Иван наконец-то перехватил мелкого вёрткого мута, сломал ему спину. Тот заверещал, раззявив пасть, – и охотник вонзил ему в глотку длинный клинок. Отбросив еще дергающуюся тушку, он успел встретить новых противников – одного сбил пинком, другого поймал в полёте, шмякнул о еловый ствол, да так удачно, что мут глаза закатил.
Будь эти твари чуть крупней, и одолеть их здесь было бы невозможно.
– Медина! – опять заорал Иван, буквально физически ощущая, как выходит отпущенное им время.
Ему послышалось, что в этот раз девочка откликнулась. Но он и сейчас не понял, откуда доносится её чуть различимый голос…
Они так и не выяснили, где пряталась Медина. Два охотника резали, били выродков Ламии – сначала нападали сами, потом защищались. И в какой-то момент девочка просто оказалась рядом с ними – позади Ивана, слева от Федьки. Откуда она выбралась? Сверху свалилась? Возможно.
Медина едва двигалась. Встать на ноги или просто на четвереньки она не могла. Шевелилась в грязи, будто раздавленный червяк или обезглавленная змея. Иван заслонил девочку от наскакивающего мута, пробил ему голову ножом, удачно попав в глазницу – с черепа клинок просто соскальзывал.
Федька подхватил девочку, оттащил её к выходу, передал на руки отцу. Тагир тут же вцепился в ребенка – останься у него чуть больше сил, и он просто задушил бы дочь или сломал бы ей что-нибудь.
Пока Максим пытался вызволить Медину из объятий отца, Федька и Иван заканчивали расправу. Потом они подсчитали, что убили тринадцать маленьких мутов. Когда пищать в логове стало некому, перемазанные грязью и кровью охотники выбрались наружу. Свежий воздух опьянил их – и они замерли секунд на пять, немо открывая рты, словно вытащенные на берег караси.
– Уходим, – наконец смог выговорить Иван.
Максим кивнул, передал спасенную девочку Кирюхе Лабанову. Юрка Лопухин уже сорвался с места – пришлось на него прикрикнуть.
– Стой! – рявкнул Максим.
– Ну чего еще?!
Максим показал Юрке кулак, повернулся к Ивану, спросил:
– Всех убили?
– Да.
– Уверен?
Иван пожал плечами.
– Логово надо сжечь, – решил Максим, отлично понимая, насколько это может быть опасным: если пламя перекинется на соседние деревья, если начнется пожар, то пострадать от огня может и деревня – не спасет и расстояние. Впрочем, ветер пока слабый и дует в наиболее безопасном направлении, да и на небе кучевые облака, а муравьи спешат запечатать входы в муравейник – значит, скоро будет сильный дождь.
– Рубите лапник, – велел Максим товарищам. – Снимайте бересту. Подпалим логово с трех сторон.
Охотники дружно взялись за дело. Глядя на них, и Юрка неохотно подключился к работе. Кирюха и чуть успокоившийся Тагир ухаживали за девочкой: отпаивали её, смывали грязь, обрабатывали раны – в основном синяки и глубокие царапины. Состояние девочки было на удивление неплохим, учитывая то, что ей удалось пережить. Она даже смогла улыбнуться отцу и пожать его руку.
Кучи хвороста и лапника росли быстро. Можно было уже высекать огонь, но Юрка, тащивший сухую корягу, вдруг бросил её и, выпрямившись, напряженно уставился в лес. Что он там увидел?
Федька, работавший рядом, шагнул к приятелю. И Юрка тут же вскинул руку – стой, где стоишь! Медленно и опасливо он повернулся. Видно было, что он готов сорваться с места и что останавливает его лишь боязнь поднять шум.
Все охотники, видя такое поведение Юрки, тоже насторожились.
И когда за деревьями шевельнулось нечто тёмное, Юрка всё же не выдержал и рванул с места.
– Ламия! – сдавленно крикнул он, пробегая мимо Ивана. И тот действительно услышал, как за деревьями напрямую через кусты кто-то ломится. Он подхватил Тагира, закинул его руку себе на шею, приподнял. Максим поддержал охотника с другой стороны, а Кирюха взвалил на плечо девочку. И они вместе кинулись догонять Юрку, понимая, однако, что убежать от Ламии нельзя, догадываясь, что скоро они все окажутся в её логове, развешанные на острых сучьях, будто беличьи грибы – кто-то частями, а кто и целиком…
44
Борис Юдин заканчивал общий урок у старших классов, когда в зал ворвался запыхавшийся Герман Истомин и закричал с порога:
– Чужаки! Чужаки пришли!
Дети вскочили. Называть их детьми, впрочем, было не совсем правильно – многим уже исполнилось четырнадцать лет.
– Сохраняем спокойствие! – Борис вскинул руку. – Тишина в классе!
Он шагнул к двери, схватил Германа за рукав и вытащил в тесный коридор, заставленный учебными пособиями.
– Какие чужаки? – зашипел Борис. – Что ты несешь?
– Моряки. В деревню пришли. Точно такие, как Нолей описывал.
– Сколько их? – спросил Борис, поглядывая на дверь. Он был уверен, что ученики подслушивают этот разговор.
– Трое, – ответил Герман.
– Как трое? Всего? А остальные?
– Не знаю. Больше никого нет.
– Убили кого-нибудь?
– Мы? – переспросил Герман. – Или они?
– Все равно! Кто кого убил?
– Да вроде никто никого… Я не знаю… Меня свои послали. За вами. И остальными, кого найду. Я же в карауле сегодня.
– Не понимаю… – Борис шагнул к двери, резко её распахнул. За ней никого не было.
– Да мы сами не поняли… Трое пришли с южной тропы. Остановились на краю деревни. У яранги Эльки Хохлушиной. Уверенные такие. С оружием.
– Стреляли?
– Нет. Поймали какого-то мальчишку, велели ему главного позвать. Он ко мне прибежал. Я тревогу бить не стал, решил за вами сбегать…
На улице зазвенела рында – настоящий медный колокол висел только перед домом Макара Мартынова; голос рынды знала вся деревня. Секунда, другая – и вот от дома к дому покатился, нарастая, металлический лязг, звон и перестук.
Борис заглянул в класс. Парни сидели на местах, но, увидев учителя, тут же вскочили. Многие держали в руках ножи. Никто не произнес ни слова, но в этом не было необходимости – любому было ясно, что мальчишки рвутся в бой.
– Идите в семьи, – велел им Борис. – У кого нет семей, идите в семьи друзей и соседей.
Школу он покинул первым – просто не позволил ученикам выйти вперед. Герман семенил позади, торопился всё рассказать, но сбивался и повторялся:
– Трое их, сели за ярангой, ничего не боятся, не прячутся. Белый флаг у них – тряпка на палке. Один вроде главный. Мы их окружили, но близко не подходим. Оружие у них. Большое. Серьезное…
– Почему их только трое? – спросил Борис. – Где остальные? Почему они не прячутся?
– Может, ловушка? – предположил Герман. – Может, отвлекают нас?