Радость моего общества - читать онлайн книгу. Автор: Стив Мартин cтр.№ 6

Попав домой, я принялся размышлять над нашей встречей, и два момента выделялись особо. Первый: ответ Элизабет на мой вопрос по поводу того, сколько сдается квартир. "Всего три". Именно это "всего" меня и восхитило. "Осталось совсем немного", "всего три, и они быстро расходятся" — вот что подразумевалось. Элизабет явно была умелым продавцом. Я догадывался, что три пустые квартиры для такого здания — это много, и владельцы нажимают, чтобы их поскорее сдать. Держу пари, они знали, что имеют в лице Элизабет — самое, самое лучшее.

Второй момент — контакт между мной и Элизабет — было восстановить труднее, поскольку он произошел не у меня на глазах, если быть точным, то у меня за спиной. Так что приходилось рисовать себе то, чего не видел. Наши — пардон за выражение — задницы столкнулись, как две зефирины, внезапно вляпанные друг в друга. Чпок. Если б я шел на такого рода физический контакт намеренно, я был бы другим человеком. Таким, каким на самом деле не являюсь. Я бы ни за что не сделал этого нарочно, как маньяк в метро. Но я буквально впечатался в Элизабет, и во время нашей следующей встречи мы будем гораздо ближе, чем я мог себе представить, раз уж у нас имелся интимный контакт. Ее бедра коснулись моих, а мои бедра коснулись ее. Пожалуй, это куда больше, чем выпало на долю многих мужчин, которые знакомы с ней значительно дольше.

Мой третий контакт с Элизабет, случившийся неделей позже, был абсолютно провальным, что требует объяснений. Я по стечению обстоятельств был на улице, когда Элизабет подъехала и вышла из машины. Казалось бы, что может быть будничней и спонтанней, чем моё присутствие перед "Венцом Розы". Она извлекла себя из "мерседеса", вся такая с ногами, вся такая в чулках, и приветливо мне помахала. Думаю, она даже собиралась со мной заговорить. Проблема была в том, что в тот момент снимался мой дальний план для "Крим-шоу", где меня якобы допрашивали на улице двое полицейских.

Так что когда Элизабет мне помахала, я был в лапах двух "полицейских", которые жутко переигрывали, стараясь заставить меня выглядеть виноватым, — тыкали в меня пальцами и рычали. К счастью, план был очень общий и этот погорелый театр на камере увидеть было нельзя. "Эмми" им не светила. Я, по-моему, был неплох. Никакого текста нам не давали, но попросили нести околесицу, пока будет говорить голос за кадром. Они нас не записывали, просто хотели, чтобы у нас шевелились губы, как будто мы разговариваем. Один из "полицейских" говорил: "Я разговариваю, я разговариваю, я шевелю губами, и кажется, что я разговариваю". А потом вступал другой: "Теперь я разговариваю, я шевелю губами, как будто разговариваю". Потом они обращались ко мне: "Теперь ты разговаривай, просто шевели губами". И я говорил: "Я разговариваю, я разговариваю, как будто я с вами разговариваю". И так далее. Я не мог помахать Элизабет, несмотря на то что она помахала мне, ибо тогда съемка пошла бы насмарку. Вид у меня, наверное, был странный, потому что, несмотря на восьмидесятипятиградусную жару, я был одет в синюю парку с кровавым пятном, чтобы казаться на экране еще подозрительней. Всё это вряд ли обрадовало Элизабет — в особенности если она была хоть как-то склонна рассматривать меня в качестве нового мужа.

Меня всегда изумляло, сколько всего таится в мозгу до тех пор, пока однажды без всякой причины не всплывет и не появится. Той ночью в постели в моем сознании возникло лицо Элизабет, и я отчетливо разглядел, что у нее серо-зеленые глаза. Я и не подозревал, что мне известен этот маленький фактик.

* * *

В воскресенье я решил развеяться — сходить в аптеку и поглядеть на Зэнди. Это не обычное разглядывание девушек. Зэнди работает в аптеке за высоким прилавком. Ее видно только от шеи и выше, когда она проплывает с одного конца стойки на другой. Если я захожу в нишу, где стоят телефон и автоматы с кока-колой, мне выпадает увидеть Зэнди с точки зрения ее коллег — ее аптечно-белое облачение на ее аптечно-белой коже. Она истинная калифорнийская девушка за исключением того, что ее лица никогда не касалось ни солнце, ни косметика — только люминесценция ламп на потолке. Волосы у нее почти неприбраны и спадают на плечи таким количеством прядей и локонов, что я изнемогаю от желания завести маленькую доску для серфинга и со свистом носиться среди ее кудрей. Относительно Зэнди я никаких планов не строю, потому что отказ бы меня доконал. Плюс к этому она природная блондинка, а я предпочитаю, когда волосы выглядят крашеными, как у Элизабет.

"Верное средство" великолепно антисептично. Готов спорить, каждый вечер полы из шланга поливают изопропиловым спиртом. "Верное средство" — ось, вокруг которой вращается мой скрипучий мир, и я оказываюсь здесь дважды или трижды в неделю в поисках какого-нибудь редкостного предмета обихода, например суровой марли. Как и всякая аптека на свете, эта набита безумными товарами, напоминающими мне рекламу девятнадцатого века — "восстановитель волос!", "возбуждающий эликсир!". В наши дни имеется солидный процент товаров, которые и впрямь помогают, но рядом с ними в витринах лежат наполненные жидкостью стельки якобы от варикозного расширения вен.

Я сделал вид, что остановился накокаколитьсяпозвонить — хотя телефонная карточка у меня кончилась, — и увидел, как Зэнди скользит за прилавком, словно на коньках. Я продвинулся к концу стеллажей, делая вид, что читаю инструкцию по пользованию кока-кольным автоматом, и — о радость! Находчивые умы из "Верного средства" решили перенести плакат "Таппертоновских замороженных яблочных пирогов" о конкурсе сочинений "Самый средний американец" к кока-автомату, где я мог оторвать бланк заявки и за следующие несколько минут написал еще пятьсот слов, а Зэнди, аппетитная, как меренга, занималась своим делом, и ее было видно целиком. На самом деле я не хотел писать еще пятьсот слов, да и двухсот не хотел, но это было нетрудно, учитывая, что я получал взамен. В коробке на стеллаже лежало несколько тупых карандашей, настолько тупых, что, когда я писал, они царапали деревом по бумаге, но я рьяно взялся за дело и начал второе за две недели патриотическое эссе, перед этим не написав за всю жизнь ни одного.

Америка предоставляет мне возможность не быть первопроходцем. Меня вдохновляет заурядная работа. Работа общества, работа мира...

И так далее. Я потряс сам себя, поскольку выражал идеи, в точности противоположные идеям первого эссе: на прошлой неделе я утверждал, что во мне есть дух первопроходцев, а на этой — что его нет. И то, и другое мнение я излагал с такой легкостью, что сам поверил — я способен взять любой предмет и успешно аргументировать любую точку зрения. Умение, бесценное для общения с женщинами. Только представьте, я смогу поменять позицию на ходу, если увижу, что моя дама реагирует негативно.

Пока я писал, на Зэнди я практически не смотрел, ибо осознал, какая это вообще дурацкая затея. Что за удовольствие — сидеть в засаде и без конца сверлить женщину глазами. Моне доставит не больше радости, если я буду рассматривать его двадцать минут вместо пяти. Одного взгляда на Зэнди достаточно, и, может, она для меня — вообще только предлог выйти из дому. Второе сочинение я подписал псевдонимом — Ленни Бёрнс — и опустил его в корзину. Купил пенопластовые беруши (не то чтобы я в них нуждался, но за два доллара — дюжина, такую выгоду грех упускать) и направился домой.