Блокадные будни одного района Ленинграда - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Ходанович cтр.№ 68

Вопрос: «Как быть с дровами съемщиков, которые эвакуировались?.

Ответ председателя райисполкома: «Дрова эвакуированных расходовать нельзя, но на учет брать нужно» [719] .

Через неделю Ленинский райисполком скорректировал и уточнил позицию по дровам эвакуированных: управхозам распределять эти дрова «среди наиболее нуждающихся»; «за дрова взимается плата согласно действующим ценам Ленгортопа»; полученные денежные средства хранятся на счетах домохозяйств. В дальнейшем (сроки не оговорены) полученные денежные средства перечисляются владельцам дров в места их эвакуации [720] .

Главам домохозяйств оставалось только узнать, где в данный момент на территории СССР находится эвакуированный.

Вернемся к лесозаготовкам.

Когда стало ясно, что план Исполкома и его председателя по ним в Парголовском и Всеволожском районах провален вчистую, 20 октября 1941 г. Исполком принял новое решение – «О распределении дров, принадлежащих гражданам, временно эвакуированным из Ленинграда», предполагавшее также возможность для органов местного самоуправления – как то ни звучит цинично – еще и подзаработать.

Согласно документу, дрова передавались в распоряжение домоуправлений «для распределения их между жильцами домохозяйств», но с условием, что никто из членов семьи эвакуированных по-прежнему не проживает в комнате или квартире (откуда планируется изъять дрова). «Указанные дрова» распределяются управляющими (комендантами) домов «совместно с представителями домовой общественности». Пункт 4 решения: «Деньги за дрова должны быть внесены жильцами на текущий счет домохозяйства до получения дров» [721] . А если деньги кончились?..

Только 10 января 1942 г. последовало решение Исполкома «О прекращении начисления платы за отопление в домах, где фактически отопление не производится».

«Параллельно с покупкой дров на рынке за деньги можно было достать дрова у эвакуировавшихся из Ленинграда. <…> Кроме того, можно было дешево покупать у отъезжающих мебель. Такая мебель обходилась дешевле и выгоднее дров» [722] .

Утром 19 ноября мороз на улице достиг -10 °C.

30 ноября 1941 г. Исполком принимает решение «Об отмене воспрещения пользоваться времянками».

Наступила зима. В ночь на 9 декабря на город обрушился снегопад. Люди «ходили по шпалам железнодорожных путей с мешками и корзинками в руках, выковыривали из-под снега кусочки угля, упавшие некогда с железнодорожной платформы, разгребали снег в местах недавнего хранения топлива, лазили в поисках угля по подвалам опустевших домов и школ» [723] .

«Водолазы в Торговом порту поднимали со дна уголь, упавший при бункеровке пароходов» [724] .

8 декабря 1941 г. Кировский райисполком утвердил список из 30 деревянных строений, подлежащих сносу по причине их изношенности в 60–70 % и невозможности «к использованию [в] дальнейшем под жилье» [725] . Из адресов два относятся к рассматриваемому нами району: ул. Калинина, 48 и Промышленный пер., 18.

Прошло более месяца, но люди продолжали выживать в этих ветхих бревенчатых строениях с перекошенными стенами, гнилыми венцами и полами. На 12 января 1942 г. по дому № 48 райисполком еще только запланировал «выделить рабочую силу для сноса» [726] . Дом № 18 не только не разобрали, но к началу мая 1944 г. в нем восстановили ясли № 192 [727] .

В декабре 1941 г. вязанка дров в 40 поленьев стоила 200 г хлеба.

Жителям блокадного города требовались фанера для зашивки окон, деревянные доски для гробов.

Еще в середине ноября 1941 г. городские власти проверили выполнение собственного постановления полуторамесячной давности «О производстве гробов». Результат оказался малоутешительным. Тем не менее в начале декабря управхозов обязали не допускать вывоза гражданами трупов на санках без гробов, а постовые милиционеры должны были, по инструкции, немедленно задерживать подобных нарушителей [728] . Гробы производились на трех (на весь город) предприятиях. Плановая продажа гробов населению началась с 18 декабря 1941 г. по 15 штук в день на каждый… район (!) города. Только с 9 января 1942 г. разрешили везти по территории города трупы на санках, но лишь. до ближайшего морга [729] .

Но древесина-то в городе была! И топливо!

1 декабря 1941 г. заведующий транспортным отделом горкома ВКП(б) Лабут направил сразу четырем секретарям горкома письмо, которым ставил их в известность о том, что:

«На 5-й и 2-й ГЭС идут беспрерывные простои вагонов под разгрузкой (прилагаю справку). Кроме того, стоят 109 вагонов торфа <…> к разгрузке которых совсем не приступали и не думают приступать, ссылаясь на то, что неудобно разгружать <…>.

С 26.XI по 5 ГЭС стоят под разгрузкой 78 ваг. дров. Вследствие исключительно плохой разгрузки указанных вагонов, уже накопилось в ожидании разгрузки <…> всего дров – 403 вагона.

Такое положение ясно нетерпимо. На 1.XII-41 г. уже не хватает порожняка для подач под уголь и дрова» [730] .

Десятки вагонов с дровами стояли на станциях «Дача Долгорукова», «Кушелевка», «Полюстрово», «Мельничный Ручей» и др.

Лабут также приложил к письму и свой проект решения «по данному вопросу».

Этим же днем, 1 декабря, датировано письмо трех должностных лиц – руководителей 3-го отделения службы движения Октябрьской железной дороги – секретарю Смольнинского райкома с копией в горком ВКП(б):

«2-я ГЭС с ноября месяца 1941 г. систематически передерживает под выгрузкой сверх сроков вагоны с углем и торфом. Эти передержки за последнее время достигли таких размеров, что стали серьезно лимитировать работу не только отделения, но и всего Ленинградского узла, причем, в особенности это относится к перевозкам топлива, требующего специального подвижного состава (гондолы, хопры), в котором ощущается острый недостаток. <…> в среднем каждый вагон простаивал сверх установленных сроков 17 часов» [731] . Слова «сверх» и «всего» выделены в тексте документа.