Блокадные будни одного района Ленинграда - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Ходанович cтр.№ 106

А в доме № 156, чуть дальше по Обводному, на углу с Лифляндской улицей, я побывала еще раньше. Там жила моя молодая работница Катя. Предыстория такая: в начале октября на завод пришла телеграмма – распоряжением наркома резиновой промышленности откомандировывается в Казань инженер-технолог Чепикова. Началась легкая паника, не только у начальства нашего цеха, но и завода. Кто такая, почему именно ее требуют? Какие связи? Начался допрос, а я понятия не имела об этом. На всякий случай стала собираться. Из имущества, которое я хотела сохранить, у меня был только набор для вина синего цвета: графинчик, шесть рюмок, все это стояло на красивом подносе. Набор подарили на пятом курсе на день рождения мои сокурсницы. Жаль было оставлять его в общежитии, и я отнесла набор Кате. Она жила в одной комнате с сестрой и маленьким ребенком. Дом был цел и невредим. (Я никуда не улетела: дело замяли, улетел кто-то другой. Я до сих пор не знаю, почему была послана эта телеграмма.)

Приближался 1942 г. Этот замечательный праздник я встретила у пригласившей меня на ночлег женщины, которая жила напротив завода, на другой стороне Обводного канала. У нее было двое детей, 12– и 14-ти лет. Очень хорошие дети – мальчик и девочка; мы понравились друг другу. Они мне дали почитать на ночь веселую книгу „Золотой теленок“. (Помню, к Новому году всем дали немного кокосового масла. Я сразу же все съела – без хлеба, и у меня заболел живот.)

Наступил день, когда я начала сдавать. 21 января после ночной смены я не выдержала и поплелась на почту на Измайловский проспект. Там отправила телеграмму родителям о том, что, может быть, не выживу. И мне стало легче… (Телеграмму, конечно, не отправили, хотя деньги взяли.)

Вскоре нас с одной девушкой решили отправить на лесозаготовки. Выдали ватные штаны, ватники, рукавицы и сказали, что можно взять на три дня хлеб в столовой (по своей карточке). Хлеб я получила накануне отправки, мы собрались и в пять часов утра явились к зданию райсовета (или райкома партии). Ждали очень долго, потом вышла женщина и сказала:

– Девочки, отъезд отменяется.

А хлеб-то я уже съела!

В это время на заводе составлялись списки на эвакуацию. Я сначала отказалась, сказав, что это предательство – бросать город в беде. А теперь что мне оставалось делать? Как прожить три дня без хлеба? Я стала просить технорука цеха, который составлял списки, записать меня на эвакуацию. Он рассердился и сказал, что уже поздно, но потом все-таки записал.

Я пошла в общежитие забрать свои вещи. Придя в комнату, увидела приоткрытое окно, а на полу – мое брошенное платье и раскрытый рюкзак (летом нам на заводе выдали небольшие рюкзачки из прорезиненной ткани). Еще до войны я впрок покупала для родителей крупы, рассчитывая, что в августе поеду к ним в свой первый отпуск. Продуктов в рюкзаке не было – мальчишки, наверное, украли. Оставшиеся пожитки я за три раза перенесла на завод.

Эвакуировалась я с группой рабочих цеха в феврале. С едва знакомыми мужчиной и женщиной, сложив вещи на мои санки, мы двинулись от ворот завода пешком на Финляндский вокзал: они вдвоём тянули санки, а я толкала их сзади. Добравшись до вокзала, стали ждать поезда. Ждали долго, наконец нам объявили: поезда сегодня не будет, поедете завтра. А у меня уже не было хлеба. На дорогу выдали 700 рублей, на эти деньги я на барахолке возле вокзала у ремесленника купила пайку хлеба. Заночевали прямо на вокзале. На следующий день подали поезд, мы, группа треугольниковцев, сели в холодный пригородный вагон и доехали до Ладоги. Там пересели в грузовые машины, тесно набившись в кузов. Я попала в грузовик с крытым верхом. Наша машина благополучно пересекла Ладожское озеро (мне рассказали, что один мужчина выпал на ходу из открытого кузова и погиб).

Оказавшись на восточном берегу Ладоги, я невероятно удивилась, увидев несметное количество мясных туш. (Машины, доставив эвакуированных, возвращались с продуктами в Ленинград.) В Кобоне нам сразу же объявили: идите в столовую. Там всем выдали по тарелке супа и кашу с маслом. (В результате, как выяснилось потом в вагоне, у многих заболели животы – слишком обильное было питание для первого раза.) После обеда отправились к вагонам. Железнодорожный состав уже стоял на путях. Разместились в товарных „теплушках“, разделённых внутри на три зоны: справа и слева двухэтажные нары, а в середине – печь-буржуйка и большой таз…

Поезд останавливался нечасто. Раз в день на перегонах были остановки для отправления естественных нужд (все садились тут же, вдоль вагонов). Рано утром, в 5–6 часов, во время остановки, кондукторы стучали в закрытую дверь и кричали: есть ли мертвые? Если были, дверь отпирали и забирали тело. Так было ежедневно. Кормили нас на станциях.

В Вологде поезд стоял долго, и я решила поменять на продукты отрез ситца и кусок хозяйственного мыла. Нашлась женщина, которая за ситец обещала сварить картошки. Я пошла к ней домой, она сварила несколько картофелин. Увидев связку лука, я попросила одну луковицу. С горячей картошкой и луком вернулась в вагон.

До станции назначения – Свердловска я не добралась. В эвакуационном удостоверении было написано: «До места назначения». Я, чуть живая, решила сначала увидеться с родителями. Сошла на станции Буй, чтобы пересесть на Ярославскую железнодорожную ветку, которая вела к Горькому через мой город Дзержинск.

Еле-еле, переставляя узлы с места на место, дошла до станционного зала ожидания. Затем нашла нужный поезд, шедший на Ярославль, перенесла вещи в вагон. В нем оказались эвакуированные ленинградцы. Не доехав до Ярославля, поезд неожиданно остановился посреди заснеженного поля. Мы прилипли к окнам вагона и увидели двигавшийся вдоль полотна дороги санный обоз из примерно десяти подвод. Оказалось, что местные жители приехали за пассажирами-блокадниками, чтобы забрать их в Тутаев. Сказали, что можно положить вещи в сани, а кому трудно идти, может сесть в сани; остальные пойдут пешком.

Я пошла с ними пешком. Довольно быстро добрались до Тутаева, город напоминал большое село. Нас разместили в пустом двухэтажном доме. Внизу было две комнаты, одна довольно большая, другая маленькая. Стояло несколько „голых“ кроватей. Мне досталась кровать, а некоторые устроились спать на полу. Узнала, что мужчина, придя в соседнюю комнату, сел в кресло и тут же умер…

Приняли нас очень хорошо. Прикрепили доктора, к которому обращались все, кто хотел. Кормили два или три раза в день. Прожив таким образом дней пять, я спросила у врача, смогу ли поехать на родину к родителям. Он ответил, что смогу.

Кое-как добралась до Ярославля. Очень хотелось есть, а здесь эвакуированных не кормили, поэтому я пошла в

булочную, но там было битком набито покупателями. Я обратилась к милиционеру: помогите купить хлеба. Он пробился со мной к прилавку сквозь громадную очередь и крикнул продавщице: „Подай ей хлеба!“ Не помню, давала ли я деньги и сколько…

На ярославском вокзале долго не могла найти поезд на Горький. Опять таскала узлы туда-сюда. Наконец, нашла нужный поезд, села. Добиралась несколько дней с пересадками в Новках и Коврове – пригородные поезда ходили редко и на короткое расстояние.