Нарисуй мне в небе солнце - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Терентьева cтр.№ 47

Ника пошел к себе в кабинет. Тут же рядом нарисовался Спиридонов.

– Ну что, закопала хорошего человечка, рада? – спросил он, ненароком обнимая меня.

Я сняла его руку.

– А что, другим можно, а мне нельзя? – ухмыльнулся Валера.

– Тебе точно нельзя.

– Ну-ну, ну-ну… Говорят, ты даже к его матери ездила? Слушай, зачем же ты так…

Я в растерянности посмотрела на нашего завтруппой. Откуда он мог это знать? Знала только моя мама, еще Ирка, которая к нашему театру не имела никакого отношения. Знал также мой папа, я с Вовкой приехала к нему на дачу за день до нашей поездки.

Папе мой друг понравился, хотя он довольно ревниво смотрел, как Вовка обнимал меня. Они нашли общий язык, поговорили о музыке, папа играл на рояле, Вовка спел что-то джазовое с плохим произношением, но спел хорошо, папе другого и не надо. Если человек любит джаз, он – папин друг в любом случае. Вовка этого не знал, он просто с удовольствием музицировал вместе с моим папой.

Папа пытался подарить ему что-то из вещей – папе моему показалось, что Вовка плохо одет, и размер у того был как раз подходящий. Но Колесов, разумеется, отказался, и от красивого английского полупальтишка, и от новой меховой шапки, и от роскошных волчьих чунь, которые папа недавно привез откуда-то с Севера. Я с трудом остановила папу, который всегда дарил друзьям и знакомым свои вещи – надо не надо. Кто папу хорошо знал, тот даже не сопротивлялся, потому что у папы была такая душа – если ему человек нравился, он пытался ему подарить что-нибудь, лучше свое, личное, в знак дружбы.

Когда мы уходили, папа меня на секунду задержал на веранде и шепнул:

– Хороший парень, но что ты с ним дальше будешь делать?

– Жить, как что, папа…

– Месяц поживешь, а потом затоскуешь…

Мне в тот момент показалось, папа имеет в виду, что мне не о чем будет с Вовкой говорить. Тот промолчал весь вечер, улыбался, пел, слушал, но ничего умного не сказал. А папа всегда ценил во мне прежде всего ум. Мой резкий поворот в жизни и театральные занятия он считал чем-то временным, юношеским баловством. А Вовка не сказал умного, потому что я никогда не рассказывала ему о папе, он, наверно, думал, что у меня его просто нет. А потом взяла и молча привезла. И Колесов был в шоке от того, что у меня такой яркий, неординарный папа, музыкант, да еще и джазовый, оттого, что на его даче полно необычных вещей, стоит огромный старинный рояль, что папа разговаривает, перебивая свою речь английскими, французскими фразами… Вовка просто был ошарашен и от этого молчал, а не потому, что не подходил мне по уму.

Но кто мог сказать Спиридонову о нашей поездке? Не папа же! Папа вообще живет в другом мире. Может быть, сам Вовка?

– Что? – Спиридонов опять взял меня за плечо, причем пребольно. – Крутишь-вертишь мужиками? А с директором что, опять закрутила?

Я попыталась вырваться из цепких объятий нашего завтруппой.

– Валерий Петрович…

– Я обязан следить за здоровьем труппы, поняла? Ты мне коллектив морально разлагаешь! Ты что, кстати, сегодня вечером делаешь?

Я хотела сказать, что встречаюсь с директором, но, увидев хищный взгляд Спиридонова, осеклась.

– Вот-вот, – неверно понял мою реакцию зав. труппой, – посиди дома, а еще лучше сходи в церковь, покайся, подумай о вечном!

– Греши да кайся! Моя бабушка так говорила, – засмеялась я, сбросила, наконец, тяжелую пухлую руку Спиридонова. – А еще она меня учила: «Просто так с мужчинами не расставайся, с лошадки на лошадку пересаживайся!» – договорила я и пошла прочь.

Я чувствовала ненавидящий взгляд Валеры, но не оборачивалась. Причина этой ненависти была мне непонятна. Ведь я сказала нарочно, просто так. Я-то страдала больше всех. И ни на какую лошадку я не пересаживалась. А что с Вовкой – я не знала. Как я могла его найти? Мобильный телефон в театре был только у Ники. Появился недавно. Все бегали на него смотреть, просили позвонить. А у Вовки телефона не было ни мобильного, ни городского. Он был человек пунктуальный, никогда не опаздывал, не пропускал репетиций, тем более спектаклей, поэтому как-то обходился без телефона. В случае острой необходимости он давал номер хозяйки дома, но просил без нужды никогда не звонить.

Я решила все же узнать, что такое с Вовкой, и съездить к нему. Может быть, он и оставил хозяйке какие-то координаты.

Я шла по городку, в будний день там было не так оживленно, как в то летнее воскресенье. Не было рынка, меньше машин – все в Москву уехали работать, наверно. Здесь – какая работа? Я прошла мимо лавочки с хлебом и конфетами, куда зазывал тогда Вовка, наряженный клоуном. Теперь на лавочке было написано «Свежее мясо» и висела табличка, на которой был нарисован симпатичный куренок, с припиской от руки: «Потрошеные цыплята, отдельно можно купить печень, сердце, крылья». Я побыстрее отвернулась и убыстрила шаг.

Я без труда нашла его дом, где провела несколько счастливых для Вовки дней в августе. У Вовкиной хозяйки вход был отдельный, но я увидела, что в его бывшей комнате уже кто-то есть, на терраску была открыта дверь, и решила спросить у новых жильцов про Вовку.

Я постучалась в комнату, услышала невнятное «Да» и вошла.

На кровати лежал Колесов и читал книгу. Совершенно трезвый, как мне показалось. В комнате было накурено, хотя Вовка бросил курить, когда мы были у его мамы. Как швырнул тогда во дворе пачку сигарет, так до самой Москвы больше не курил. А в Москве я его уже больше не видела. Сразу после моего приезда мне стал звонить Ника, ночью приехал, остался до утра, а на следующий день я не пришла к Вовке на встречу – мы договаривались встретиться после его съемок на «Киевской». Он позвонил, и я ему честно сказала:

– Вова, все, прости меня.

Мне было очень трудно это произнести, но я сказала, чтобы не оставлять ему надежды. Лучше один раз пережить – и все.

Сейчас Вовка поднял глаза и посмотрел на меня совершенно спокойно, как будто я только на пять минут выходила из комнаты. Я постаралась понять, что у него за книга. Толстой, «Воскресение». Хорошая книга. С кем, как не с Толстым, поговорить на тему измен и предательств, и раненой души? Только там, кажется, все наоборот, в этой хорошей книге.

– Привет, Вов, – сказала я, не решаясь подойти к своему другу.

– Привет, Катя, – вполне нормальным тоном сказал Вовка. Но я заметила, что у него на виске забилась жилка. Книгу он не опустил. Если бы он на самом деле был спокоен, то, увидев меня, книгу бы убрал, мигом встал бы с кровати. А он так и лежал, как будто застыл с поднятой книгой.

– Вов…

– Что, Катя?

Вовка закрыл, наконец, книгу и как-то так ее поднял, что мне казалось, он в меня ею бросит. Я отступила на шаг.

– Что тебе нужно? – сказал Вовка, резко сел и даже закашлялся.

– Почему ты не пришел на собрание труппы?