– Вы же вместе служили, на зоне чалились.
– Каждый за себя!
– И лишь Бог за всех, – кивнул Капанадзе.
Полицейские и бандит простояли некоторое время друг напротив друга. Ситуация патовая.
– Вы даете мне проход, и я ухожу, – прохрипел Стройбат, глубоко дыша – бешеное сердце разрывало его грудь. – Ни денег, ни вертолета не требую. Только выпустите.
– Все равно попадешься. Из города не уйти.
– Не ваша забота. Отходите и открываете мне проход. И снайпера пусть не балуют. Я даже с пулей в черепе сумею нажать на спусковой крючок! Ну, мусора, я два раза не повторяю!
– Стройбат, ну чего ты кипишишь? – все так же невозмутимо произнес Капанадзе. – Жить хочешь?
– Все хотят!
– А не получится, если ты так себя ставишь… Ты что, думаешь, ценного заложника взял? Не смеши мои ботинки! Мы сейчас и тебя, и его до кучи грохнем, чтобы тебе было с кем на том свете беленькую жрать!
– Не свисти, мент! С тебя за заложника погоны снимут!
– Свистят соловьи, а я при исполнении. Грохнем и не поморщимся. А Зиновия в подельники тебе запишем. Так что уничтожили не просто волка-одиночку, а целую стаю. Мне еще орден дадут, Стройбат. И я в благодарность за твой упокой свечу поставлю.
– Ты…Ты падла!
– Стройбат. Ты нужен нам живой! Здоровенький! Иначе чего бы я с тобой говорил? Дал бы команду «фас». И все. И нет тебя.
– Зачем я тебе нужен?
– Вопросов к тебе гора.
– Пошел ты!
– Я обещаю тебе жизнь! Только кончай чудить! Или сдохнешь! Здесь же! Сейчас же!
«А по хрену на все!» – вдруг решил Стройбат. Больше всего ему сейчас хотелось выжить. Конечно, хотелось порвать этого опера. Но он не мог. Он вообще ничего не мог. И понимал, что они правы.
Отбросил пистолет. Оттолкнул Зиновия.
Громилы в камуфляже рванулись к нему.
В голове как граната взорвалась – и свет померк.
Глава 43
– Йог, опять ты в медитации и ни шиша не делаешь, – возмутился Капанадзе.
Йог действительно медитировал.
– Надо вас к дисциплине начать приучать, – покачал головой Капанадзе. – Ну, там строевой шаг, упал – отжался. А то распустились.
– Сергей Давыдович, здесь же не армия! – От избытка чувств Айфоныч аж оторвался от планшетника.
– Полиция хуже морфлота. Так что вешайтесь, караси.
В отделении царила атмосфера расслабленности. Можно было перевести дух и почесать языком. Спецназовцы так хорошо приняли уже сдавшегося Стройбата, что тот теперь лежал в тюремной больничке, и врачи запретили ему давать показания, которых все ждали с таким нетерпением.
– Гнобить родных подчиненных без причины – это грех. И чревато, – укоризненно произнес Йог.
– Это еще почему? – удивился Капанадзе.
– Люди по группам кочуют из жизни в жизнь. Все мы в одной группе, перерождение за перерождением.
– Не группы, а труппы, – хмыкнул Капанадзе.
– Какой труппы? – не понял Йог.
– Жизнь – это нескончаемый балаган, а люди, как бы ни надували щеки от осознания собственной важности, всего лишь клоуны. Притом, чем больше важности и самодовольства в них, тем они смешнее. Веселить с улыбкой может каждый, а с серьезной рожей – это мастер-класс. Так что если ты прав, мы всего лишь еще одна цирковая труппа, кочующая по вечности.
– Шеф, вот за что люблю тебя – умеешь красиво загнуть, – восхитился Йог. – Только мы от жизни получаем уроки, даже если и кажется, что участвуем в бесконечном балагане. Мы совершенствуемся.
– Ну и чего?
– И роли меняются. Так что в этой жизни ты мой начальник. А в следующей – я твой.
– Пока в этой жизни я банкую, так что будешь отрабатывать мои маниакальные идеи.
– Какие именно?
– В двух словах не расскажешь. Но задание тебе, Родиоша, предельно простое…
Йог отправился проверять дикие домыслы своего руководителя. Перво-наперво в дом, откуда исчез Мопс и где закончил свою жизнь бестолковый Вован. Там ему повезло, и консьержка, дежурившая в день отравления, была как раз на своем рабочем месте.
– Да все уже пять раз рассказала, – всплеснула руками аккуратная сухощавая седая женщина. – Ничего я подозрительного в тот день не видела. И ничего хорошего о покойном не скажу – могу отметить только редкостное высокомерие и грубость. Он из тех, кто окружающих людей вообще не замечает.
– Это нам известно, – кивнул Йог. – А вот кто из посторонних в тот день в подъезд заходил?
– Так говорила же – никого. Только жильцы.
– А видеокамера почему не работала?
– Да она постоянно выключается. Щиток около подъезда все время барахлит. Если пошевелить, то провода отходят и камеры слепнут. Об этом все знают. На общем собрании обсуждали, что ремонтировать надо.
– В таком дорогом доме не могут технику наладить? – удивился Йог.
– А, безалаберность, – махнула рукой консьержка. – Что с деньгами, что без денег – одно и то же. Россия.
– Значит, посторонних здесь не было.
– Только с РЭУ приходили, – вспомнила женщина. – Чердаки проверять. Они все время эти чердаки проверяют.
– Кто приходил?
– Мужчина какой-то в рабочем комбинезоне.
– А вы говорите никого постороннего.
– Да это ж не посторонний.
– Вы его раньше видели?
– Нет.
– Почему же не посторонний?
– Так с РЭУ же. В рабочем комбинезоне.
Йог усмехнулся, подумав, что сработал так называемый эффект почтальона, подмеченный классиком английского детектива Честертоном. Никто не воспринимает почтальона за постороннего и вообще за человека, потому что он как бы часть интерьера. Невидимка. Работники РЭУ в рабочей одежде воспринимаются так же.
– В комбинезоне у вас все проходят?
– Ну что вы, – возмутилась консьержка. – У меня строго. Я Рудину позвонила.
– Кто это?
– Из РЭУ, отвечает за проверку подъездов.
– И что он сказал?
– Как всегда, немножко пьян был. Но сказал, что все в порядке.
С ощущением, что дело двинулось, Йог двинул в РЭУ, располагающееся в трех домах отсюда.
Там он услышал мать-перемать еще в коридоре. Крики доносились как раз из нужного ему кабинета, на котором была лаконичная табличка «Рудин Семен Сергеевич». И все – мол, человек важен, а не должность.
В кабинете тощий, со следами вечных возлияний на красном лице, в мятом костюме мужичок с ноготок мило беседовал с двумя типами в рабочих комбинезонах, используя все табуированные красоты русского языка.