Дамы плаща и кинжала - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 81

Дороти даже вздрогнула от радости. Именно на это она и надеялась еще там, в постели «служителя муз Б.», поэта Джорджа Гордона Байрона, когда сочиняла свое письмо «дорогому другу», под которым разумелся граф Нессельроде, ведавший иностранными сношениями России. Составлять донесения, шифровать их столь же увлекательно, как и добывать информацию, особенно таким неформальным способом. Пожалуй, муж прав: для нее игра в l’espionne — самая лучшая игра на свете! Так щекочет нервы! Куда там бриджу или крокету!

Торопливо чмокнув великодушного супруга в щеку, Дороти понеслась вверх по лестнице, как вдруг полуобернулась:

— Кстати, Кристофер, не тратьте время на поиски в «Таймсе» военных планов Веллингтона! Больше вы их там не найдете.

— Это еще почему? — озадачился граф Ливен.

— Да потому, что герцог Веллингтон еще в марте написал в одном из своих секретных донесений: «Вполне можно сообщать разведывательную информацию через газеты. Более того, содержание всех газет — это разведывательные данные для неприятеля, на основании которых, как мне известно, он строит планы своих операций». Герцог настоял на том, чтобы его донесения в Лондон не публиковались в печати, так как они содержат важные для врага сведения.

— Ради бога! — пробормотал ошарашенный граф Ливен, глядя вслед точеным ножкам жены, мелькающим уже на верхних ступенькам лестницы. — Откуда вам сие известно?!

— Из газеты «Таймс»! — донесся смешок Дороти. А вслед за этим хлопнула дверь ее будуара — и стало тихо.

Пожав плечами, граф вернулся в библиотеку и сел, вольно вытянувшись в покойном кресле у камина. Если Дашенька сказала, что газеты можно не читать, он и не станет. Причем с превеликим удовольствием! И с еще большим удовольствием не станет тратить время на очередное донесение Нессельроде. Дашенька сделает все гораздо лучше. Все-таки русскому посланнику в Лондоне, графу Христофору Андреевичу Ливену, чертовски повезло с женой. Дарья Христофоровна Ливен, урожденная Бенкендорф, — истинное сокровище. Сейчас даже смешно подумать, что раньше он отчаянно не хотел на ней жениться, и кабы не маменька…

* * *

— Послушайте, мой дорогой мальчик, вам придется смириться. Дашенька Бенкендорф — прелестное создание, а главное, к ней весьма благоволит императрица. Вы ведь знаете, что покойная матушка Дашеньки, Мари Бенкендорф, урожденная баронесса Шиллинг фон Канштадт, была задушевной подругой ее величества Марии Федоровны, и императрица поклялась, что после ее смерти не оставит Дашеньку. Так оно и вышло. Великодушная государыня отдала сироту в Смольный институт, потом взяла под свое попечительство, определила во фрейлины и вот теперь решила выдать замуж. Выбор императрицы пал на вас, и я вижу в этом великую честь!

Голос графини Шарлотты фон Ливен, статс-дамы императрицы Марии Федоровны и бессменной воспитательницы всех ее сыновей, молитвенно дрогнул. Все, что исходило от царствующей фамилии, было для нее священно, воля императора и его супруги — непререкаема, и ежели бы государыня решила дать ее в жены даже сыну мадам Шевалье, [72] Шарлотта фон Ливен, наверное, смирилась бы и с этим. Однако Дашенька Бенкендорф — совсем даже не худший вариант! Она из прекрасной семьи, ее отец — военный губернатор Риги, ее брат Саша [73] дружен с великими князьями Александром и Константином. Сама Дашенька очень мила… немного худа, конечно, однако у нее дивные темно-серые глазки, свежие вишневые губки, чудесные белокурые локоны и воистину лебединая шея. Барышня неглупа, хорошо образованна. Что еще нужно Христофору?!

— В чем дело, сын мой? — наконец спросила Шарлотта Карловна прямо, добавив металла в свой голос. — Чем вам не нравится Дашенька?

— Матушка, если честно, я на дух не переношу Сашку Бенкендорфа, — простонал Христофор. — Это такой наглец! Он уже прибрал к рукам наследника, а также его брата Константина, и, помяните мое слово, когда подрастет Николай, Сашка и до него доберется!

На какой-то миг Шарлотта онемела от такой нелепости.

— Помилуйте, дитя мое, но ведь вам же не с Сашкой Бенкендорфом венчаться! — наконец обрела она дар речи. И отчеканила: — Я же сказала вам, что его величество Павел Петрович желает видеть своего военного министра женатым! А сейчас у нас нет другой достойной кандидатуры, кроме Дашеньки Бенкендорф, которая, что очень кстати, в вас влюблена. Вы, впрочем, быть может, хотите, побыв уже три года в почетной министерской должности, уступить портфель и звание генерал-адъютанта кому-то другому? Да?

— Нет! — в ужасе ответил Христофор.

— Тогда — под венец! — простерла Шарлотта указующий перст к дверям, как будто прямо там, за порогом, уже стоял священник, готовый обвенчать молодых, а при нем влюбленная невеста в белом платье…

И хоть никого там не было, а все же венчание свершилось днями, очень быстро, и Христофор буквально наутро после брачной ночи покаялся, что не сразу разглядел, какая прелесть его Дашенька. Она была веселая, милая, ласковая, смешливая, болтливая, а уж слушать умела… С этой минуты Христофор знал, что юная жена — его истинный друг, который поможет ему перенести все императорские причуды. А причуд у Павла Петровича, увы, было множество, и Христофор фон Ливен беспрестанно с ними сталкивался, поскольку военная служба была преобладающей страстью императора.

Дашенька очень скоро поняла, что характер Павла представляет собой странное смешение благороднейших влечений и ужаснейших склонностей. Подозрительность в императоре с годами развилась до чудовищности. Пустейшие случаи вырастали в его глазах в огромные заговоры, он гнал людей в отставку и ссылал по произволу. В крепости и на гауптвахте не переводились многочисленные жертвы, а порою вся их вина сводилась к слишком длинным волосам или слишком короткому кафтану. Носить жилеты совсем воспрещалось. Император почему-то утверждал, будто жилеты вызвали всю Французскую революцию. Случалось, на гауптвахте оказывались и дамы, если они при встрече с Павлом не выскакивали стремительно из экипажа или не делали достаточно глубокого реверанса. И Дашенька со свойственной ей чисто женской интуицией почувствовала, что добром царствование этого государя не кончится.

В начале 1801 года военный министр фон Ливен сделался болен. Он занемог с тех пор, как узнал о намерении императора вывести под корень ненавистное ему донское казачество, а заодно потревожить владения своих неприятелей англичан в Индии. Фон Ливен лично писал под царскую диктовку приказы, от которых у него волосы вставали дыбом. Курьер в самом кабинете государя получил запечатанные конверты для отвоза на Дон, и Павел строго-настрого, под страхом смерти, запретил Ливену кому-либо сообщать о сделанных через него распоряжениях. Даже вездесущий Пален ничего не знал.

На другой день после отправки рескриптов Ливен слег. Он был в полубреду и бормотал, сжимая тонкую руку жены и глотая слезы, точно ребенок: