Парламент Ее Величества - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Шалашов cтр.№ 57

Воевода, посмотрев еще раз на гвардейцев, грустно подумал – если сам лошадей не даст, они и без его разрешения заберут… А как нажалуются своему полковнику (он теперь в большой власти и силе!), так еще и его отправят на Камчатку. Правда, где эта Камчатка, кригскомиссар не знал, но в силу прежней службы предполагал, что это где-то далеко-далеко… Так что ну его, княжеское барахло. Тут, в Муроме, хоть и не разбогатеешь быстро, зато цел будешь, а свою копеечку всегда заполучить можно.

Ноябрь 1730 г. Москва

Михайло Ломоносов так и остался при Татищеве. Места у действительного тайного советника хватало – дочери замуж вышли, а супруга безвылазно пребывала в имении. Поначалу поморский парень выполнял работу секретаря, благо почерк у Михайлы был разборчивый и ошибок он почти не делал. Чуть позже стал Василий Никитич привлекать его и к другим, более важным делам. Убедившись, что не ошибся, определил его в свои помощники на Монетном дворе с жалованьем в тридцать рублей в год. Все, что обещал, Татищев исполнил – подписал у государыни прошение о присвоении Михайле Васильеву сыну Ломоносову чина коллежского регистратора, сделав вчерашнего крестьянина личным дворянином. Незадача вышла лишь с поступлением в Славяно-греко-латинскую академию. Там, конечно, взяли бы толкового парня, пусть ему исполнилось девятнадцать лет. Конечно, полный курс академии Михайле бы не пройти. Это во сколько бы он ее закончил? В тридцать с лишним? Поучили бы годика три-четыре да и отправили обратно в Холмогоры – в диаконы ли, а то и в иереи. А то и прямо б в Москве рукоположили, коли вакация при каком-нить храме была да жена. Но вот как взять в учебу цельного коллежского регистратора, коли преподаватели академии (если они не духовного звания) пребывали без чина? Одно дело дворянские отпрыски, коих нужно пороть нещадно, вгоняя ума в задние врата, и совсем другое, ежели с чином человек. Ни голос на регистратора не повысить, не говоря уж о том, чтобы на горох поставить или в карцер запереть…

Но обещания надобно выполнять. Посему тайный советник договорился с господином ректором, что через четыре года коллежский регистратор Ломоносов (может, к тому времени кем-то повыше станет?) сдаст экзамен за весь курс двенадцатилетней академии. А уж когда будет у Михайлы аттестат, то отправит он его в университет при Петербургской академии наук, а то и куда-нибудь в Упсалу или Сорбонну парижскую. Не отдавать же коллежского регистратора в попы? Нет, против священнослужителей Татищев не имел ничего, но…

Пока суд да дело, Василий Никитич взялся сам обучать Михайлу. Как человек добросовестный, Татищев побывал в академии, уточняя – чему и как там учат? Оказалось, что в низших классах – целых четыре года! – обучают разным языкам – славянскому, греческому и латинскому, еще арифметике, истории, географии и катехизису. В средних классах студиозы продолжали зубрить латынь, осваивали стихосложение, риторику и богословие. Ну, чему из этого перечня не смог бы научить Мишку (виноват, Михайлу Васильича!) инженер-артиллерист, прекрасно разбирающийся не только в арифметике, но и в геометрии, в географии и картографии? Историю изучать? Пжалста – три сундука в горнице забиты летописями, списками с грамот и купчих, начиная от Святослава с Владимиром и заканчивая Романовыми! Читай, Михайло Васильевич, постигай гисторию российскую! И с языками Татищев мог помочь лучше, чем преподаватели, благо помимо латинского знал еще эллинский, немецкий, немного говорил по-шведски. Со стихосложением было потруднее, так и то – стоило принести парню сборник Симеона Полоцкого, так Ломоносов уже через два дня выдал такие вирши, что не стыдно и при дворе почитать. (Если бы еще при дворе их кто-то хотел послушать!)

Татищев, при всем множестве дел, свалившихся на его голову, получил еще одно задание от государыни. Вернее, задание было не от самой государыни, а от ее фаворита, но это, по сути, одно и тоже. Как-то у Юсуповых, куда гвардии полковник Бобылев зашел по-родственному (надо было с дядюшкой кое о чем перетолковать), а Татищев был по долгу службы, зашел разговор о пиитах. Князь Юсупов брякнул, что в Европах принято сочинять возвышенные стихи – оды, по случаю коронации монархов. А Татищева черт за язык дернул сказать, что надо бы и у нас такой обычай завести. А полковник Бобылев тотчас же заинтересовался и предложил Василию Никитичу сыскать пиита…

Василий Никитич потом долго матерился про себя, но деваться некуда. Нет, конечно, можно было бы пойти к полковнику да поговорить с ним – Бобылев вроде человек вменяемый, – но было неловко. Хоть самому садись да пиши! А тут Михайло подвернулся. Парень три ночи не спал, но выдал такое, что Татищев крякнул.

Заря багряною рукою

От утренних спокойных вод

Выводит с солнцем за собою

Твоей державы новый год.

Благословенное начало

Тебе, богиня, воссияло.

И наших искренность сердец

Пред троном вышнего пылает

Да счастием твоим венчает

Его средину и конец.

Да движутся светила стройно

В предписанных себе кругах,

И реки да текут спокойно

В тебе послушных берегах;

Вражда и злость да истребится,

И огнь и меч да удалится

От стран твоих и всякий вред;

Весна да рассмеется нежно,

И земледелец безмятежно

Сторичный плод да соберет.

Татищев приказал, что бы парень сию оду пока никому не читал и не показывал. Потом, к коронации государыни, – как найдена будет!

Время у Михайлы было занято плотнее, чем у рыбака в путину. С утра, еще до завтрака, – чтение писем, поступающих на имя Василия Никитича, краткий доклад, потом – Монетный двор, опосля обеда – присутственные места. Вечером занимались науками и языками. По ночам парень читал. За месяц перечел все, что отыскал в библиотеке Татищева, и теперь подбирался к книгам соседствующего с усадьбой тайного советника монастыря. В редкие праздники, испросив у начальства лишний день, отправлялся за сорок верст, в имение Якова Брюса, на беседы с хозяином. Граф Брюс уже не первый год жил в уединении и допускал до себя немногих, в их числе – любимого своего ученика Василия Татищева.

Старый «чернокнижник», как звали на Москве Якова Вилимовича, хотя и был королевских кровей, но с мужиком-лапотником поладил отлично. Разрешил Михайлу таскать книги, сколько влезет. Показывал парню ночное небо через большой телескоп, разрешил поработать в своей лаборатории. На пару они даже что-то там взорвали. Не то гремучую ртуть, не то еще что-то. Вернулся от Брюса с обожженной мордой, но по уши довольный. Говорил, что Яков Вилимович пытается отыскать наилучший способ очистки металла. На вялые увещевания Татищева парень отбрехивался:

– Ты сам же, Василь Никитич, говорил, что половина меди в отвалы идет, потому как невозможно ее от примесей очистить. А Яков Вилимович такую штуку придумал – реактив называется, – с которой старые отвалы можно по новой в ход пустить. Ты представь, сколько мы для государства денег сбережем? А Урал-то как возвысится!