Преступления страсти. Жажда власти - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 29

(Заметим в скобках: возможность того, что человек, называемый в официальной русской историографии Лжедмитрием I или Самозванцем, на самом деле был сыном Ивана Грозного и Марьи Нагой, допускал, в частности, Н. Костомаров, который даже приводил ряд доказательств в пользу этой версии (см. его работы «Кто был Лжедмитрий?», «По вопросу о личности первого Самозванца»). В любом случае никто определенно не знает, кем был Дмитрий, потому что и Костомаров, и К. Валишевский, и многие другие историки весьма скептически относятся к отождествлению его с Гришкой Отрепьевым и высказываются, что это могло быть пропагандистским шагом Годунова – с целью скомпрометировать соперника. Точно так же допускается, что Романовы приложили немало усилий, чтобы уничтожить все свидетельства личности Дмитрия Первого, ибо признать его сыном Грозного было абсолютно не в их интересах. Как-никак Филарет Романов, отец царя Михаила Федоровича, был соучастником Василия Шуйского при свержении Самозванца.)

Пронырливому Мнишку и просвещенным Вишневецким было ведомо, что царевич Дмитрий, сосланный вместе с матерью своей, седьмой женой Грозного Марьей Нагой, в Углич, там и погиб еще в 1591 году, сам себя зарезав по нечаянности ножичком. Однако ходили упорные слухи, что зарезался он вовсе не сам, а Борис Годунов, бывший в ту пору истинным правителем России (даром что на троне сидел венчанный царь Федор Иванович, старший брат Дмитрия!), столь жутким образом обеспечил власть за собой.

Но вот поди ж ты! Царевич живой объявился!

Конечно, измыслить можно всякое. Однако в доказательство Гжегош предъявил крест из чистого золота, весь осыпанный алмазами, с изображением русского двуглавого орла в середине. Но даже не только и не столько крест заставил братьев Вишневецких, а потом и пана Мнишка поверить словам Григория, вернее, Дмитрия.

Когда к нему внимательней присмотрелись, то обнаружили: в каждом его слове, в повадке, во всей его натуре сквозило истинно царственное достоинство, даром что был собою хлопец неказист. Росту он был среднего, даже невысокого, с лицом круглым, а волосы имели рыжеватый оттенок. Правда, очи редкостного темно-голубого цвета напоминали глубокое вечернее небо, и очи сии были самым приятным в его лице. Но сложения молодой человек был крепкого и руки его отличались необычайной силой. Кроме того, он оказался хорошо образован, знал не только польский, но и латынь, а в удали превосходил многих родовитых шляхтичей. Не было равных ему в верховой езде и в умении стрелять в цель. И язык у него был подвешен чрезвычайно удачно. Во всяком случае, историю своего чудесного спасения из Углича, от подосланных Годуновым убийц, он излагал весьма складно. Право, сам Цицерон не мог быть более красноречивым!

– Царь Борис, посягая завладеть Московским царством, когда умрет его зять, царь Федор, тайно приказал убить меня, – рассказывал Дмитрий, вселяя трепет в сердца слушателей. – Но меня спасли верные люди. Предчувствуя, что у Бориса созреет злодейский замысел, они подменили меня другим ребенком. Увезли в боярскую семью, где я и воспитывался до поры до времени. Потом меня, чтобы лучше охранить от Годунова, отправили в один монастырь, в другой. А когда пришел я в возраст, тяжко стало мне скрываться в Московской земле, вот и ушел в Польшу. А теперь принял твердое намерение: возвратить с вашей помощью отеческое достояние и законно принадлежащую мне власть. Хочу я сего не из честолюбия, а чтобы не торжествовало злодеяние. Многие бояре московские желают того же, многие знают, что я жив, ожидают меня, ненавидят Бориса и готовы признать меня московским государем!

В самом деле, звучало сие красно и правдоподобно, вот поляки, всегда готовые к авантюрам, и поверили каждому слову. А если кто не шибко верил, высказывались по-латыни так: «Se non e vero, e ben trovato!», что означало: «Пусть это и неправда, но хорошо придумано!» И выражали согласие попытать счастья и возвести-таки претендента на московский престол.

Пан Юрий Мнишек не помнил себя от восхищения. С ума сойти: его дочь, простая шляхтянка, будет замужем за русским царем! Сделается владычицей баснословной Руси! Выходит, правильно делала Марианна, отказывая прочим женихам. Она жаждала власти – и она ее получит!

Конечно, упустить такого зятя пан Мнишек никак не хотел. И он, и братья Вишневецкие наизнанку вывернулись, чтобы привлечь на сторону претендента и короля, и сейм, и церковь. Им удалось собрать в Самборе великое множество шляхтичей, привыкших проводить большую часть жизни на коне и в поле. Им не привыкать было воевать, а если речь шла о войне с ненавистными москалями – за то многие и сами готовы были приплатить, несмотря на врожденную скупость и наследственную нищету. Однако тут выгорала и большая прибыль, обещанная царевичем Дмитрием: служба каждого шляхтича, каждого наемника должна быть щедро вознаграждена. А уж какие выгоды получали его ближайшие сподвижники, Мнишки, Вишневецкие и сам польский король! От таких посулов Иван Грозный небось в гробу переворачивался, когда слышал, сколь просто его сыночек готов расточить отцово достояние. И все ради дочери сендомирского воеводы!

Но Мнишек понимал: Дмитрий будет тем больше жаждать Марианны, чем дольше она останется для него недоступной. В умении своей дочери удержать поклонника одними взглядами и улыбками пан Юрий не сомневался. Ведь это была его дочь! Для Марианны главное – власть и богатство, а страдания от разбитого сердца – не для нее.

Именно поэтому отец красавицы водил царевича за нос как мог долго. Уже Дмитрий во главе польской армии покинул пределы Речи Посполитой. Уже к войску его примкнули русские полки и донские казаки. Уже народ, измученный тяготами Борисова правления, с надеждой обратил свои взоры на царевича, в котором многие охотно признавали сына Грозного. Уже Дмитрий взял Москву, уже воссел на трон, с которого успел скатиться Бориска… То ли своей смертью он помер, то ли покончил с собой – Бог его весть, собаке собачья и смерть! Уже вся Россия присягала государю Дмитрию, а между тем Мнишек все еще не выпускал дочь из Польши.

И пан Юрий, и католические священники, которые благословили будущий брак, а также всю эскападу поляков на восток, понимали: Марианна, или, как называют ее русские, Марина, – практически единственное средство держать в руках Дмитрия. Воссев на престол и найдя единомышленников и преданных слуг среди русских, он вполне может нарушить некоторые свои обещания. Например, насчет передачи Смоленского и Северского княжества в потомственное владение Юрию Мнишку, а также передачи ему доходов с близлежащих земель (лично панне Марианне полагался миллион польских злотых и Великий Новгород и Псков со всеми ближними землями и уделами); а также насчет заключения вечного союза между обоими государствами, насчет свободного въезда иезуитов в Россию, строительства католических церквей, латинских школ и постепенного окатоличивания русских; насчет помощи шведскому королю вернуть его престол; насчет… Да мало ли надавал обещаний синеглазый царевич в ослеплении любви и жажде власти!

Мнишек рад был бы вовсе не выпускать царскую невесту из Польши до тех пор, пока Дмитрий не выполнит всех своих посулов – и в придачу десятка других условий. Хороший был сделан ход – обручить Марианну с послом, дьяком Афанасием Власьевым, представлявшим московского государя. Теперь Дмитрий не смог бы отказаться от Марианны, даже если сонмы красавиц-москвитянок начнут досаждать ему своей любовью! А слухи такие ходили…