— Я, дорогой, я… Вот прилетела на несколько дней, чтобы уладить кое-какие дела… А ты что, девушку обижаешь? — повернувшись лицом к Кате, она разглядывала ее платье.
— Что ты, Паула! Как можно?
— Пойдем со мной, смотрю, Артур сегодня совсем не в себе… — наконец-то взгляд Паулы дошел и до Катиных коричневых глаз. И, видимо, не оставил свою хозяйку равнодушной, если после этого она пробормотала про себя: «Ничего, ничего…»
Катя взглянула на Артура — он стоял, равнодушно разглядывая закругленные носики своих туфель. Они блестели под светом вечернего города, как пирожные, покрытые свежим шоколадным кремом. Желания идти за девушкой у него уже не было.
Она села на мягкое кожаное сиденье Мерседеса, и обручи, сжимавшие голову, начали понемногу расслабляться. Катя успокаивалась.
— Посиди здесь, я зайду в ресторан буквально на пять минут, кое-что нужно забрать…
Ледяной холод вновь начал подкрадываться к ее сердцу, но его опередили слова Паулы:
— Не бойся, никто тебя не тронет. А хочешь — защелкни дверцу…
Вернулась Паула действительно быстро. Она несла в руке небольшой сверток — что-то было плотно упаковано в пакете, и небрежно бросила его на заднее сиденье.
— Что ж, давай знакомиться… Я, как ты уже слышала, — Паула…
— А я — Катя.
— Катя? Хорошее русское имя! Так тебе в какую сторону? Я подброшу, чтобы не вляпалась еще в какую историю…
— А почему ты вступилась за меня?
Катя ожидала услышать какой угодно ответ, но только не этот:
— Не хотела скандала. На шум ведь и милиция может подкатить… Владельцы этого кабака — мои друзья и… земляки…
— Ты из Лейдена?
— Нет, я живу в Амстердаме…
— Нидерландка?
— В какой-то степени… Впрочем, что это я? Конечно нидерландка, а русскому языку я училась… Неплохо знаю, значит, хорошие были учителя.
Она дала Кате свою визитку, на которой было написано всего одно слово — «Paula», рядом — красное сердечко, номер телефона и e-mail:
— Звони, если что, а будешь в Амстердаме — заезжай.
Больше года они вели переписку. Это были светлые письма двух девушек, размышляющих о смысле жизни, о любви, о женской дружбе и мужском предательстве. Тогда еще Катя не была знакома со Стасом, за ней ухаживал папин коллега, преподаватель истории Антон Журавлев. Конечно, он был гораздо моложе папы, но какой-то нескладный — высокий и немного сутулый. Катя тогда описывала Пауле все подробности их зарождающегося романа, а та давала ей кое-какие советы. «Эх, Катька, Катька, — говорила она, — послушай меня, опытную „светскую львицу“. Я уже полтора года, как замужем, и счастье брызжет через край, столько его во мне… Послушай меня, а сделай по-своему…»
После того августовского злополучного вечера с Миленой она больше не виделась. Правда, однажды та ей позвонила:
— Ты не в обиде на меня? Артур сказал, что перепил тогда немного и дал волю рукам. Правда, дальше сосков не дошел…
Милена захохотала, видимо, так смачно Артур ей рассказал эти подробности:
— Ладно еще, что не в трусы…
Она продолжала смеяться, и всегда мягкий, голос начал приобретать металлические нотки.
— Милена, что с тобой? Тебя волнуют мои отношения с Артуром?
— Представь себе, начали волновать с недавнего времени… С того дня, когда мы решили пожениться.
— Подожди, ведь ты хотела тогда меня просватать… И у тебя был другой кавалер…
— Хотела! И даже — познакомила. Но ты ведь хвостом завиляла…
— Да не нравится он мне! — Катя отчеканила эту фразу, не оставляя места для дальнейшего обсуждения вопроса.
— А по поводу другого кавалера, — Милена пренебрежительно хмыкнула, — пусть идет своей дорогой. Я подумала хорошенько и решила, что гораздо престижнее стать женой молодого дипломата, чем несостоявшегося ученого.
— Что? — Катя не верила сказанному. — Артур — дипломат?
— Представь себе, да. И папочка его — тоже, вернее, в первую очередь, он — посол России в Италии.
Катя молчала, переваривая информацию.
— Что? Не ожидала?
Милена опять рассмеялась, словно сегодня — день смеха:
— Свадьба у нас в Милане, так что не думаю, что ты прилетишь. А если честно — и не приглашаю, вдруг мой ненаглядный опять перепьет и под юбку тебе залезет!
У Кати помутилось перед глазами. Она не могла сфокусировать свой взгляд на предметах, которые ее окружали: книжный шкаф превратился в неуклюжего медведя с расплывчатыми очертаниями, кресло — в маму-кенгуру, а люстра — в летучую мышь, распустившую веером крылья. Катя чувствовала, как отдаляются от нее подруги, и на душе стало противно, словно проглотила жареного таракана. Давно проглотила, а узнала об этом только сегодня.
* * *
Катя прокручивала в голове все эти события, мучительно припоминая, что же плохого могла она сделать Пауле, если та действительно не дала Буди ее номер телефона? И не могла вспомнить. Но почему, почему же Паула оказалась такой… такой подлой подругой? Надо было написать ей, а еще лучше — позвонить. Но суета дней, которые стремительно побежали с приездом Буди, не оставила времени даже для этого.
— Катя! — Буди попытался оторвать ее от этих мыслей. Он понимал, что ее сейчас одолевают не самые приятные воспоминания. — Катя, пришло время подумать о предстоящей поездке. Поедешь со мной на Бали?
Она уже была готова сказать «да», тем более сейчас, после воспоминаний о «тараканах», но в этот момент случилось еще одно событие. Причем, не самое хорошее, хотя… как можно о жизни и смерти говорить словами «хорошее» и «плохое»?
У Буди зазвенел телефон. Он пробормотал под нос «сорри» и нехотя взял в руки мобильник. На другом конце провода кто-то долго говорил, видимо, рассказывал ему не о самом радостном, потому что Буди изменился в лице. Сначала на нем Катя прочитала удивление, а потом — испуг. Может, на работе неприятности? Или дома что-то случилось? Катя не сводила с него глаз, пытаясь считать информацию, а когда он оторвал трубку от уха, еле сдержалась, чтобы не спросить о звонившем.
Буди ответил сам:
— Это Николина Якобс, подруга Паулы…
— Так ты и с ней знаком? Однако, не терял время после моего отлета!
— Нет, с ней я не знаком…
— А откуда она знает твой номер телефона?
— Когда я прощался с Паулой, положил в прихожей визитку. Думаю, она и лежала там до сегодняшнего дня…
— Не тяни, Буди! Причем здесь какая-то Николина?
— Катя, Паулы уже нет…
— Что?…
— Я говорю, что Паула вчера погибла…
— Буди, что за бред ты несешь? Как это — погибла?