Любовь в эпоху перемен - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Поляков cтр.№ 68

— Нашли? — спросил прерывисто громовержец.

— Нет еще…

— Заявление на стол!

— Геннадий Павлович…

— Хватит! Не богадельня!

«А вот интересно: с ним, этим Маугли, она тоже всхрапывает? Или нет?»

Много лет назад он так же мучился, гадая, какова Марина с Исидором. Что происходит с женщиной, если она переходит к другому? На что это похоже? Вроде твоей рубашки, прилегающей к новому мужскому телу? Или все сложней: и твоя бывшая скорее напоминает распластанную рыбу, меняющую цвет в зависимости от дна, к которому приникла?

— Уже вернулись? — удивленно спросила Оля.

— Совещание отменили. Вот, купил зачем-то…

— А-а… Вас Оковитый разыскивал, спрашивал, почему мобильный не берете.

— Странно… — он обхлопал карманы и не обнаружил телефона.

Трубка лежала на столе, в бумагах, но, прежде чем соединиться, Гена взял за рыжий нос снеговичка, открыл створку окна, почувствовал холодный удар в лицо и вышвырнул Алисин подарок в падающий снег.

— Ну?! — спросил Скорятин, услышав в телефон голос друга.

— Баранки гну! Отбился наш иллюзионист. Ничего больше в этой жизни не понимаю. Он теперь еще и прессу курировать будет.

— Понятно. Спасибо.

— Не за что! Марине привет!

— Передам. Ты тоже… — начал было Гена и запнулся, вспомнив, что жена Оковитого год назад ни с того ни с сего выпрыгнула из окна. — И ты тоже… будь здоров!

Воротившись из Тихославля, Скорятин с вокзала позвонил жене и предупредил, что скоро будет. Мстить Марине расхотелось — Гена просто ее разлюбил. Любовь кончилась внезапно, как бензин в баке «жигуленка». А от безразличной женщины незачем сбегать. От таких уходят тихо, спокойно, по плану отступая на заранее подготовленный плацдарм, иногда ведут долгие арьергардные бои, доругиваясь, язвя прощальными упреками, признаваясь в былых и небывалых изменах, деля детей и совместно нажитое имущество. Но спецкор ругаться и делиться не хотел, он решил не торопясь подыскать жилье поближе к работе и лишь тогда покинуть обильную икебуцу Ласских.

Однажды, перед свадьбой, они в отсутствие родителей отдыхали в постели от добрачных, но уже дозволенных ласк. Марина вдруг встала, сделала таинственное лицо и принесла из спальни шкатулку, окаймленную серебряным узорочьем. Под крышкой оказались сокровища. Полный невежда в ювелирном антиквариате, Гена все же понял: перед ним богатства несметные. Он разглядывал цепочки и бусы, спутавшиеся, словно золотые и жемчужные змеи, перебирал камеи с античными профилями, витые браслеты, перстни с самоцветами, золотые раскрывавшиеся кулоны со старорежимными портретиками внутри. Невеста подцепила ажурное колечко с небольшим камешком, похожим на мелко ограненный хрусталь, и поднесла к пыльной солнечной полосе, пробившейся меж оконных портьер. «Хрусталь» вспыхнул, разметав игольчатые лучи всех цветов молодой радуги.

— Бриллиант? — догадался жених.

— Да! — подтвердила Марина с благоговеньем. — Карат! По шкале Рапопорта камень очень даже ничего!

— По какой шкале?

— Не важно.

— Наследство?

— Ну да…

— Дедушкино?

— Не смеши! Дед — ученый. От его брата остались.

— Ювелиром был?

— Нет, фининспектором. Нравится? — Марина отстранила руку, любуясь игрой граней.

— Может, лучше вот этот? — Гена показал на большой красный камень.

— Вот когда сорок лет вместе проживем, тогда, на рубиновую свадьбу…

— Мы сто лет проживем! — зашептал он и обнял, загораясь, невесту.

Но вот странно: привычно сплетаясь с ней, Скорятин вдруг вспомнил, как мать в минуты нечастых ссор с отцом, исчерпав упреки, свинчивала с пальца бирюзовый перстенек, подаренный мужем к десятилетию совместной жизни, осторожно клала на край стола и говорила, потупившись: «Все, Паша, собирай вещи!» Потом, конечно, мирились. Гена навсегда запомнил тот предсвадебный день, потому что впервые вместе со счастливым изнеможением ощутил какую-то неприязнь к Марине, точнее ко всем Ласским сразу. Классовую, что ли?

Приехав с вокзала, он хотел одного — рухнуть и доспать. В теле была дорожная ломота и несвежесть, какую всегда чувствуешь после ночи, проведенной на узкой полке под серой влажной простыней. Да и попутчик попался неудачный: выпив, храпел так, что дребезжали ложечки в стаканах. В прежние времена, примчавшись из командировки, Гена сразу же нырял под одеяло, к жене, вдыхал ее невероятный запах, шарил, проверяя целокупность выпуклостей, а Марина, не открывая глаз, умоляла хриплым голосом:

— Генук! Не буди, убью! В пять часов утра с родедормом уснула…

В то утро она встретила его в прихожей. Лицо светилось свежим, чуть торопливым макияжем. На ней был длинный шелковый халат, привезенный тестем из Китая: по черному шелку рябили чешуйчатые кольца дракона, косоглазый Горыныч словно обвивал тело жены, поместив добродушную усатую морду прямо на обильную грудь.

— Я тебе завтрак приготовила! — сказала Марина, оправляя соломенный локон.

Ласская знала, что, сделав новую прическу, тем более перекрасив волосы, она для мужа на некоторое время становилась женщиной повышенного спроса.

— Нравится? — спросила искусительница.

— А что на завтрак? Яичница?

— Не только. Форшмак.

— Ого! — «Значит, готовить завтрак вызывали с вечера тещу». — А где Борька?

— В Сивцевом. Поешь?

— Да, есть и спать.

— Ну уж нет! Сначала — в душ! — Она нежно потрепала его за ухо.

Смыв с себя железнодорожную липкость и въевшуюся в поры рыбную копченость, он съел яичницу, большой бутерброд с селедочным форшмаком и несколько тостов, намазанных малиновым джемом. Налив ему кофе, Марина стояла, опершись на мраморную столешницу финской кухни, и следила за жующим супругом с нежным добродушием, с каким простецкие бабы смотрят на своих уплетающих мужиков. Потом вздохнула и сказала:

— Геныч, я тебя жду!

— Может, вечером?

— Вечером мы идем на Таганку. А днем у меня интервью и примерка.

— Сейчас, только доем.

— И зубы не забудь почистить! Лучше мятной пастой.

«Боже мой! Я даже помню про джем и пасту! Через двадцать пять лет!» — Скорятин, вынув из кармана, порвал билеты на премьеру «Ревизора», аккуратно собрал, ссыпал в корзину глянцевые клочки и подумал:

«Не голова — а мусорный полигон…»

…Гена убедился, что совсем разлюбил Ласскую, когда вошел в спальню. Жена лежала поверх простыней, сомкнув согнутые в коленях ноги и закинув за спину руки, отчего грудь, оплывшая после родов, призывно поднялась, уставив в потолок морщинистые соски. Постельная крикунья, Марина никогда не навязывалась, уступая со снисходительной, дарственной улыбкой. Даже глубокой ночью, прежде чем забыться, выходила в соседнюю комнату и проверяла, уснул ли Борька. И вот теперь она лежала, предлагая себя, как свинина на прилавке. Он увидел ее окладчатые бока и вмятинки на обширных бедрах. Готовясь к встрече, она не только сходила к парикмахеру, но и выбрила подмышки: в безволосых впадинах краснели воспаленные, припудренные прыщики.