Сижу перед Пасынком Божьим и не шевелюсь…
– Понимаю… – сказал Юлий. Посмотрел куда-то в сторону,
вздохнул. – Назови свое имя.
– Ильмар.
– Ты вор? – так же сонно, скучно спросил Пасынок Божий. Он
слегка картавил, как человек, долго пытавшийся от косноязычия отучиться, но так
до конца и не преуспевший.
– Да… ваше святейшество.
– На Печальных Островах ты помог бежать с каторги мальчику
по имени Маркус?
– Да… ваше святейшество.
– Ты знал тогда, что Маркус – младший принц Дома?
– Нет.
Пасынок Божий опустил веки и будто вообще задремал. Я
потихоньку оглянулся. Да быть того не может, чтобы меня, каторжника и душегуба,
оставили наедине с самим Юлием!
Но никого, кроме нас, в странной этой комнате не было. И
никаких амбразур, сквозь которые меня на прицеле держат, я тоже не увидел.
Может, смотрел плохо?
– Почему ты его спас? – пробормотал Юлий. – А? Почему…
Вроде бы он и вопроса не задал, так, в воздух произнес. Но я
ответил:
– Он мне помог бежать.
– Помог, а дальше? – Тощие плечи под белой мантией
вздрогнули. – Зачем потом спасал, правды не зная?
– Сестра-Покровительница завещала товарищей не бросать…
– Чтишь Сестру… Это хорошо. – Брат Юлий посмотрел на меня: –
А Искупителя – чтишь?
– Чту.
– Верю, – легко согласился Юлий. – Поглядеть, так ты
достойный сын Церкви. Как же дошел до жизни такой?
– Какой? – тупо спросил я.
Пасынок Божий помолчал. Потом спросил, с ноткой интереса:
– Знаешь, где мы с тобой беседуем?
Я замотал головой.
– Это часовня, в которой короновали Искупителя на римский
престол. Вокруг нее весь Урбис строился. Это – сердце веры, Ильмар. Эта комната
невзрачная, для беглого взгляда убогая, – основа Державы. Она, а не великие
монастыри, пышные храмы, огромные соборы.
Меня дрожь пробила. Вот чего не ждал… А Пасынок Божий
продолжал:
– Немногие удостоены чести сюда войти. Еще меньше тех, кто
на эти скамьи садился. На одной из них сидел сам Искупитель… вот только на
какой – неведомо. Даже мне.
Он снова на меня посмотрел. Странная у него манера, глянул –
будто коснулся… и тут же взгляд отдернул.
– За что мне такая честь? – спросил я.
– Скажи правду, вор Ильмар, – моего нахального вопроса
Пасынок Божий будто и не заметил. Не заметил, но ответ дал… – Здесь, в сердце
веры, в символе Урбиса, ты не посмеешь сказать неправды. Ответь… – Снова
быстрый взгляд – только теперь Пасынок Божий глаз не отвел, впился в меня
взглядом, и голос его окреп, набрал силу: – Кем ты считаешь Маркуса, бывшего
принца Дома?
– Искупителем… – прошептал я.
Пасынок Божий тонко сжал губы. Спросил:
– Почему?
– Он Слово Изначальное узнал… – начал я. – Разве простому
человеку оно дастся?
Молчал Юлий, смотрел в пол, опять будто задремав. Но я к
такой его манере уже привыкать стал и ждал терпеливо. И дождался:
– Скажи, брат мой во Сестре и Искупителе, Ильмар-вор… А
почему же Церковь с таким усердием ищет повсюду невинное дитё, в котором дух
Искупителя приют нашел?
Перевел я дыхание, собрался с силами и ответил, как думал:
– Изначальное Слово – власть, ваше святейшество. Ключ ко
всем Словам, что были, и есть, и будут. Ко всем богатствам, что в Холоде
спрятаны.
– Что же с того?
– Кто Изначальным Словом владеет, тот будет миром править… –
пробормотал я. – А это и для мирских владык – соблазн, и… и для Церкви Святой.
– Ильмар-вор… – начал было Юлий, да замолчал в раздумье.
Потом голову поднял и будто только меня увидел – спросил: – А расскажи-ка мне,
Ильмар, что случилось в городе Неаполе, где встретился вам офицер Стражи
Арнольд. Расскажешь?
Пустой вопрос, все я уже сказал, еще на первом допросе…
Плоть слаба: как стал мне итальянский искусник «Белую розу, красную розу»
показывать, так и рассказал, уже на третьем белом лепестке во всех грехах
признался.
– Расскажу, – кивнул я.
Хорошо хоть не с самого начала повелел Пасынок Божий
рассказывать. С гиблой каторги на Печальных Островах, откуда мы с Маркусом
бежали, планёр похитив и летунью Хелен принудив до материка нас доставить. С
города Амстердама, где на меня облаву устроили и где стал я свидетелем
проступка Арнольда, офицера Стражи – в горячке схватки собственного напарника
убившего. А больше всего не хотелось мне рассказывать, да и просто вспоминать,
как святые братья во Сестре и в Искупителе друг друга убивали… и как я одного
из них убил…
Ну а Неаполь… что по сравнению со всем этим Неаполь?
Рассказал я Пасынку Божьему, как бежали мы с Миракулюса:
младший принц Маркус, я, летунья Хелен и настоятельница Луиза, помогавшая
Маркусу на Острове Чудес от Стражи прятаться. Как Маркус своим Словом чудеса
творил, как мы от линкора имперского отбились, как в дилижансе рейсовом
приехали в Неаполь – прямо в засаду, устроенную Арнольдом.
И как Маркус побоище остановил, одним лишь Словом… Как холод
прокатился по улочке, как испуганно ржали лошади, с которых исчезла упряжь. Как
стражники, оставшиеся в один миг с голыми руками, дергались, будто тарантеллу
танцуя, ощупывали себя, оглядывались, пытаясь понять, кто же их обезоружил.
Тогда Марк забрал в Холод все, что только могло послужить
смертоубийству. Забрал, даже не прикасаясь, даже не глядя – одним усилием.
Далось ему это непросто, и повязали бы нас стражники, даже без оружия оставшись
– если бы не Арнольд.
Что у него тогда в душе творилось? Лишь Сестре с Искупителем
ведомо. Мне-то попроще было, на меня долг офицерский не давил, я Дому не
присягал… Только Арнольд выбор сделал. И вывел нас из засады, собственных
солдат раскидывая, будто кукол тряпичных, одной рукой дорогу прокладывая,
другой беспамятного Маркуса к груди прижимая.
– Уверовал, значит, офицер Арнольд… – сказал Пасынок Божий.
Вроде как с иронией сказал, но голос-то серьезным остался. – Писание вспомнил…
– Как же его тут не вспомнить? – отважился я на вопрос. –
Ведь сам Искупитель, когда солдаты римские его с Сестрой убить хотели, то же
самое сотворил!
Пасынок Божий вздохнул. Спросил:
– Дальше что было, Ильмар-вор?
– Мы в порт отправились. – Я облизнул пересохшие губы,
соображая, не стоит ли хоть чуточку утаить… Да к чему? Вреда от моих слов уже
не будет. – Хотели на корабле, морем, в Марсель или Нант идти. А там уже – как
сложится. В колонии Вест-Индии, или еще куда.