— Не стоит нервничать понапрасну, старик, — посоветовал Боб и с удовольствием осушил чашку кофе. — Ну, по крайней мере ты уже не такой кофейный маньяк. Сколько ты раньше пил, десять чашек в день?
— Вроде того.
Гай завязал с кофе, когда страдал от бессонницы, и теперь вообще терпеть его не мог.
Они заехали в Манхэттен за Хелен Хэйберн, затем по мосту Трайборо добрались до Лонг-Айленда. Скудные лучи зимнего солнца заливали берег прозрачным морозным светом, нервно играли на зыбкой водной глади. «Индия» белела, как айсберг на приколе, а ведь еще недавно в ее белизне Гай находил квинтэссенцию лета. Едва он вырулил на парковку, как заметил автомобиль Бруно — длинный ярко-синий кабриолет. Бруно говорил, что на карусели в Меткалфе катался на лошади василькового цвета, наверное, потому он и выбрал такую машину. Бруно стоял под навесом на пирсе, и Гаю был виден он весь, кроме головы, — длинное черное пальто, маленькие ботинки, руки, спрятанные в карманы, знакомая поза нетерпеливого ожидания.
Бруно подхватил упаковку пива и пошел им навстречу, застенчиво улыбаясь, но даже издалека Гай заметил распирающий его восторг. Шею он повязал ярко-синим шарфом, в цвет своему автомобилю.
— Добрый день. Привет, Гай. Вот, хотел пообщаться с тобой, пока ты не уехал. — Он покосился на Анну, ища поддержки.
— Мы вам очень рады! — воскликнула Анна. — Знакомьтесь. Мистер Тричер. Мистер Бруно.
Бруно пожал Бобу руку.
— Может, все-таки вечером доберетесь до моей вечеринки? Будет много гостей. Я вас приглашаю. — Он с надеждой смотрел на всех, включая Хелен и Боба.
Хелен ответила, что с радостью приехала бы, но у нее дела. Закрывая автомобиль, Гай видел, как она опирается на руку Бруно, переобуваясь в мокасины. Бруно вручил Анне упаковку пива и как будто собрался прощаться.
Хелен вскинула светлые брови.
— А вы что же, не с нами?
Бруно стал вяло отнекиваться.
— Да я не так одет…
— Не волнуйтесь, мы найдем для вас плащ, — заверила Анна.
От пирса к яхте пошли на шлюпке. Гай и Бруно поспорили, кому грести, — вежливо, но упрямо, — и спорили, пока Хелен не предложила грести им обоим. Гай делал длинные взмахи веслами, и Бруно старательно подстраивался под него. По мере приближения к «Индии» Бруно все сильнее охватывало странное волнение. Его шляпу дважды сорвало ветром, в конце концов он вскочил и картинно вышвырнул ее в море.
— Всегда ненавидел шляпы! — пояснил он и бросил взгляд на Гая.
Плащ на борту «Индии» он надеть отказался, хотя брызги то и дело долетали до рубки. Ветер был слишком сильный, так что шли на моторе. У штурвала стоял Боб.
— За Гая! — выкрикнул Бруно, однако без обычной удали. — Мои поздравления!
Он вообще как-то сник, и язык его плохо слушался, Гай обратил на это внимание еще с утра. Бруно хлебнул из красивой серебристой фляжки, украшенной орнаментом из фруктов, и ни с того ни с сего протянул ее Анне — неуклюже, как механизм, который никак не может раскочегариться.
— Коньяк «Наполеон». Пять звездочек.
Анна пить не стала, замерзшая Хелен сделала глоток, и Боб тоже. Гай сжимал руку Анны под штормовкой и пытался не думать ни о чем — ни о Бруно, ни о канадском проекте, ни о море. Он видеть не мог Хелен, которая поощряла Бруно, и Боба, который улыбался вежливо и смущенно, глядя вперед над штурвалом.
— Кто-нибудь знает «Туманную росу»? — спросил Бруно, стряхивая брызги морской воды с рукава.
Последний глоток из фляжки стал для него явно лишним.
Бруно был разочарован. Никто не хотел пить его замечательный коньяк, никто не хотел петь песни. К тому же Хелен заявила, что терпеть не может заунывные ирландские баллады. Это «Туманная роса»-то заунывная?! А ему хотелось петь, кричать! Когда еще они будут вот так вместе? Он и Гай. Анна. Хелен. И этот приятель Гая. Бруно съежился на сиденье в углу и глазел по сторонам — на тонкую линию горизонта, которая то появлялась, то исчезала за волнами, на удаляющуюся землю за кормой. Пробовал смотреть на флажок на верху мачты; от ее колыханий сразу кружилась голова.
— Когда-нибудь мы с Гаем обогнем земной шар, как мячик, и повяжем его ленточкой, — сообщил он, но никто не обратил на него внимания.
Хелен болтала с Анной, руками изображая в воздухе мячик, Гай что-то пояснял Бобу о работе мотора. Бруно заметил, что морщины у него на лбу стали глубже.
— Ты так и не понял? — Бруно потряс Гая за плечо. — Разве можно сегодня быть таким серьезным?
Хелен ввернула какую-то чушь — мол, Гай серьезен всегда, но Бруно наорал на нее, и она заткнулась. Ни черта она не знала, какой Гай на самом деле и почему. Встретив улыбку Анны, Бруно преисполнился благодарности и снова протянул фляжку.
Однако Анна все равно не хотела пить, и Гай тоже.
— Я ж специально для тебя выбирал! — с обидой упрекнул его Бруно. — Думал, тебе понравится.
— Гай, выпей, — сказала Анна.
Гай взял фляжку и отхлебнул.
— За Гая! Гения, друга и партнера! — Бруно выпил следом за ним. — Он же гений! Вы это понимаете?
— Понимаем, — вежливо согласился Боб.
— А ты его старый друг. — Бруно поднял фляжку. — Поэтому я и за тебя выпью!
— Благодарю. Да, я очень давно его знаю.
— В самом деле? — с вызовом переспросил Бруно. — И насколько давно?
Боб посмотрел на Гая и улыбнулся.
— Ну, лет десять.
Бруно помрачнел и произнес тихо и угрожающе:
— А я знаю его всю жизнь. Сами спросите.
Анна высвободила руку, которую Гай пытался удержать. На лице Боба застыла растерянная усмешка. Лоб у Гая похолодел от выступившего пота. С трудом сохраняемое хладнокровие, как всегда, покинуло его в одночасье. Почему он каждый раз думал, что вынесет общество Бруно, и каждый раз терпел неудачу?
— Гай, подтверди, что я твой самый близкий друг.
— Да, — произнес Гай.
От него не укрылась слабая улыбка Анны, ее напряженное молчание. Разве она еще не все знает? Может, просто хочет услышать подтверждение своим догадкам из их с Бруно уст прямо сейчас? Когда-то пятничным вечером в кафе у него возникло ощущение, что он ей уже во всем признался. Сейчас он испытывал нечто похожее. Он ведь собирался признаться Анне, но не успел. И вот Бруно опять исполняет свой танец, живьем сдирая с него кожу. Что ж, это достойная кара за промедление.
— Да, я сумасшедший! — орал Бруно в лицо Хелен, которая старалась отодвинуться подальше. — Настолько сумасшедший, что не боюсь восстать против всего мира! А со всяким, кто в этом усомнится, я разберусь по-свойски!
Он расхохотался, отчего глупые расплывчатые лица вокруг него сделались еще глупее. Не зная, что делать, они засмеялись вслед за ним.