Наука Плоского мира - читать онлайн книгу. Автор: Терри Пратчетт cтр.№ 53

В нашем мире существует множество пограничных состояний. Как по-вашему, «пьян» и «трезв» – это привативные понятия? Кстати, в Плоском мире вы можете войти в состояние «ньяп», которое так же далеко отстоит от понятия «трезв», как и понятие «пьян» с положительным знаком [45] . На планете Земля подобного состояния не существует. По большому счету, мы интуитивно догадываемся, который из пары привативов существует, а который – нет. Лично мы голосуем за «трезвый», поскольку, во‑первых, оно означает отсутствие алкоголя, а во‑вторых, – это нормальное состояние людей [46] . Хотя нормальное состояние называется «трезвостью» только тогда, когда речь заходит о выпивке. И в этом нет ничего странного. Между прочим, «холод» – это нормальное состояние Вселенной, пусть его самого как бы и не существует. Вы ведь успеваете следить за ходом нашей мысли, Аркканцлер?

Всем нам, если мы не хотим сесть в калошу, надо следить за тем, что мы говорим. Однако, как показало выражение «сфокусировать холод», подчас язык все-таки опережает мысль.

Такое уже было. В начале книги мы упоминали о флогистоне, который когда-то химики считали субстанцией, позволяющей чему-то гореть. Флогистон просто обязан был существовать. Черт возьми, разве мы не наблюдаем его высвобождающимся при горении в виде пламени? Тем не менее постепенно накопились факты, свидетельствующие об обратном. Судите сами: вещи становятся тяжелее после того, как сгорят, то есть у флогистона – отрицательная масса, что ли? Наверное, вам может показаться, что здесь какая-то ошибка, ведь оставшийся от сгоревшего полена пепел весит намного меньше самого полена, а иначе зачем бы нам что-то сжигать? Однако бо́льшая часть полена превращается в дым, который что-нибудь да весит, правда? Кстати, дым поднимается в небо не потому, что он легче воздуха, а потому что горячий. Но даже если бы этот самый дым действительно был легче воздуха, последний все равно имеет массу. Помимо дыма, там есть еще и пар, и целая куча других летучих отходов. Если вы сожжете деревяшку и сумеете собрать все жидкости, газы и твердые остатки, тут-то и обнаружится, что их суммарная масса будет больше массы дерева.

Откуда же берется лишняя масса? Если вы озадачитесь взвешиванием воздуха, который окружает горящую деревяшку, выяснится, что он весит меньше, чем весил до того. (Конечно, сделать подобные вычисления, не запутавшись, откуда что берется, довольно сложно, но химики нашли свои способы.) Получается, горящая древесина забирает что-то у воздуха – и как только вы это заметите, то сразу сообразите, что именно. Ну конечно же, кислород. Сгоревшая древесина приобретает кислород, а вовсе не теряет флогистон.

Все это выглядит довольно логично и, кстати, показывает, что флогистон – не такая уж бредовая идея. Это – отрицательный кислород, который вроде должен существовавать, но не существует, в отличие от своего позитивного тезки. Он вполне подходит для балансировки уравнений, используемых химиками для проверки своих теорий. В принципе можно сказать, что от А к Б перешло столько же флогистона, сколько кислорода перешло от Б к А. То есть флогистон ведет себя как реально существующий объект. Правда, когда люди научились проводить измерения, позволяющие фиксировать даже самые незначительные массы вещества, оказалось, что флогистон весит меньше, чем ничего. Иначе говоря, флогистон – понятие привативное.

Человеческое мышление обладает одной крайне стойкой особенностью: стремлением все овеществлять. Нам кажется, что если есть слово, то должен существовать и предмет, который это слово обозначает. Но как насчет «смелости» или «трусости»? Или «туннеля»? Да, кстати, так что там у нас с «дырой»?

Многие научные концепции оперируют понятиями, которые в бытовом смысле не соотносятся ни с какими материальными объектами. Слово «гравитация» звучит как нечто, объясняющее движение планет, но попробуйте угадать, как она выглядит? На самом деле это всего лишь слово для обозначения обратного квадратичного закона всемирного притяжения. А благодаря Эйнштейну мы с недавних пор овеществляем стремление тел двигаться по искривленным траекториям в искривленном пространстве.

В таком случае, как быть с самим пространством? Это предмет или все-таки его отсутствие?

Возьмем такие широко распространенные привативные понятия, как «кредит» и «овердрафт», которые могут причинить кому-то немало неприятностей. Между прочим, наш овердрафт, то есть перерасход, выливается в зарплату банковских менеджеров, так неужели он не является реальностью? На наших срочных рынках долги и обязательства покупаются и продаются так, как если бы они были реальными предметами, и их овеществление выражается в буквах и цифрах на бумаге или в памяти компьютеров. И чем больше об этом думаешь, тем удивительнее представляется мир людей: огромная часть этого мира вообще, оказывается, не существует.

Несколько лет назад на научно-фантастическом конвенте в Гааге четыре писателя, заработавшие кучу денег своими писаниями, сидели перед своими безденежными поклонниками и объясняли, как им удалось разбогатеть (как будто они действительно это знают). Причем каждый из них твердил, что деньги – это не главное, на что фанаты отреагировали весьма неприязненно, хотя по сути замечание верно. А на самом деле нужно было подчеркнуть, что ни деньги, ни воздух, ни любовь не важны, когда они у вас есть, но становятся важны, когда их у вас нет, и тогда-то вы, естественно, впадаете в отчаяние. («Отчаяние», кстати, еще одно привативное понятие, означающее «отсутствие надежды».) Вот Диккенс, он был в курсе этого. В романе «Дэвид Копперфильд» мистер Микобер выражается так: «…Если человек зарабатывает в год двадцать фунтов и тратит девятнадцать фунтов девятнадцать шиллингов и шесть пенсов, то он счастливец, а если тратит двадцать один фунт, то ему грозит беда» [47] .

Никакой симметрии между наличием денег и их отсутствием нет, однако дискуссия быстро пошла вразнос, поскольку все считали, что такая симметрия есть, и наличие денег – это противоположность их отсутствию. Если уж так важно отыскать правильный антоним, то им будет не «отсутствие денег», а «существование в долг». В этом случае понятие «богатый» сродни понятия «ньяп». Впрочем, сравнение денег с любовью и воздухом заметно остудило пыл спорщиков. Воздух не имеет никакого значения, когда он есть, а вот когда его нет – вам грозит беда. То же самое относится и к деньгам.

Одним из любопытных привативных понятий является «вакуум». Себя-режу-без-ножа Достабль мог бы продавать вакуум на палочках. В нужном месте и в нужное время даже вакуум приобретает ценность.

Зато на Земле продается мороз на палочках.

Плоский мир предоставляет нам замечательную возможность показать путаницу в наших собственных мозгах, когда дело касается отсутствия чего бы то ни было. В Плоском мире привативные понятия совершенно реальны. Шутка насчет тьмы и света, как мы надеемся, была всем понятна. Другие же привативные понятия Плоского мира куда тоньше. Самым очаровательным из них является, конечно, Смерть. Для многих именно он – любимый персонаж книг о Плоском мире, к тому же еще и разговаривающий ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ. На всякий случай напомним, Смерть – это скелет семи футов росту, с крошечными точками света в глазницах. У него есть коса с лезвием настолько тонким, что оно почти невидимо, а ездит он на летающей кобыле по имени Бинки. В книге «Мор [48] , ученик Смерти», он появился перед Оливром, королем Сто Лат. Последнему потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что, собственно, происходит: