Прекрасные авантюристки - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 53

И только тогда он узнал, что на щеке у нее была не родинка, а мушка из коричневого бархата — это первое. Второе — что глаза у нее не голубые, а скорее серо-голубовато-зеленоватые, совершенно неопределенного, переменчивого, лживого оттенка, которые принимают цвет любого платья. Ну а третье… О, этого третьего, четвертого, пятого… тысяча двести сорок восьмого было столько, что Алексей Алексеевич еще и по сей день, спустя четырнадцать лет, не переставал этому удивляться. А еще больше удивлялся себе: как это он, такой благоразумный и приличный молодой человек — фурьер артиллерийского полка, а не какой-нибудь статский хлыщ!!! — связался с такой особой.

Бабушка Алексея Алексеевича, Матрона Филипповна, называла подобных особ шалыми.

Вот именно! Шалая — это слово подходило к Ольге Зубовой (ах, пардон, теперь уж Жеребцовой!) как нельзя лучше.

…Между прочим, вся ее семья была шалая. Ну разве что папенька, Александр Николаевич, еще заслуживал звания приличного человека. Прежде он был вице-губернатором где-то в провинции, но об том времени вспоминать не любил, ибо в 1763 году бежал из своей губернии вместе со всем семейством, спасаясь от надвигавшейся пугачевской орды. Страху при бегстве натерпелись столько, что и подумать о возвращении в родные пенаты было жутко. Семейство обосновалось в Москве, благодаря поддержке влиятельных друзей устроились кое-как — далеко от прежнего широкого провинциального житья. Старшие сыновья, Николай, Валерьян и Платон, кто ушел служить в армию, кто уехал в Петербург. Оленька гоняла по вечеринкам, искала жениха. Она поняла, что с помощью усталого от жизни папеньки вряд ли вырвется из скучной Москвы. И решила выйти замуж за какого-нибудь военного, пусть не слишком богатого (Зубовы были не бедны, отнюдь нет!), но молодого, красивого и, главное, с будущим. И чтобы им было легко властвовать!

Алексей Алексеевич Жеребцов на первый взгляд показался Ольге как нельзя более подходящим. Спустя неделю после свадьбы, впрочем, она поняла, что ошиблась.

Итак, они оба ошиблись… Но оба уже были связаны неразрывными узами венчальными, тем паче что сразу вскоре после свадьбы один за другим родились сын и дочь. Вторые роды были нелегки, и Оленьке запретили в ближайшие годы даже думать о третьем ребенке.

Алексей Алексеевич приуныл. Не то чтобы он так уж сильно хотел детей! Но ему, былому скромнику и девственнику, теперь очень понравилось то, что предшествует появлению детей на свет. А этого, как выяснилось, никак нельзя было себе позволять… Пришлось снять квартиру на одну комнату побольше: теперь у них с женой были разные спальни. Оленька была так близка — и так недосягаема! Эту новую квартиру Алексей Алексеевич сразу же возненавидел.

Странно: жене эта квартира, напротив, чрезвычайно нравилась. Особенно ей пришлась по душе ее новая отдельная спальня…

Впрочем, долго терзаться танталовыми муками Алексею Алексеевичу не пришлось: отвлекали дела служебные. В 1787 году он вместе со своим полком участвовал в походе против шведов в Финляндии; много бывал в разъездах. Наконец в 1790 году Жеребцов вышел в отставку бригадиром.

При его наездах домой Оленька делала большие глаза, говорила: «Вы что, сударь?! Как можно?! Доктор запретил!» — и покрепче закрывала дверь своей спальни на ночь. Между тем Алексей Алексеевич находил, что жена выглядит еще прелестней, чем прежде. Глаза сияли ярче, щечки розовели, как мальвы, милая мушка так и порхала по личику, обозначая какие-то загадочные сигналы, адресованные бог весть кому, только не родному мужу.

Вдобавок она пристрастилась к танцеванию.

Почтенная, можно сказать, дама, мать двоих детей! В ее годы (Оленька родилась в 1765-м, стало быть, в 1790-м ей было уже 25!) пора остепениться, ощутить себя почтенной матроною, сделаться пышной, малоподвижной клушей и снисходительно взирать на мир… Она же, совершенно забросив детей на нянек, мамок и деда с бабкою, днями моталась по урокам танцев, которые, надобно сказать, с каждым годом делались все популярнее.

В ту пору все известные учителя бальных танцев были завалены уроками, и тогдашние танцклассы являли престранную картину! Как рассказывали, тут можно было видеть восьмилетних детей, весело прыгающих чижиком, немца-старичка с подвязанной челюстью, который задыхается, но танцует упорно, какого-нибудь богатого армянина в национальной одежде, постигающего сугубо европейские па, молодых и совсем немолодых барынь (в папильотках!), которые изо всех сил старались выделывать па-де-зефир и кокетливо поглядывали по сторонам, ожидая всеобщего одобрения. Больше всего в ту пору танцевали экосез, котильон, кадриль, гросфатер, полонез, краковяк, алеману, русскую, па-де-шаль. И Ольга Александровна скоро сделалась не просто неутомимой и умелой танцоркою, но и превзошла многих своих учителей.

Кстати сказать, именно с тех пор, как Ольга стала бегать по урокам, господин Жеребцов впервые ощутил некое неудобство, надевая головной убор. Но неудобство сие было настолько незначительным, что он до поры до времени решил не обращать на него внимания.

Ну что поделать? Его жена была игрушкой своего пылкого и страстного темперамента. Ольга мечтала о разводе, но развод получить было невозможно. И наша красавица, пользуясь частыми отлучками супруга, начала вести жизнь свободной, незамужней девушки — с той лишь разницей, что потерь девических понести уже не могла… Это и придавало ей особенное очарование в глазах мужчин!

У нее было море поклонников, однако с ними со всеми она простилась без сожаления, когда все Зубовы внезапно перебрались из Москвы в Петербург.

Впрочем, внезапным это могло показаться только господину Жеребцову, который был слишком занят делами своей службы, а затем и отставки. А прочие-то Зубовы (и особенно Ольга Александровна!) ожидали чего-то подобного уже с 1789 года — с тех пор, как их сын и брат Платон Александрович вошел в милость у императрицы Екатерины Алексеевны.

* * *

Всем светским людям было прекрасно известно, что близ государыни всегда находился какой-нибудь красивый молодой человек, коего она отличала особенным образом. Это называлось «быть в случае» и не только не порицалось благоразумным обществом, но и весьма приветствовалось, ибо влекло за собой такие мирские блага, которые и во сне не снились людям обыкновенным. Многие родовитые красавцы очень даже мечтали оказаться в «случае» и всячески домогались этого. Например, молодой князь Кантемир просто-таки преследовал императрицу своими признаньями и мольбами, пока не был выслан из столицы. Чаще всего искатели действовали, втираясь в милость к тем, кто обычно рекомендовал молодых людей императрице. Обычно это обустраивал Григорий Алексеевич Потемкин, но удавалось протиснуться со своей протекцией и другим. Например, обер-полицмейстер Петербурга граф Петр Толстой несколько лет назад, воспользовавшись отъездом Потемкина, представил Екатерине Алексеевне кавалергарда Александра Ланского, который стал ее большой любовью. Она с трудом пережила его смерть и долго не могла утешиться. Ланского сменил Александр Дмитриев-Мамонов, однако умудрился влюбиться в какую-то там княжну Щербатову, женился на ней и потерял благорасположение государыни. Екатерина Алексеевна откровенно скучала, настроение у нее было прескверное… Она непременно должна была чувствовать себя не только властительницей огромной страны, но и женщиной, причем именно любимой женщиной!