Граждане Рима - читать онлайн книгу. Автор: София Мак-Дугалл cтр.№ 25

Унылое, почти безлюдное место. Марк и Варий ждали, притаившись в траве, пока служащие не разошлись по своим будкам. Тут они увидели длинную цепочку вагонов, зачехленных брезентом, которые подкатили к галльскому составу и прицепились вслед за остальными. Варий посмотрел на знак на вагонах, приглушенно вскрикнул, почти расхохотался и ринулся вперед.

— Габиний, — прошептал он, задыхаясь, — это его. Слушай, он довезет тебя до самой Тарбы. Увидишься с Делиром послезавтра. Не забудь помянуть Габиния в своих молитвах. Я не забуду.

Вид у него был почти безумный.

— Откуда ты знаешь, что он идет так далеко? — тревожно спросил Марк. Варий уже начал лихорадочно возиться с брезентом, развязывая веревку, закреплявшую его над грузом мраморных плит.

— Знаю, — нетерпеливо ответил Варий, с опаской оглядываясь на очередную цепочку приближавшихся вагонов. Последние вагоны, шедшие в близлежащие города, первыми отцеплялись от состава. Вагоны с мрамором Габиния располагались как раз посередине; кроме того, Варий знал, что Габиний поставляет материалы для строительства нового дома губернатора в Тарбе. Варий торопливо помог Марку забраться под брезент, устроиться между плит, швырнул ему ранец Лео и снова принялся натягивать полотнище.

Сквозь уменьшавшееся отверстие Марк увидел изможденное лицо Вария и начал было:

— Варий… — Но тот не дал ему закончить.

— Никому кроме Делира не говори, кто ты, — коротко сказал он, — и не возвращайся, пока не получишь от меня известий. Будь начеку и, если что, сматывайся.

Даже слабый свет, пробивавшийся под брезент, погас, когда Варий затянул конец веревки. Варий стал карабкаться обратно по откосу. И снова ему вспомнилось, что Марк еще почти мальчик и что он, Варий, всегда относился к нему с такой теплотой и симпатией. Он сдержанно пожалел, что не сказал ему хотя бы нескольких добрых слов, могущих приободрить беглеца, но был уверен, что любой обмен эмоциями может роковым образом сказаться на всем предприятии; его просто внутренне не хватало на это. Он напряженно замер в машине, сухими, бесслезными глазами следя, как грузовые вагоны трогаются с места. Когда состав скрылся из вида, нереальность сегодняшней ночи нахлынула на него огромной когтистой волной, и он почти перестал понимать, как оказался здесь, как поедет обратно в Рим, когда у него неотвязно стоит перед глазами Гемелла, лежащая сначала на мозаичном полу, потом на кровати. Он откинулся на сиденье, представления не имея, сколько должно пройти времени, пока он сможет пошевелиться.

На следующее утро Марк услышал, как вагон отсоединяется от проводов, и ощутил силу инерции, когда он стал замедлять ход. Слабый теплый свет просачивался сквозь брезент над ним, и Марк понял, что, вопреки предостережениям Вария, уснул и беспорядочные мили, пройденные по холоду, ему просто приснились. Однако у него было чувство, что спал он недолго, и, хотя он старался убедить себя в обратном, было никак не отделаться от впечатления, что рассеянный свет свидетельствует о том, что еще рано.

Марк скинул одеяло. Место, выбранное им под брезентом, из холодильника превратилось в парилку, и мраморная пыль, въевшаяся в порезы на руках, причиняла жгучую боль. Порывшись в ранце, он достал нож, проделал дырку в брезенте, приник к ней, но увидел только голубое небо и белые облака в нем, погашенные уличные фонари и чуть позже деревья — когда вагон сошел с главного пути.

Но вот вагон остановился, и Марк услышал шаги машиниста по гравию. Марк подождал, бессознательно постукивая пальцами по мраморной плите. Он уже чувствовал, что что-то не так.

Шаги удалились, Марк расширил проделанную в брезенте дыру, протиснулся в нее и неловко свалился на залитый утренним светом гравий. Он встал и пошел вперед, мотая головой, моргая, отряхивая пыль с одежды, которую дал ему Варий.

Наконец он очутился на краю чисто прибранной стройплощадки, на которой, окруженный лесами, высился кирпичный остов какого-то сооружения. Марк остановился и стал разглядывать его.

«Эй! Эй!» — подняв сжатую в кулак руку, крикнул ему стоявший возле лесов строитель. Марк побежал по усыпанной гравием тропинке, пока та не скрылась в высоких зарослях лавра. Сердце билось о ребра, но ненадолго он все же почувствовал облегчение. Он был совершенно уверен, что строитель не узнал его.

Но все же что-то было не так, и Марк все еще не мог понять, что именно. Едва волоча ноги, он поплелся вверх по тропинке и вышел на тихую дорожку между отвесными зелеными изгородями, но шум оживленного шоссе доносился откуда-то справа, и Марк повернулся в ту сторону. Еще прежде чем добраться до какого-нибудь пригорка, он уже ни капли не сомневался в том, что так беспокоит его: если поблизости и были горы, то он их не видел. Чувство пространства, вообще все чувства были настолько нарушены в нем за последние сутки, что он все еще не верил своей ошибке. Он двинулся в сторону шумной дороги, сжимая и разжимая саднящие кулаки, но, когда он дошел до нее, дорожные указатели заставили его застыть на месте. Он был не в Тарбе и даже не рядом с ней. Дорога вела в Немаус, а до долины в Пиренеях было больше трехсот миль.

Сулиен, вздрагивая, прислушивался к разрывам пуль в воздухе и, так же как и Уна, предположил, что солдаты стреляют по ним и побег провалился. Баржа по-прежнему разделяла их, и в последнюю секунду, когда она проплыла мимо, он уже не сомневался, что Уну застрелили. Охваченный ужасом, он ждал, в страшном нетерпении барахтаясь в безмятежной воде, пока баржа медленно двигалась, закрывая ему обзор. На том месте, где была Уна, Сулиен увидел лишь постепенно стихавшую рябь, а затем, мгновение спустя, — колышущийся в воде темный подол ее платья и прожилки разметавшихся волос. Он тут же стал тяжело подгребать к сестре, не имея времени даже подумать, что делает, хотя и ждал, что второй залп остановит его, прежде чем он успеет до нее добраться.

Он не видел ни что происходит на тюремном пароме, ни из-за чего, хотя свистевшие в воздухе пули по-прежнему пролетали мимо.

Заключенные штурмовали кубрик. Когда первый из них, грузный мужчина, настежь распахнул дверь, ближайший к нему охранник успел вытащить пистолет и выстрелить ему в грудь. Но крупное, массивное тело рухнуло вперед, ненадолго внеся сумятицу в ряды солдат, в то время как другие заключенные сгрудились за ним. Наступило мгновение всеобщего замешательства, поскольку в тесном, узком пространстве оружие солдат оказалось практически бесполезным. Вторая пуля вдребезги разнесла оконное стекло, когда началась мрачная, судорожная борьба за револьверы. Никто на реке не заметил ни того, как Уна скрылась под водой, ни отчаянной попытки Сулиена добраться до нее; теперь все внимание было приковано к парому. На ближайших суденышках завыли сирены, когда потерявший управление паром расплющил о набережную маленький буксир и вклинился в плотное движение на реке, перегородив ее. Гребные винты ревели, вспенивая воду, пока лоцманы старались изо всех сил увести свои суденышки с его пути.

Солдата, который прорвался ко второму выходу из кубрика, звали Лэка. Ему было двадцать четыре, родители жили в далеком Пергаме, и всего несколькими минутами раньше он задумчиво грыз ноготь большого пальца. Теперь, после того как пистолет выбили у него из рук, он пробежал через палубу и бросился за борт. Но далеко уплыть ему не удалось: из кубрика на палубу вышел тощий человек, упоенно разглядывая непривычное оружие в своей руке. Это был мужчина, плакавший в камере. Он выстрелил в воду и продолжал стрелять просто так, ради удовольствия, даже после того как Лэка перестал двигаться в окрасившейся кровью воде.