— А ты заткнись! Погляди, что осталось от твоей бензоколонки, а ведь мог бы до старости жить себе припеваючи!
— Еще не все потеряно. Как только получим пропеллер…
— Пропеллер? Да что тебе вообще известно о пропеллерах? Я знаю в тысячу раз больше, потому что вот этот безмозглый тип научил меня этому даже раньше, чем научил трахаться. Пропеллер — душа биплана, и если ты его поменяешь, он уже никогда не будет прежним.
— Вирджиния, пожалуйста!.. — вмешался Король Неба. — Оставь нас в покое! Нам и без того хватает проблем…
Женщина окинула его долгим взглядом — по-видимому, поняла, что он прав, — и села на стол, на котором были разложены карты:
— И то правда. От вас воняет дохлятиной, и, судя по всему, вы питаетесь одним коровьим молоком. Ладно! Поищем отель, вы хорошенько вымоетесь, купим вам новую одежду и поедим нормальной пищи.
— Это же стоит кучу денег.
— Деньги я привезла, — хмуро сказала она. — Я продала машину.
— Продала свою машину? — удивился ее муж.
— Я продала нашу машину, — поправила его Вирджиния Эйнджел. — Мы еще не разведены, поэтому не годится бросать тебя в таком положении. — Тут она предупредительно подняла палец: — Однако это вовсе не значит, что я изменила решение.
Летчик хотел что-то сказать, но передумал. Он немного помедлил и наконец, уже поднимаясь, чтобы направиться к выходу, с явным любопытством спросил:
— Скажи-ка… неужели со мной так трудно жить?
— Дело не в тебе, — не задумываясь, уверенно ответила она. — А в твоей проклятой профессии. Если бы Богу было угодно, чтобы ты летал, Он наделил бы тебя крыльями, но ты упрямо поступаешь Ему наперекор.
Они помылись, купили одежду, которая не пахла навозом, поели нормальной пищи, а спустя три дня получили бесценный подарок — пропеллер, по виду ничем не отличавшийся от старого.
Джимми Эйнджел в одиночку поднялся в воздух и целый час его испытывал. Вернувшись на землю, он, вопреки своему обычаю, не стал ничего скрывать:
— В целом, равновесие несколько нарушено, потому что шасси ощутимо тяжелее старого, возникает дрожь, но, в общем, все работает.
— И сколько времени будет работать? — поинтересовалась жена.
— Это одному Богу известно.
— Но ты все равно будешь пытаться?
— Конечно!
— Ну и катись ко всем чертям!
Она развернулась и удалилась в сторону города, и, когда вечером мужчины вернулись в отель, они обнаружили, что она уехала, оплатив счет.
На следующий день они взлетели, взяв курс на Панаму, а оттуда продолжили путь, двигаясь все время вдоль берега, до Картахены-де-Индиас, уже в Колумбии.
Далее полет проходил через Санта-Марту, Риоачу и Маракайбо — что составляло немалый крюк, — так как Король Неба избегал горных вершин, понимая, что его аппарат находится не в блестящем состоянии.
Вибрация, вызванная тем, что винт был не совсем таким, как нужно, вызывала опасения, что со временем ось перекосится, поэтому летчик избегал перегрузок, стараясь, чтобы перелеты были короткими и на небольшой высоте.
Да и к пассажиру, глядишь, постепенно вернется уверенность в себе.
Головокружение у Дика Карри не прошло, отвращение к полетам — тоже, но, по крайней мере, ему удавалось контролировать спазмы и он уже редко когда извергал из себя содержимое желудка с подветренного борта.
Когда с начала путешествия прошел месяц и один день, они наконец совершили посадку в Пуэрто-Карреньо.
К несчастью, Эвиласио Моралес Рыжий был переведен в Летисию, на берега Амазонки, а негр Сиро Сифуэнтес лишился ноги из-за укуса гремучей змеи и поэтому вышел в отставку и жил в своем родном Баркисимето.
Впрочем — хотя Хуан Висенте Гомес по-прежнему был абсолютным хозяином страны, — новый начальник пограничного пункта Пуэрто-Паэс без всяких разговоров выдал им разрешение, чтобы они вновь могли пересечь венесуэльское воздушное пространство.
Тем не менее Джимми Эйнджел проявил осторожность при выборе маршрута, хорошо помня суровое испытание, каким обернулся для него полет над гвианским массивом.
Он прекрасно понимал, что хрупкий «Де Хэвиленд», хоть и был более современным самолетом, не в состоянии выдержать резкие перепады давления, воздушные ямы и меняющиеся ветры, с которыми он имел дело во время полета с шотландцем.
Поэтому он предпочел двигаться окольным путем, пролететь над Ориноко — вдоль всего ее течения — и совершить посадку в Сьюдад-Боливаре, который находился примерно в трехстах километрах от того места, где, по словам МакКрэкена, должна стоять Священная гора.
Гора, сердце которой было из золота и алмазов.
— И у тебя никогда не возникало сомнений? — поинтересовался Дик Карри, когда вечером того же дня они завершили ужин в закусочной, которая располагалась на высоком берегу широкой красивой реки. — Тебе ни разу не пришло в голову, что он тебя обманывает?
— Ни на секунду.
— Рад это слышать, потому что меня беспрерывно терзают сомнения, — признался Дик. — Представляешь, в какое дурацкое положение мы попадем, если все окажется грандиозным розыгрышем?
Король Неба несколько раз отрицательно покачал головой, приступая к деликатной операции: набиванию трубки, с которой он никогда не расставался.
— Во-первых, — начал он, — я полностью доверяю старику. Во-вторых, ты забываешь, что я там тоже побывал и собственными глазами видел это место. — Он постучал концом трубки по значку вымышленной Эскадрильи Золотой Цапли, блестевшему у него на груди. — И в-третьих, вот эта штука именно оттуда, и мне известно — так же, как и то, что меня зовут Джимми Эйнджел, — что там, откуда она взялась, оставалось еще много золота и алмазов.
— Да услышит тебя Бог!
— Бог меня слышит и знает, что я говорю правду. Другое дело, сумеем ли мы отыскать месторождение, но это уже зависит только от нас.
Они замолчали, и, когда взошла огромная луна, освещая реку, автогонщик несколько мгновений смотрел на небо, а потом сказал:
— А знаешь что? Хотя там, наверху, мне приходится туго, хотя я — чего уж там — обделался, когда мы попали в аварию, и хотя я, как утверждает твоя жена, «променял родного отца на осла», я счастлив, что добрался до этих мест.
— Счастлив или горд?
— И то и другое, поскольку я сомневаюсь, что человек может быть по-настоящему счастливым, если он не гордится тем, что делает, — просто ответил Дик. — В глубине души я сознаю, что мне хватило смелости сжечь все корабли не ради золота, а ради того, чтобы вновь стать тем человеком, которым я когда-то был и который, казалось, умер, когда я спрятался за стойкой бара. — Он улыбнулся, хотя его собеседник наверняка не мог его видеть. — Не знаю, заметил ли ты… — добавил он, — но с тех пор, как мы вылетели из Спрингфилда, я не выпил и рюмки.