– Тогда приступим к работе прямо сейчас.
Борис подошел к полке, снял книгу, листы которой были проложены десятками узких закладок, открыл, повёл пальцем по строкам, отыскивая нужно место. И спросил:
– Смартфон – что это такое?..
92
Иван Рыбников очнулся днем – но он не знал, какой это день по счету. Рядом с собой он нашел мертвого капитана. Сначала охотник решил, что Чистый задохнулся. Но, стаскивая с него защитный костюм, Иван обнаружил в плотной ткани маленькое отверстие, пробитое, скорей всего, осколком гранаты.
Капитан Ларионов не мутировал и не стал обычным заром – инфекция просто убила его.
Иван хотел избавиться от трупа, однако у него не хватило сил, чтобы перевалить его через надувной борт и скинуть с плота в море. Впрочем, вскоре он даже был этому рад.
Выглянув из-под тента, Иван понял, что домой ему уже не вернуться. Берега не было видно даже в оптику винтовки – только волны кругом и дымка у горизонта. Дождь прекратился, но ветер окреп и, возможно, переменился. Тусклое солнце просвечивало сквозь бегущие по небу рваные тучи. Иван долго наблюдал за ним, пытаясь понять, куда оно движется.
Ему хотелось пить – но он терпел и всё ждал скорого прихода смерти.
Когда ему захотелось есть, он понял, что еще поживет.
Кое-как раздевшись, он осмотрел раны. Они подсохли и не кровоточили, из чего Иван сделал вывод, что в беспамятстве он провалялся не менее двадцати часов. За это время течения и ветер могли унести его от знакомого берега на многие километры.
Он принялся собирать воду одеждой, отжимая её за борт, и почти сразу наткнулся на привязанный к днищу черпак – с ним дело пошло скорей. Работа немного отвлекала от мыслей о еде, однако жажда мучила всё сильней. Иван попробовал воду, что еще плескалась внутри плота. Она оказалась не столь солёной, как он ожидал, видимо дождь немного её разбавил. Он сделал пару глотков, отлично понимая, что вряд ли утолит этим жажду, – просто не мог удержаться.
Когда днище было осушено и вытерто, Иван открыл оба входа, чтобы ветер выдул остатки влаги. Плот ему понравился, впрочем, как и любое сохранившееся изделие из прошлого. Иван нашел ручную помпу, чтобы подкачивать воздух в баллоны, разобрался, как снимать и крепить тент, понял, как открыть контейнер, и обрадовался найденному внутри богатству: аптечке со старыми лекарствами, материалам для ремонта плота, ржавым консервным банкам, фонарю, который даже, кажется, еще немного светился, консервному ножу, стакану, свистку. Здесь была даже снасть для рыбалки! Леска, правда, уже сопрела и легко рвалась, но на плоту имелось достаточно прочных веревок, которые можно было расплести, чтобы сделать свою лесу.
Иван не стал откладывать дело в долгий ящик – отрезал тесаком шнур, разобрал на отдельные волокна, потом заново сплел их вместе. Эта работа отняла у него пять часов, зато результатом он остался доволен. Привязав блесну к получившейся десятиметровой «плетенке», он бросил её в воду и стал подёргивать немудреную снасть. Блесна не ушла вертикально вниз – значит, плот продолжал двигаться. Возможно, поэтому рыба не ловилась – слишком близко к поверхности находилась приманка. Пришлось на леску нацепить импровизированное грузило, но и это не помогло – скорей всего, из-за дополнительного груза блесна потеряла свою «игру».
Иван, впрочем, не отчаялся, отлично понимая, сколь непредсказуемой может быть рыбалка. Он привязал снасть к плоту, попробовал смастерить весло-гребок из подручных материалов, но быстро разочаровался в этом начинании. Чтобы хоть как-то управлять тяжелым и неповоротливым плотом, требовались полноценные вёсла. И, наверное, когда-то они здесь были.
Он еще раз обыскал плот, как будто здесь оставались места, где можно было спрятать вёсла. Потащил незамеченную ранее веревку, уходящую в воду, почувствовал довольно сильное сопротивление, вынул из воды подобие парашюта, о котором читал в книгах, догадался, что это плавучий якорь, тормозящий плот. Как раз начал накрапывать дождь, и Иван расправил маленький купол, надеясь собрать в него хотя бы глоток пресной воды, сыплющейся с неба. Он и ржавые банки поставил около открытого входа, чтобы дождь и в них попадал. А потом лег у борта так, чтобы стекающая с тента струйка попадала на лицо, и широко открыл рот.
Кажется, он уснул.
Или отключился из-за усталости и переживаний.
Очнулся он, окончательно потеряв всякое представление о времени. Всё тело ныло, плот опять был полон воды. Преодолевая слабость, он дополз до черпака, принялся за уже привычную работу, от которой отнимались руки. Его бросало то в жар, то в холод, потом его вырвало – и он понял, что заболевает. Глядя на уплывающую лужицу слизи, исторгнутую желудком, Иван кое-что придумал. Он дал себе чуть-чуть времени на передышку, потом подполз к спасательному костюму, накрывающему труп, оголил его ногу, взял тесак в пальцы, словно хирургический инструмент, и сделал три надреза на бедре. Содрав полоску кожи, он вырезал длинный кусок мяса. Потом подтянул полощущуюся за бортом блесну и нацепил наживку на крючок.
Он не успел привязать снасть к плоту, как почувствовал мощный рывок. Леска натянулась, петля сдавила пальцы. Иван рванул снасть на себя, ощутил упругое живое сопротивление, закричал от радости – пересохшие губы треснули, и он почувствовал вкус крови.
Эта рыба сорвалась у самого борта – он увидел блеск её чешуи, перегнулся, пытаясь достать, и даже коснулся кончиком пальца – но она изогнулась, хлестнула по волне хвостом и исчезла. Он испытал дикое разочарование – но не потому, что лишился добычи; он подумал, что рыба унесла единственный крючок. Увидев же, что блесна на месте, Иван испытал почти такой же восторг, как и в момент поклевки, – теперь-то он знал, что рыба здесь есть и что её можно поймать!
Он отрезал еще кусок мяса, надежно его насадил, бросил блесну с грузилом за борт, сел на влажный пол, равномерно взмахивая рукой. Очередная поклевка последовала почти сразу – похоже, внизу был целый косяк рыбы. На этот раз Иван был готов – он резко подсек, сразу поднял рыбину к поверхности, подхватил ее под брюхо, запустив пальцы глубоко в жабры.
Острым тесаком он вспорол еще трепещущую добычу, выбросил её кишки в море, разрезал тушку вдоль и сразу же впился зубами в сочную, чуть солоноватую мякоть.
Потом он поймал еще трех рыбин. Но съесть смог лишь еще одну, да и ту не полностью. Ему опять стало плохо, и он долго катался по днищу плота, думая, что умирает.
Ночью море успокоилось, небо очистилось. Иван смотрел на бледные звезды, рассеянно думал, что не зря прожил жизнь. Пусть он не оставил детей, зато избавил общину от Ламии. Теперь не нужно будет отправлять лучших охотников на разорительную Большую Охоту. Люди наконец-то перестанут бояться этой твари, а родители начнут рассказывать детям нормальные старые сказки про Колобка и лису, про храброго зайца, про лягушку-путешественницу, а не жуткие истории о том, как невидимая Ламия приходит ночами в деревню, заглядывает в окна домов и отверстия чумов и ищет тех, кто не спит, чтобы утащить их в лес…