практика, полевая жизнь, к которой мы привыкли, считая нормальной, и по которой тоскуем в Москве, просто потому, что она позволяет нам реализовать свой физический и интеллектуальный потенциал. Управившись за несколько суток с окрестностями Кэмп—Мортон, с тяжеленными рюкзаками перешли вверх по речке Берцелиус и остановились посреди скопления горных ледников, поставили свою палатку под взглядами удивленных оленей, сбежавшихся взглянуть на очередных двуногих чудаков. Снова выход за выходом. Напряженным трудом мы наверстываем упущенное в начале сезона. Успеем — значит, мы на уровне, не успеем — на Арктику некому жаловаться, она глуха к обидам и оправданиям. Обычные трудности в маршрутах (то непродолжительный туман, то топкая тундра, то ветер) — мелочи по сравнению с главным. Мы оказались в настоящем Клондайке ледниковой информации. Правда, мы допустили очевидный просчет в количестве продовольствия: его слишком много и теперь лишний вес явно ограничивает наши возможности. Пока не «привяжем» все окрестные ледники, не соберем все торфа и ископаемую фауну вокруг, а также не съедим все излишки продовольствия и не сожжем избыток бензина в примусе — ни шагу вперед, благо в двух переходах от Баренцбурга мы ничем не рискуем. Более того, мы подстрахованы запасным складом в верховьях Грендален, который оставили еще при заброске вертолетами в Кэмп—Мортон неделю назад.

Это объясняет содержание в моем дневнике записи за 18 июля: «К полудню на расстоянии всего 10 километров привязали 7 ледников. Это успех — такого еще не бывало. Кажется, отступают медленнее, чем до 1936 года». Слово «успех» в этой записи означает не удовлетворенное самолюбие, а констатацию сложившейся ситуации: теперь не события швыряли нас из одного конца Шпицбергена в другой, а мы определяли их ход. В это время мы овладели ситуацией, дневник лишь подтверждал это обстоятельство. Кстати, замедление отступания ледников между 1936 и 1966 годами позднее подтвердилось и по другим источникам, что не случайно. Отмечу, что оценки колебаний горных ледников были получены в основном по измерениям в поле, а полупокровных, особенно достигающих моря, — главным образом сравнением карт. Наблюдения полевого сезона 1966 года позволили запустить статистику в части колебаний ледников.

После очередного перехода в верховья Грендален наше везение продолжалось, поскольку мои ледники располагались поблизости, а увеличение протяженности маршрутов Троицкою в известной мере компенсировалось новыми четвертичными трофеями: то новый, не описанный в литературе торфяник, то редкостное обнажение и т. д. В общем, к раннему утру 23 июля, когда мы пришли в Баренцбург, прошагав за 11 дней двести двадцать километров, в моей копилке оказалось 28 горных ледников — против пяти за неделю в Адвентдалене год назад. Рост производительности очевиден, хорошо бы сохранить ее на будущее. Ситуация такова, что наращивать статистику среди горных ледников следует продолжить и дальше.

В Баренцбурге первым делом звоним вертолетчикам. Те сообщили, что планируют снятие отряда Зингера по результатам радиосвязи в самое ближайшее время. Определенно, наши стационарщики по опыту прошлого года решили не задерживаться на ледниковом плато. Уже вечером наши молодцы, порядком обгоревшие и обветренные, с шумом и гамом заполнили нашу скромную обитель на лыжной базе неподалеку от консульства. Взаимным расспросам нет конца, тем более что было чем поделиться.

По рассказам наших товарищей, события на ледниковом плато Хольтедаля развивались следующим образом. Как и следовало ожидать, заброска из Ню–Олесунна проходила на пределе возможностей, прежде всего по метеоусловиям и видимости. Даже на высоте 700 метров таяние уже началось, хотя вода оставалась в пределах толщи зимнего снега, и, таким образом, это обстоятельство никак не отразилось на результатах снегосъемок, которые поначалу заставили нас удивиться. Как понимать слишком незначительные изменения в снегонакоплении по маршрутам снегосъемок?

Понимать этот результат следовало в том смысле, что при съемках на ледниках Фритьоф — Грен–фьорд маршрут снегосъемок совпадал с направлением влагопотока с Гренландского моря, а на ледниковом плато Хольтедаля был проложен поперек ему. В реальности на тех же высотах снегонакопление на Фритьоф — Грен–фьорд (порядка 900 мм в пересчете на воду) по крайней мере вдвое превышало измеренное на ледниковом плато Хольтедаль (всего 500 мм), что подтверждало поступление на архипелаг осадков с юга, что оказалось главным. Теперь определенно можно утверждать, что очередной фрагмент головоломки оледенения Шпицбергена встал на положенное ему место, что открывало простор для наращивания усилий в дальнейшем поиске, поскольку мы оказались на верном пути.

Вертолетчики по–своему оценили наши достижения, поскольку наши аэровизуальные наблюдения работали и на них. Возникшее на этой здоровой основе взаимопонимание дошло до того, что нас стали приглашать для попутных наблюдений в другие полеты. Иногда это происходило самым неожиданным образом, что называется, на ходу, минуя Зингера, в чем он усмотрел нарушение своих прерогатив. Именно так случилось в последний день июля, в результате чего, с одной стороны, я получил отменный полевой материал, а с другой — руководящее неудовольствие, хотя и в товарищеской форме. Ну и нагрузка выпала на меня в многочасовом полете, когда пришлось работать на оба борта в стремлении не упустить чего–либо интересного.