Женщины для вдохновенья - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 48

Порыв ее горя, ее любви, ее песен (она пустила в ход все свои «колдовские» средства) был таков, что Иван Сергеевич еще год провел в Куртавнеле и Париже, и губы его по-прежнему не отрывались от ее ног. Но все же Тургенев решился уехать, как только почувствовал, что Полину начинает утомлять почти семейная жизнь, которую они начали вести. Она снова стремилась на сцену, Луи Виардо перестал устраняться и заговорил о ее будущем, о возможной потере голоса, о том, что надо использовать, а не тратить время… Трезвость возобладала. Полина дала согласие на новый гастрольный тур. Однако провести в одиночестве еще год в старинном замке, пока возлюбленная будет порхать по Европе, Иван Сергеевич не захотел. Пора, пора было навестить матушку и Россию… а может быть, остаться там.

Полина отправилась в Берлин. Тургенев некоторое время помучился в Париже, потом сорвался в Германию — проститься с обожаемой женщиной.

Он не исключал, что прощается с Полиной навсегда, ибо физически ощущал: ему нет места в той жизни, которую вела она. Место мужа при ней было занято, а роль этакого венецианского кавалера-сервента, турецкого чичисбея, русско-французского приживалы наскучила ему до смерти.

Нелегко ему было разомкнуть на своей шее эти легкие руки, которые цеплялись за него так отчаянно. И даже потом, даже в России его не оставляло ощущение, что Полина все еще держит его, тянет к себе, что не отпустит его до смерти. Так оно и было, так и будет, вот только Иван Сергеевич этого пока еще не знал.

Встреча с матерью была такой радостной, что оба, словно по уговору, моментально забыли о прежних ссорах. Привыкнув жить лишь делами и заботами Вареньки, своей полупризнанной дочери, Варвара Петровна с восторгом любовалась сыном — светским человеком, барином, уже знаменитым писателем. Правда, иллюзия счастья длилась недолго: Иван Сергеевич осмелился попросить назначить ему и женатому брату хоть какой-то доход.

Варвара Петровна возмутилась: если они оба не желают жить по ее указке, так какое же имеют право требовать от нее денег? Для нее одно было неразрывно связано с другим. Но сыновья почему-то думали иначе.

Снова последовал разрыв — теперь уже окончательный, Иван Сергеевич уехал в Петербург, предварительно отправив в Париж, к Полине на воспитание, свою дочь от той хорошенькой белошвейки (он только теперь узнал о существовании этой девочки). Варвара Петровна отбыла в Москву, но перед этим сожгла дневники и письма.

16 января 1850 года старая барыня умерла, зовя любимого сына. Николай Сергеевич с женой и Биби (так дома звали Вареньку) задержали депешу, так что Иван Сергеевич явился уже после похорон. Николай Сергеевич присвоил все бриллианты и столовое серебро, Варенька устроила скандал, стала настраивать его против Ивана… Оказалось, что Варвара Петровна вскормила истинную «маленькую змейку», как назвал ее Иван Сергеевич в одном из писем к Виардо. Даже отец Вареньки, Андрей Евстафьевич Берс, с ужасом отказался от предложения взять дочь к себе. Впрочем, у него уже была своя большая семья… С великим трудом — и большим приданым! — удалось выдать Вареньку замуж, а братья уладили свои наследственные дела так: Иван Сергеевич оставил себе только Спасское, Николай взамен потребовал и получил все остальное. Впрочем, оба они были разделом довольны и вполне могли считать себя богачами.

Особенно довольным чувствовал себя Тургенев, ибо разве это не чудо: у него был дом, он мог писать не ради заработка, а только ради удовольствия, когда творческие позывы становились поистине невыносимы…

Однако немедленно приключилось так, что этот столь долго чаемый дом сделался для него местом заключения — в буквальном, а не переносном смысле слова. «Записки охотника» показались цензуре проникнутыми не столько русским патриотическим, сколько французско-вольнодумским, даже где-то революционным духом. Тургенева посадили на гауптвахту. Однако он сделался слишком модным заключенным, каждый день улица перед гауптвахтой оказывалась забита экипажами, посетители к нему валом валили, — и молодого писателя выслали в Спасское под надзор полиции на неопределенное время.

Вот это был удар! Сначала перенести его помогали творчество, письма к Полине и от нее, потом… потом этого стало Тургеневу мало. Все же он был мужчина, он не мог любить только бесплотно…

Он влюбился.

Однако без чудачеств не мог обойтись и здесь. Потому что влюбился… в крепостную своей кузины. Красавицу — она и впрямь была красавица чисто испанского, столь милого сердцу Ивана Сергеевича, типа! — звали Феоктиста, Фетиска. И чтобы заполучить ее, Тургенев уплатил семьсот рублей. Это были деньги безрассудные, баснословные! Пятьдесят рублей в те времена и то считались чрезмерными за крепостную душу. Заламывая такие деньги, кузина откровенно смеялась над Иваном Сергеевичем и надеялась отвратить его от безрассудной сделки. Однако куда там! Если этому человеку шлея под хвост попадала, его уже ничто не могло остановить. Так было — и еще будет — с Полиной. Так же сталось и с Фетиской.

Печальнее всего в этой истории, что только внешне Фетиска была похожа на испанскую аристократку. В душе она оказалась закоренелой мещанкой и капризной тиранкой — ну хуже некуда. Поэтому вскоре Иван Сергеевич с превеликим облегчением сплавил ее с хорошим приданым замуж за какого-то чиновника.

И тут вдруг новость — Полина Виардо снова приезжает в Россию!

А Тургенев заперт в Спасском полицейским надзором…

Разумеется, это его не остановило. Он ринулся в Москву с чужим паспортом, нанял комнаты где-то на окраине, у вдовы-купчихи, которая осталась в убеждении, что поселился у нее никакой не купец (именно за купца выдавал себя Тургенев), а мошенник первого сорта.

Впрочем, ему было наплевать, кто и кем его считает. Главное, что они снова увиделись с Полиной, снова дали друг другу — как писали в викторианских романах — «все возможные доказательства своей любви и страсти». И Тургенев, вернувшись в Спасское, написал ей, словно клятву дал: «То чувство, которое я вам посвятил, окончится только с моей жизнью…»

Жизнь, впрочем, с удовольствием проверяла его клятву. Всякие там Фетиски могли только на время увлечь его плоть, а вот душу зачаровать… Тут надо было летать повыше!

Летом 1853 года Иван Сергеевич познакомился с сестрой Льва Толстого, Марьей Николаевной. Ей было двадцать три года, она жила недалеко от Спасского, в Покровском, и вскоре кучер Тургенева перестал спрашивать своего барина, куда ехать, когда тот внезапно приказывал подавать коляску: ясно, что в Покровское!

Она «не походила на обыкновенных русских барышень: на ней лежал какой-то особый отпечаток. Меня с первого раза поразило в ней удивительное спокойствие всех ее движений и речей. Она, казалось, ни о чем не тревожилась, не хлопотала, отвечала просто и умно, слушала внимательно.

Кому бы она не понравилась? Удивительное создание! Проницательность рядом с неопытностью ребенка, врожденное чувство красоты, постоянное стремление к высокому и понимание всего, даже порочного, даже смешного, — и надо всем этим, как белые крылья ангела, тихая женская прелесть.