– Я хочу тебя, Ева.
Мысль о том, что в диких джунглях она подверглась нападению безжалостного хищного самца, должна была вызвать у Евы панику, желание вскарабкаться на самое высокое дерево, однако она испытывала небывалый прилив жизненных сил. Он искренне желал ее, а она мечтала отдаться ему, стать добровольной жертвой темной первобытной страсти. Пусть в первый и последний раз.
Ей нечего опасаться за сердце – она уже не наивная девочка. Главное, чтобы он не остановился, потому что она не переживет, если он оставит ее.
– Ты целуешься как обольстительная сирена.
Разве? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о том, что ждет нежную сирену в недрах его царства. Если бы Ева не балансировала на грани сексуального помешательства, она бы рассмеялась. Что, если она снова разочарует его? Господи, что за мысли лезут в голову?
– Данте, мне надо… паковать вещи. Я улетаю завтра рано утром… – «И боюсь не оправдать ожиданий».
Но это ее последний шанс познать глубину настоящей страсти.
Властным движением Данте подхватил ее на руки. Ева обвила ногами его бедра так, что кружевные трусики уперлись в длинный, напряженный фаллос. У нее непроизвольно вырвался умоляющий возглас.
– Сейчас твое место в моей постели, дорогая.
Глава 8
Прижимаясь всем телом к мощному торсу, Ева целовала Данте в шею, щеки, пока он нес ее вверх по широкой лестнице особняка. Когда она запустила пальцы в густые вьющиеся волосы, он пробормотал сквозь сжатые зубы:
– Господи, Ева!
Неловко споткнувшись, он остановился на верхней площадке, чтобы утолить сексуальную жажду глубоким поцелуем, и крепче обнял Еву. Она молилась только о том, чтобы он не переставал целовать ее, не давая времени на раздумья. Похоже, Данте разделял ее желание быстрее добраться до постели. Не мешкая, он продолжил путь дальше по коридору к спальне. Только когда захлопнулась дверь, он позволил Еве скользнуть вдоль длинного мускулистого тела и встать на ноги. Задыхаясь, они не прерывали нетерпеливых ласк. Еве казалось, что ее тонкие пальцы белошвейки слишком медленно расстегивают рубашку, пока она не рванула ее в стороны.
– Мучит голод? – усмехнулся Данте.
– Умираю, – откликнулась Ева.
У нее должно получиться. Она сделает все, что он захочет. Она прочитала достаточно любовных романов, чтобы представлять себе, как люди занимаются сексом. Всю неделю ей удавалось играть трудную роль с талантом и достоверностью, достойными «Оскара». Энтузиазм компенсирует отсутствие опыта, которого у нее не больше, чем у монахини, но ни за что на свете она не разочарует его, как в прошлый раз.
Ева разгладила ладонью мягкие волоски на его груди:
– Ты такой горячий. Просто полыхаешь.
– Все для тебя.
Данте скинул брюки на пол и отодвинул ногой. Ева отвела взгляд, зная, что выдаст себя, вспыхнув как дурочка. Он расстегнул молнию на ее юбке, легко соскользнувшей вниз. Его пальцы пробрались под резинку трусиков. Данте почувствовал новый прилив возбуждения: Ева ничем не напоминала его прежних худощавых женщин. Он смял ее губы, не в силах сдерживать себя.
– Обещаю, что в следующий раз не буду торопиться, но я слишком долго ждал. – Дрожащими пальцами он развязал тонкий поясок ее блузки. – Я так хочу тебя, Ева.
Ева закрыла глаза, зная, что это всего лишь слова, но они звучали как музыка. Она впитывала их как в юности, когда каждый его самый маленький жест был наполнен для нее глубоким смыслом.
– Я готова, – еле слышно шепнула она.
Данте справился наконец с пуговичками, распахнул и бережно спустил блузку с ее плеч. Теперь она стояла перед ним обнаженная, не считая тонкого кружевного бюстгальтера. Прежде чем Данте добрался до него, Ева жадно прильнула губами к его рту, заставляя забыть обо всем. Он подтолкнул ее к кровати. Ева напряглась, чувствуя, как от нервного спазма свело живот. Она непроизвольно передернула плечами, чтобы сбросить его руки, но, к счастью, Данте даже не заметил этого. Они рухнули на простыни, и Данте накрыл ее восхитительно тяжелым телом.
– Ева, что ты делаешь со мной? Ты лишаешь меня рассудка.
Он ласкал ее с безумной страстью – его руки были везде, пальцы перебирали густые локоны, гладили живот, сжимали ягодицы. Наконец Ева почувствовала его горячий, массивный, пульсирующий член. Она раздвинула ноги, надеясь…
Но когда ладонь Данте легла на ее грудь, у Евы перехватило дыхание, она замерла, все похолодело внутри. Она только в этот момент поняла свою ошибку: надо было во всем признаться. Но он бы ни за что не поверил. Ее сковал страх. Поздно, слишком поздно.
Не отрываясь от ее губ, он напряг мощное тело и вошел в нее одним сильным толчком. Еве показалось, что раскаленная игла пронзила ее насквозь и достигла сердца. Выгнув спину, она не сдержала отчаянного крика. В глазах потемнело. Оторвавшись от губ Данте, она судорожно глотала воздух, боясь потерять сознание.
Постепенно боль отошла, уступив место ощущению тепла и радости. Ева испытывала удовлетворение: свершилось то, о чем она мечтала. Она расслабилась, обмякла, погладила ладонями плечи Данте. Под ее руками мышцы были тверды, как камень. Насторожившись, она открыла глаза. Сердце ее остановилось.
Ужас. На лице Данте отражался непередаваемый ужас.
– Данте? – пролепетала она дрожащим голосом.
– Нет! – Он разразился потоком брани с итальянским акцентом. – Нет! Невозможно! – Влажные пряди прилипли ко лбу. Он приподнялся над Евой, лишив ее тепла и надежной защиты горячего тела.
– Останься! – Она не могла поверить, что история повторяется. – Пожалуйста, Данте!
Прошлое нахлынуло обидными воспоминаниями. Она снова лежала на кушетке в беседке у бассейна почти без одежды, второпях сброшенной на пол. «Останься со мной в эту ночь!» Ей было бы достаточно его объятий, пусть даже без секса, чтобы унять нестерпимую боль утраты. Но он повернулся и вышел, оставив ее одну, несчастную и потерянную. Прошли недели, месяцы, годы, прежде чем к ней вернулся вкус к жизни.
На его лице застыло то же самое выражение – озадаченное, виноватое, будто он только очнулся. Данте передернул плечами, с трудом стряхивая оцепенение.
– Господи, Ева… я не могу. – Те же сказанные годы назад слова, после которых он ушел и не вернулся.
Ева толкнула его ладонями в грудь:
– Убирайся, Данте. Оставь меня.
В полном смятении чувств Данте пытался взять себя в руки. Он бережно укутал одеялом свернувшуюся калачиком Еву и молча стоял над ней, закрыв глаза, испытывая чудовищную боль и раскаяние. Он причинил Еве страдания. Впервые в жизни Данте утратил самообладание в атавистическом желании овладеть этой женщиной, стереть из ее памяти всех, кто был до него. Он набросился на Еву как дикий неандерталец. Данте задохнулся, как от нокаута, когда снова бросил взгляд на красное пятно, расплывшееся на белых шелковых простынях.