Возмущенно топая, София поднялась к себе и легла спать, не сомневаясь, что четырнадцатью футами ниже Марта, оставшись наедине с Джеймсом, сокрушается по поводу его бывшей подружки, препарируя острым язычком-скальпелем ее сомнительные хозяйственные навыки, сомнительную работу, сомнительную жизнь. Марта — сколь бы храброй она ни была на словах — ревновала и боялась Софии. А София напилась и реагировала явно неадекватно, и чем сильнее она старалась подавить страх, тем больше нервничала по поводу ненужного ребенка, но чутье ее не подвело. Марта беседовала с Джеймсом о ней, и почти ни слова из этой беседы София не хотела бы услышать. И симпатичный черноволосый парень не явился, чтобы отвлечь ее от тягостных мыслей. С час она раздраженно ворочалась с боку на бок и наконец заснула, измученная злостью, страхом и ожиданием.
Двенадцать
Работа. Всю неделю без продыху. Все по боку — Джеймса, Марту, даже собственное тело, его София ощущала исключительно во время трехминутных всплесков финансовой активности. Бизнес затягивал, высасывая энергию без остатка, тратя ее на изящные позы и женственные изгибы; домой София приползала только затем, чтобы рухнуть в вожделенную — и пустую — постель. Работа послужила отличным средством от нараставшей паники. София не хотела беременеть, не хотела сходить с ума, ничего не хотела. Спасала физическая усталость, притуплявшая мозги, выматывавшая до такой степени, что едва хватало сил смыть косметику на ночь — хотя София неизменно выполняла этот священный ритуал. И уж тем более у нее не оставалось жизненных соков, чтобы населить ангелоподобными мужчинами свои сны, а божественным ребенком — свое тело.
Работая в две смены, София приобрела репутацию идеальной коллеги, подменяла всех, кто ни попросит, — вздумалось ли девушке взять выходной, гульнуть с подружками, встретиться с парнем. София работала на износ. На износ живота. Не было никакого живота. София могла бы поклясться. Но иногда уверенность пропадала. Или раздваивалась. Девическая паранойя или реальность? Лишняя дорожка кокаина, третий бокал вина — вот откуда берется животный страх, надо завязывать с излишествами. Но не сейчас. Пока ничего не прояснилось, костыли из кайфа Софии требовались больше, чем трезвая голова. Рухнуть в постель и спать. Слишком усталая, чтобы видеть сны. Слишком напуганная, чтобы видеть сны. А три сотни фунтов — бумажка к бумажке — готовы отправиться в банк.
Она изучала себя в зеркале каждое утро, каждый вечер, каждый раз, проходя мимо витрины магазина, отражаясь в дверце новенького автомобиля, в сверкающих спицах курьерских велосипедов. Щупала грудь, принимая душ, и думала о пресловутом самообследовании, о котором вспоминала регулярно — раз в полгода. Но дальше воспоминаний дело не шло, даже теперь. Обследование — да, на предмет рака — нет. Она мяла грудь, надавливала, приподнимала, чтобы ощутить ее тяжесть, — неужто чуть увеличилась? Да, но у нее скоро месячные, предменструальный период как-никак. Будем надеяться, предменструальный. София надеялась и даже молилась в тех случаях, когда усталости не удавалось изгнать полуночный страх. Она не чувствовала ни тошноты, ни утомления — не больше, чем полагается после сверхурочной работы, — все было как всегда. Ночные визиты ангелов в затрапезном шмотье тоже прекратились. Габриэль больше не приходил.
Месячные тоже не пришли. День, когда их ожидали, миновал. Кровь запаздывала. Потом еще день, и другой. София осматривала живот, ждала, когда ее начнет тошнить, и не верила в реальность происходящего. Она попыталась сторговаться на взаимовыгодной основе с божками, что обретаются в теле. Из опыта — подростка, танцовщицы, путешественницы — она знала, что переезды, стресс, недоедание, даже сверхурочная работа способны все напутать, беспосадочный перелет запросто пошлет луну вспять, вырвав из земного притяжения, и тело на месяц-два уходит в отгул. Она знала, что нервы тоже могут быть причиной. Она прекратила нервничать. На целый час. Страх вернулся в тройном размере, увеличенный убывающей луной, как лупой. Она старалась нормально есть, оставаться спокойной, словно притворяться нормальной и значит быть таковой. Она хлебала джин, но она не любила джин и потому не допила стакан. Месячные не пришли.
София разглядывала свое тело в зеркале, разглядывала свое профессиональное будущее в зеркале. Взирала беспристрастно, насколько это было возможно, изучала грудь, живот, длинные ноги, гладкие мускулистые руки. Оглядела себя с головы до пят и попробовала переиначить отражение. Надула живот, положила руку на поясницу, встала в позу беременной. И не узнала себя. Это была не София. Она испугалась. София в образе будущей матери казалась незнакомкой, тело не сочеталось с лицом, не сочеталось с ее жизнью, такое тело ей было не нужно. И снова возврат к подростковым мучениям, поворот вспять, словно ее вялая агорафобия не заменила ненависть к телу, словно ей опять пятнадцать, тело и душа в разладе, и пальцы тянутся к опасной бритве, чтобы их помирить. София в ужасе попятилась от зеркала и забралась в постель. Воспитание Мессии в тот момент волновало ее меньше всего.
Пять дней спустя София ужинала с Бет и Питом и ни словом не упомянула о задержавшейся крови. Лучше вообще не заводить об этом разговор, тем более в присутствии малознакомых людей, составивших им компанию. Да и ни к чему надоедать Бет, опухшей от собственных и куда более насущных забот. За столом главным образом говорили о детях Бет: официально их появление ожидалось через три недели, но классические лайнерообразные формы Бет, ее явная готовность — и отчаянное желание — поскорей разродиться не допускали иных тем для беседы. Что Софию вполне устраивало. Неведение, пусть и кустарной выделки, не лишено блаженства.
На кухне Бет улучила момент, ухватила Софию за суетливую руку — кофейные чашки задребезжали в ее тонких, нервных пальцах.
— Ты в порядке, девочка? У меня такое впечатление, будто ты меня в упор не замечаешь.
— Неправда, Бет, ты как раз в центре внимания. Мы только о тебе и говорим.
— О детях, не обо мне. То есть Пит говорит и все остальные, но только не ты. И о себе ты тоже ничего не сказала. Как дела? Есть новости?
— Какие?
— Да ладно, Соф. Помнишь, что мы обсуждали в прошлый раз?
Стряхнув руку Бет и собственную тревогу, София нырнула в пещеру холодильника и выудила очередную бутылку.
— Прекрасно, выпивка. — Обнаружив большую плитку «Кэдбери» с орехами и изюмом, София облизнулась: — М-м, и шоколадка. Я отнесу все это на стол, ладно?
— София, в прошлый раз, когда мы встречались, ты была в полном раздрае. Я звонила тебе дважды, но ты отказывалась отвечать на мои вопросы. А сейчас ты ведешь себя так, словно ничего не случилось.
София, глядя в глаза Бет, крикнула гостям, сидевшим в гостиной:
— Эй, хотите еще выпить?
Звон бокалов послужил утвердительным ответом, и она сунула кофе обратно в шкаф.
— София! Ответь наконец! Я беспокоюсь за тебя.
София подняла бутылку над головой.
— А тебе, Бет, хватит. А то не видать вам медицинской страховки, если их шпионы узнают, сколько ты сегодня выпила.