Дамы плаща и кинжала - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 70

Так что не по бедности, а единственно для остроты ощущений, которых ей теперь так не хватало, она порою подворовывала в универсальных магазинах самообслуживания, ничуть не огорчаясь, если попадалась. Впрочем, постепенно Мура перестала ходить и в магазины.

Единственное место, куда ее удавалось выманить из дому, был кинотеатр. Правда, она никак не могла после сеанса вспомнить содержания фильма. Странная вещь: стоило на экране замелькать черно-белым или цветным теням, как перед Мурой с завидным постоянством всплывали кадры другого фильма, самого потрясающего, который она только видела в своей жизни: он назывался «Британский агент» и был поставлен по книге Роберта Брюса Локкарта «Мемуары британского агента». Самого Брюса играл там Лесли Ховард, Муру — Кей Френсис, и снят этот фильм был еще в 1930 году. Тогда Локкарту прислали приглашение на предварительный просмотр, и он взял с собой Муру — ведь это было совершенно естественно!

Однако оказалось, что в зрительном зале они одни: просмотр проводили только для Локкарта. В темноте пустого, огромного зала Мура вновь вернулась в счастливейшие, незабываемые дни своей жизни… Единственные счастливые, как считала она тогда и как думала теперь, на исходе жизни, единственные, которые ей стоило помнить, ради памяти о которых ей стоило жить так долго — так бесконечно, утомительно долго…

По сравнению с этими воспоминаниями ничто не имело для нее значения: ни старые беды и ошибки, ни работа для двух разведок, ни встречи с людьми, которые играли судьбами мира, ни дочь и сын, ни дружба и любовь других мужчин, ни их смерти… ни даже убийство, которое ей пришлось совершить…

И когда она почувствовала, что пытка жизнью скоро окончится, она подожгла автомобильный трейлер, в котором хранились рукописи и ее личный архив. Бумаги, за которые разведки многих стран заплатили бы баснословные деньги, о которых грезили литературоведы и историки, на ее глазах обратились в прах.

Глядя в огонь, Мура вспоминала, как одна из ее бывших знакомых — как там ее звали? Нина? А фамилия? Нет, забыла!.. — спрашивала, когда же она напишет свои мемуары.

Мура тогда отшутилась:

— У меня никогда не будет мемуаров. У меня есть только воспоминания!

Сейчас она без жалости смотрела на пляску пламени: ведь это горели материалы для мемуаров! А воспоминания… они останутся с ней, они всегда при ней. Воспоминания о темном пустом зале, в котором громко стрекотал проекционный аппарат, а она смотрела на историю своей невероятной, своей великой любви, которую разыгрывали чужие люди, и думала: что произойдет, если она коснется руки Брюса, который сидит рядом с ней?

Не коснулась. Побоялась, что он отдернет свою руку. А теперь, глядя в огонь, Мура пожалела, что не рискнула. Вдруг бы не отдернул, а?! Эх, все-таки она оказалась всего лишь слабой, слабой от любви женщиной, а говорили-то: сердце тигра, сердце тигра…

«— Солнце души моей!

Померкло мое солнце. И я в черной ночи вишу над бездонной, над страшной пропастью. Зачем я пишу тебе, куда я пишу тебе, зачем обманываюсь? Совсем недавно я чувствовала себя 25-летней. А сейчас мне даже не сорок — семьдесят. Тянет вниз, но ты не простил бы мне, если бы я сорвалась. Сегодня Алешенька гадал на ромашке «любит — не любит» и, как в прошлом году, уверенно воскликнул: «Любит папа маму!»

Часто я сижу с закрытыми глазами, а иногда просто глядя перед собой. И вдруг начинаю кричать — протяжно, дико, протестующе. Я готова вырвать сердце из груди — такое горячее и колючее. Оглядываюсь кругом: люди сидят и говорят со мной, а на их лицах деловое, обычное выражение. Значит, я кричала молча.

Я живу, как птица с поломанными крыльями. Как мне не хватает тебя!»

Это письмо обращено к мертвому, любимому, незабытому… После ее смерти среди бумаг нашли шесть таких писем — крики, зовы одинокой, страдающей души. Услышал ли он их там, где пребывал? И если там сохраняется память, вспомнил ли, как сначала они недолюбливали, можно сказать даже — ненавидели друг друга?

У некоторых людей бывает любовь с первого взгляда, а у них с первого взгляда возникла взаимная неприязнь, которая только усиливалась с каждым днем совместной работы. Они спорили по поводу и без повода. Ей казалось, что в начальники ей достался какой-то легкомысленный бездельник, который определенно провалит дело. Вот уж воистину — плейбой! Он бы тоже предпочел кого-нибудь повеселей и посговорчивей этой красавицы с непреклонным выражением точеного лица и высокомерными повадками. Не сговариваясь, они обратились к высшему начальству с просьбами — почти с мольбами! — перевести эту (этого) «в другое место, подальше от меня». Начальство ответило кратко: сейчас нет возможности для перевода, придется вам в интересах дела еще немножко пострадать, дорогие товарищи Кин и Ирина. Недолго — полгодика.

«Ну, полгодика я как-нибудь потерплю, тем паче — в интересах дела!» — стиснув зубы, подумал каждый из вышеназванных товарищей.

Спустя три месяца по начальству была отправлена новая просьба — уже совместная: товарищи Кин и Ирина выспрашивали разрешения сочетаться законным браком. Исключительно ради собственных интересов!

— Обязательно им наше разрешение понадобилось, — проворчал один из начальников, крайне недовольный поворотом ситуации: то видеть друг друга не могли, теперь друг без друга не могут. Несерьезно как-то! Взрослые люди, в конце концов. Наверное, уже вовсю живут вместе. Ну и жили бы на здоровье, так нет же: брак им понадобился.

— Ну, это вряд ли, что вместе живут! — усмехнулся другой руководящий товарищ. — Ты что, забыл, какая штучка наша Ирина? У нее нравы строгие! Помнишь, как застрелиться собиралась, когда… — Он выразительно хмыкнул. — Поэтому, думаю, Кин все еще ходит вокруг нее кругами. Но, скажу я тебе, тут наверняка дела не простые, наверняка любовь до гроба, иначе этого рапорта не было бы.

— Любовь! — хмыкнул первый начальник. — Ну что, пусть женятся, как ты считаешь?

— Да на здоровье! — махнул рукой второй, и Кину с Ириной была отбита секретная депеша, в которой содержалась некая разновидность сакраментального благословения: «Плодитесь и размножайтесь!»

Буквально на другой день после получения шифрограммы (это было в декабре 1935 года) второй секретарь полпредства СССР в Финляндии Борис Николаевич Ярцев (Кин) наконец-то остался на ночь в спальне своей жены Зои Ивановны Ярцевой (Ирины), в ее постели, а не на неудобном диванчике в гостиной. Юмор ситуации состоял в том, что эта парочка с самого начала состояла в браке — правда, в фиктивном. И только теперь, с благословения вышестоящих инстанций, они смогли дать волю своим чувствам и перестать морочить людям головы: по видимости муж и жена, а фактически — на пионерском расстоянии…

Хотя нет. Морочить людям головы они — в том-то и дело! — не могли и не имели права перестать, потому что работа у них была такая. Кин (он же Борис Николаевич Ярцев, он же Борис Николаевич Рыбкин, он же Борух Аронович Рывкин) и Ирина (она же Зоя Ивановна Ярцева, она же Зоя Ивановна Воскресенская) состояли на службе в советской разведке и являлись ее резидентами в Финляндии. Сейчас они были более или менее легализованы, однако в прошлом у каждого были задания, выполненные на нелегальном положении, под чужими именами и фамилиями, в самых что ни на есть рискованных ситуациях и с несомненной опасностью для жизни.