Поломанные Константы - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Крыховецкая cтр.№ 29

Сашка уставился на Агея.

– Агей! – закричал он. – Выпусти меня, ты же мне брат, в конце концов! Где дядя Костя, где моя мама? – Санька разревелся.

– Ну, малый, – Агей был в отчаянье.

– Агей, выйди… – попросила Даша.

Агей ушел, не заметив притаившегося Литке.

– Отпусти меня, – всхлипнул Сашка. – Я не хочу умирать, я же не виноват, что таким родился.

– Помолчи, пожалуйста, – строго сказала Даша. – Тебе лучше расслабиться.

– Начали! – раздался в динамике голос Визеля.

Погас свет. И в этот момент в Сашкину голову потекли мысли Даши:

Санька, будет трудно, но если ты мне поможешь, то, может, мы выиграем.

Сашка ошарашено уставился на Дашин силуэт.

Что я должен делать? – мысленно спросил он.

Сейчас я включу приборы преображения, но тебя они не коснутся, будут работать для тех, кто за стеной. Ты должен остановить сердце, войти в состояние клинической смерти, оставив бодрствующим мозг. Когда тебя отправят в крематорий… Будь внимателен теперь!!! В тот самый миг, когда закроется люк адовой жаровни, ты подашь мне сигнал и пустишь сердце. Я телепортирую тебя, но ты добавишь мне и своей энергии…

Сашка молчал.

Саня, некогда раздумывать, скоро ты увидишь маму и Агея, Богом клянусь, но только если поможешь себе и мне.

Хорошо, я отключаю сердце, – уловила Даша.

Потом зажегся свет, Даша обернулась. В дверях стоял Ян Литке.

– Ян? – спросила Даша.

Но вместо ответа до нее донеслись мысли Яна: – Ты уверена, что ребенка удастся спасти?

Да, только мне нужно в крематорий, – ответила Даша, прямо глядя на Яна.

Ян кивнул и открыл дверь, вошли Ливанов и Агей. Агей потрясенно смотрел на бледного, безжизненного брата. Ливанов констатировал смерть.

– Все! – крикнул из-за спины Визель. – Мозг чист.

Агей ненавидяще посмотрел на Дашу:

– Я никогда тебе этого не прощу. Лучше уезжай домой. Я не ручаюсь за себя, у меня аллергия на инквизицию, даже священную, – прошептал он.

Визель удивленно взглянул на Агея, Даша побледнела.

– Миша, – обратился Литке к Визелю, – вы с Колей Ливановым наведите порядок, а я помогу Льву и Алексею отвезти тело. Дашу возьму с собой.

– Зачем? – поинтересовался Визель.

– Нервы закалять, кто из нас психиатр? Или ты хочешь и этого техника потерять?

– Этого не хочу, бери, – ответил Визель. – Пусть хоть каждый раз закаляется, только остается. Я в твою гениальную методу не лезу.

Даша и Ян шли за каталкой, которую везли Лев и Леша. Дарья огляделась – Агей исчез.

Двери топки закрывались, каталка с Сашкой летела в огонь. Сердце Даши бешено колотилось, Ян моментально побелел. Лишь санитары и рабочие равнодушно следили за скольжением в небытие. И вдруг где-то на грани чужой смерти Даша и Ян услышали:

Жив. Жарко.

В этот момент печь странно вспыхнула, раздался гул, вибрации голубыми волнами понеслись по залу, и во всем Центре Преображения потух свет.

– Ребята, – раздался чей-то шепот, – я готов поклясться, за несколько мгновений до конца пацан исчез!

– Видимо, так умирают мутанты, – громко, но несколько хрипло сказал Ян.

В тот же миг перед Демидом Горским и отцом Георгием появился бледный и качающийся мальчишка.

– Господи! Ты откуда? – перекрестился Георгий.

– Я мутант. Меня вытащила из крематория девушка-врач и отправила сюда, – и Сашка разревелся.

– Ну-у! – Отец Георгий прижал пацана к себе.

Демид протянув Сашке кружку с водой, деловито сказал:

– Это была Даша. Тебе повезло, малец…

После того как Марина, на скорую руку пробежав глазами по энцефалограмме Ткачева, вынесла приговор, она поспешила домой.

Сегодня день был неудачным, Агей явно уплывал от нее, а Константин как-то странно вел себя, очевидно, он ей не верит. Мутантка сильна, очень сильна, приборы, видимо, подчиняются ей. Но Агея она не отберет! Придется обратиться в Совет. Алекс носом чует мутантов, а Император их ненавидит. Немного хитрости, тактики – и ей больше не придется скрывать свои планы и настоящие намерения.

Марина захохотала и, смеясь, зажгла свечи на изысканно накрытом столе. В дверь позвонили. Агей! Все-таки пришел! Марина села на стул, положив ногу на ногу и слегка распахнув китайский халат, гортанно произнесла:

– Агей, входи же!

Она слышала, как Агей вошел, прошел через прихожую и коридор в ее комнату. Марина небрежно повернула голову. Перед ней с перекосившимся лицом стоял Байкалов-старший, в руке он теребил знакомый клочок бумаги. Марине стало нехорошо.

Ян перед уходом домой зашел в свое отделение корректировки. Никого не было, да и кто останется после ночной до четырех утра! Ян остановился перед кабинетом Даши. Внутри горел свет, и Ян удивленно дернул ручку двери. Дверь была заперта. Литке встревожился и, напрягая силы, заставил замок бесшумно открыться. Даша, еще не снявшая медицинский халат, неслышно плакала.

– Даша? Ты что? – Ян не разобрался.

Даша подняла на Яна большие сиреневые глаза.

– Что с твоими глазами?

– Я же мутант, – всхлипнула Даша. – Линзы сняла.

Ян прикрыл дверь:

– А что случилось? По какому поводу траур?

– Агей считает, что я виновата в смерти брата. Я не могу сказать ему, что мальчик жив, Агей только рассмеется…

– Даша, все так серьезно? Тебе это важно? – спросил Ян.

Даша кивнула:

– У меня будет ребенок, Ян.

Литке широко раскрыл глаза.

– Агей знает?

– Нет.

– А твоя мать?

– Нет.

– Ну, знаешь ли, – Ян развел руками. – Сашка все равно вернется, а ты мало того что треплешь себе нервы, так еще и вредишь ребенку Не трагедия, Агей не принцесса на горошине, а здравомыслящий человек, к тому же будущий директор Центра, и наверняка понимает, что если бы даже Санька и погиб, то ты не виновата. С теми же претензиями можно обратиться к топору на плахе!

– Он ничему не верит и никому. Только себе, – сказала Даша.

– Прекрасно, – Ян разозлился на Агея. – У тебя три выходных дня впереди. Конец августа, а ты бледнее снега. Возьмешь мою машину и прокатишься к морю, а Агей пусть подумает.

Рута слушала, как Дил играл на органе. Это была странная, большая и серьезная музыка. Это был реквием эпохи, эпохи Дила. В его музыке перед Рутой промелькнули все беды, обрушившиеся на человечество от основания мира. И Рута поняла, что Сатана за органом, в потоке не его, божественной музыки, – это тайна, это плач Дила о чем-то утраченном, его воспоминания…