Наука Плоского мира - читать онлайн книгу. Автор: Терри Пратчетт cтр.№ 101

– Вот ведь проклятье! – сказал наконец Ринсвинд и пошел к костюмам. – Он же там все испортит…

В вечернем небе сверкнула молния, превратив его из черного в розовато-фиолетовое.

Поджарая черная тень, казавшаяся продолжением ночи, возникла над небольшим углублением в скале, где сбилось в кучу дрожащее племя. Тень не торопилась. Ужин никуда не мог деться. Когда молния угасла, глаза зверя блеснули.

Вдруг кто-то схватил его за хвост. Тень, рыча, развернулась, но чей-то кулак двинул зверю прямо промеж глаз, а затем спихнул его вниз. Зверь тяжело шлепнулся оземь, разок дернулся и затих.

Обезьяны с воплями бросились врассыпную, но затем остановились и оглянулись. Большая кошка не шевелилась.

Еще одна молния ударила неподалеку, и старое сухое дерево загорелось.

На фоне фиолетовых вспышек грозы и алого пламени горящего дерева стояла огромная фигура, сжимающая в каждой руке по камню.

Как потом рассказывал Ринсвинд, такое и захочешь, а не забудешь.

Есть Ринсвинд не мог. По крайней мере в обычном смысле. Он подумал, что можно попробовать подносить кусочки пищи ко рту, но, поскольку с технической точки зрения они с пищей находились в разных вселенных, он опасался, что еда провалится прямо сквозь него, к смущенному недоумению очевидцев.

Ко всему прочему, зажаренный на костре леопард особого аппетита на возбуждал.

Библиотекарь работал как зверь. Он развернул целый тренировочный лагерь для людей, которые едва могли стоять прямо, а попадись им в руки треники, не знали бы, что с ними делать. Что такое огонь, обезьянолюди усвоили довольно быстро, особенно после нескольких неудачных попыток сожрать его или с ним совокупиться, в результате чего некоторые немножко обгорели.

Они научились готовить, поначалу, правда, друг друга.

Ринсвинд вздохнул. Он видел, как приходили и уходили различные виды, но подобные существа могли появиться только как шутка. Чем-то они напоминали клоунов: веселье с оттенком жестокости.

Библиотекарь приступил к урокам раскалывания кремней, для чего использовал кремни, доставленные Сундуком. Обезьянолюди определенно уяснили идею стучания камнями друг о друга или еще по чему-нибудь. Острые края их особенно заинтриговали.

В конце концов Ринсвинд подошел к Библиотекарю и постучал того по плечу.

– Мы торчим здесь уже целый день, – напомнил он. – Лучше бы нам вернуться.

Орангутан кивнул и поднялся.

– У‑ук.

– Думаешь, у тебя получилось?

– У‑ук!

Ринсвинд оглянулся на обезьянолюдей. Один из них продолжал попытки разделать труп большой кошки.

– Правда? Но они же… что-то вроде волосатых попугаев.

– И‑ик! У‑ук!

– Ладно, согласен. Твоя взяла.

Ринсвинд бросил прощальный взгляд на обезьян. Двое самцов сцепились из-за мяса. Обезьяна наблюдает, обязьяна повторяет, значит…

– Я рад, что это сказал именно ты, – произнес Ринсвинд.

Когда они вернулись, в Плоском мире прошла всего лишь секунда. В окуляре вездескопа, направленного на темную половину планеты, виднелась целая россыпь огней.

Библиотекарь выглядел довольным.

– У‑ук, – сказал он.

Дым означал прогресс. Однако Ринсвинд не вполне был в этом убежден. Потому что многие из костров были подожженными лесами.

ДЫМ – ЭТО ПРОГРЕСС… Человеческая раса, несомненно, добилась многого за недолгие годы своего существования. Каким образом мы этого достигли? Благодаря нашему интеллекту и наличию мозгов. А кроме того – разума. Но существуют и другие интеллектуальные существа, например, дельфины. Однако все, на что они способны, это резвиться в океане. Что же такого есть у нас, чего у них нет?

Во многих обсуждениях особенностей мозга во главу угла ставится вопрос о его устройстве. В таком случае возможности мозга выводят из его устройства, а качества, которые мы ассоциируем с мозгом (свобода воли, сознание и интеллект) – из его нейрофизиологии. Это один подход. Другой связан с попыткой взглянуть на проблему глазами социологов и антропологов. С их точки зрения возможности разума в значительной степени рассматриваются как данность, а вперед выходит вопрос о том, как именно человеческая культура, построенная на этих возможностях, порождает разум, способный думать, чувствовать и любить, воспринимать красоту и так далее. Может показаться, что оба подхода полностью охватывают рассматриваемую область: достаточно их соединить, и получишь ответы на все вопросы о нашем разуме.

Однако нейрофизиология и культура не являются взаимонезависимыми, они – комплицитны. Мы хотели сказать, что они эволюционировали совместно, постоянно изменяя одна другую, и их коэволюция строилась на неожиданных результатах этого взаимодействия. Но представление о культуре, которая конструирует и изменяет мозг, будет неполным без учета того, что и мозг также, в свою очередь, конструирует и изменяет культуру. Концепция комплицитности отражает это рекурсивное взаимное влияние.

Интеллектом мы называем совкупность способностей, присущих мозгу. Почему же не дать какое-нибудь название всем этим внешним влияниям, культурным или иным, воздействовавшим на эволюцию мозга и тем самым на разум? Мы с удовольствием прибегнем к термину экстеллект, придуманному ГЕКСом, занимавшимся вычислениями в режиме «Отныне и навсегда». Разум – это вовсе не сумма интеллекта и экстеллекта, то есть его внутренней и наружной стороны. Напротив, разум – это петля обратной связи, в которой интеллект влияет на экстеллект, а экстеллект – на интеллект, причем их комбинация превосходит возможности обоих явлений по отдельности.

Интеллект – это способность мозга обрабатывать информацию. Но интеллект – это всего лишь одна составляющая разума, и она не может эволюционировать обособленно.

В своей основе культура есть соединение взаимодействующих разумов. Если у вас случайно нет индивидуального разума, то не будет и культуры. Обратное, конечно, уже менее очевидно, но столь же верно: без общей культуры человеческий разум развиваться не может. Причина в том, что в среде, окружающей развивающийся мозг, нет ничего, что может заставить его усложняться, стать изощреннее. Другое дело, если ему не приходится взаимодействовать с чем-то сопоставимым по сложности. Прежде всего это мозги других людей. Поэтому эволюции интеллекта и экстеллекта неразрывно связаны между собой, а их взаимопроникновение неизбежно.

В окружающем нас мире полно вещей, созданных нами или другими людьми. Эти вещи чем-то похожи на интеллект, но находятся вне нас. Мы имеем в виду библиотеки, вообще книги, Интернет, которому в соответствии с концепцией экстеллекта больше подошло бы название «экстернет». В Плоском мире, кстати, тоже есть нечто подобное, это Б‑пространство, иными словами, библиотечное пространство, объединяющее все библиотеки. Эти влияния (не просто источники информации, но смысла) – настоящий «культурный капитал». Это вклады различных людей в культуру, которые затем не лежат там мертвым грузом, но бесконечно воспроизводятся и взаимодействуют таким образом, что сами люди не в состоянии это контролировать.