Бесспорной версии нет - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Ромов cтр.№ 2

Иванов принялся рассматривать снежинки, летящие за окном.

Нижарадзе… В море любых кавказских фамилий он всегда чувствовал себя привычно. Вроде бы он знал одного делового Нижарадзе, по кличке Кудюм. Насколько он помнит, этот Кудюм занимался мошенничеством. Если этот Нижарадзе из «Алтая» и есть Кудюм, что вполне допустимо, ибо кавказцы останавливаются в этой гостинице довольно часто, вряд ли след приведет к чему-нибудь. Фармазонщик Кудюм никогда не пойдет на убийство. Если же он абхазец, то и воровать никогда не будет. Так и остановится навсегда на своем фармазонстве. У абхазцев воровство считается последним делом.

Всплыла же эта фамилия так. Вчера, на шестой день организованной Прохоровым проверки московских гостиниц, было обнаружено, что в день убийства Садовникова из «Алтая» выписался некто Гурам Джансугович Нижарадзе, житель Гудауты Абхазской АССР. По показаниям персонала, у этого Нижарадзе был белый спортивный костюм на пуху. В этом костюме его видели несколько человек. Белый пуховый костюм, фамилия. Нет, всего этого мало. Но какой-никакой все же след.

Иванов с легкой досадой подумал о том, что его назначили старшим опергруппы именно потому, что он – из Тбилиси. Когда к месту происшествия подъехала оперативная машина, Садовников, несмотря на смертельное ранение в сердце, еще жил. Когда его перекладывали на носилки, инспектор отрывочно, с трудом выговорил: «Черные усы… что-то… от кавказца». Это были последние слова. Довезти до больницы Садовникова не успели, в дороге он умер. Свидетельница, случайно обратившая внимание за полчаса до событий на шедшего ей навстречу человека, прогуливавшегося потом рядом с Садовниковым, показала, что это был «высокий мужчина лет тридцати, восточной наружности, в белом спортивном костюме». Это-то «восточной наружности» подтолкнуло ГУУР [3] поручить розыск ему, Борису Иванову.

Нижарадзе… Хорошо, допустим, этот Нижарадзе и есть Кудюм. Ну и что? Его видели только работники гостиницы. Вряд ли они его запомнили. Но если и запомнили, фамилия Нижарадзе еще не означает, что у человека восточная наружность. Светловолосый человек с голубыми глазами тоже может носить фамилию Нижарадзе. Белый костюм…

Ну да, это как раз и есть крохотный след. Может, этот след приведет к чему-то. А может, нет.

Согласно заключению судмедэкспертизы, Садовников был убит двумя ударами, нанесенными сзади остро отточенным предметом типа стилета или заточки. Оба удара пришлись точно под левую лопатку. Один поразил сердце, другой – легкое. Без всякого сомнения, человек с менее крепким здоровьем от таких ударов умер бы сразу. Садовников же какое-то время еще жил. Больше того, судя по вытоптанной почве, поломанным кустам и найденному на месте убийства синему пластмассовому замку от застежки молнии, наверняка от белой пуховой куртки, Садовников после двух ударов под лопатку еще пытался что-нибудь сделать. Строго говоря, Садовников умер как герой. Сейчас трудно сказать, что там происходило. Ясно лишь, что «кавказец», как показали следы, какое-то время стоял под обрывом, рядом с умирающим Садовниковым.

Прохоров кончил читать, отложил папку, спросил:

– Борис Эрнестович, я вижу, вы в этого Нижарадзе не очень-то верите?

С виду Прохоров – сама простота. Но Иванов давно понял: Прохоров лишь с виду кажется простым. В действительности он достаточно сложен. И ничего не говорит зря.

– Почему, Леонид Георгиевич. Верю. Кстати, какая работа проведена там, в гостинице?

– Я настоял, чтобы туда выехала опергруппа. Номер осмотрен прокурором-криминалистом. Помимо этого проведен подробный опрос персонала.

– Ну и опрос что-нибудь дал?

– Если вы о материальных следах… Их выявить пока не удалось. Правда, неопрошенные свидетели еще остались. Дежурство в гостинице сменное. Да и вообще… – Прохоров помедлил, – вообще землю рыть пока рано. До ответа из ГИЦ [4] .

Смысл этих слов Иванов отлично понял. Одно дело, если они установят, что проживавший в «Алтае» Нижарадзе ни разу не был судим. Значит, отпечатков пальцев в ГИЦ нет. И совсем другое, если попавший в их поле зрения ранее был осужден.

– Понимаю.

– Насчет же этого Нижарадзе… – Прохоров явно хотел еще раз все взвесить. – Я думаю, тут что-то есть.

Иванову было ясно: Прохорова заинтересовало то, что Нижарадзе остановился в «Алтае». Три известные в Москве останкинские гостиницы – «Заря», «Восход» и «Алтай» – считаются устаревшими, малокомфортабельными. Но именно в этих окраинных гостиницах любят останавливаться «деловые» с юга. Те, кому есть смысл не обращать на себя внимание.

– Вы имеете в виду то, что он остановился в «Алтае»?

– Именно. Что касается запроса в ГИЦ, я его сделал по телефону. Может, сегодня даже ответят. Подождете? Или вас дома ждут?

– Да у меня… найдутся дела. Я еще подъеду, к концу работы.

На улице стемнело, в переулке горели фонари. Впереди светились окна комиссионного магазина, рядом несколько молодых людей стояли у входа в кафетерий.

Где-то наверху, над Москвой, наверняка шел снег. Шел, но казалось: сейчас сюда, в переулок, долетают только редкие снежинки.

Иванов остановился у своей светло-голубой «Нивы». Достал ключ, открыл дверцу. Прохорову он наврал – никаких дел у него сейчас не было. И ехать некуда. Разве что к Ираклию. А что? Пожалуй, сегодня действительно можно будет съездить на Тимирязевскую. Он давно там не был. Все-таки хоть какая-то, но иллюзия домашнего уюта. Ему всегда там рады. И не нужно заранее звонить, можно без звонка. Если бы… Лиля с сыном Геной в Тбилиси уже полгода. Он до сих пор помнит эту ее фразу, с которой он сорвался. «Борис, знаешь, кажется, переезд в Москву не для меня. Этот город не для меня». – «О чем же ты думала, прожив здесь почти пять лет?» – «Ну так…» Он помнит, как после этого закричал на нее. И как она побледнела. Но ведь он обязан был так поступить. Он, мужчина. Обязан. Видите ли, здесь, в Москве, она жить не захотела. Да, он кричал на нее: «Ты будешь здесь жить! Будешь! Слышишь, будешь! А не хочешь – убирайся! Я не держу!»

После того как он накричал на нее, Лиля вскоре уехала, хотя между ними, лично между ними, как будто ничего не произошло. Даже после отъезда он знал: Лиля не хочет и не будет с ним разводиться. Она уехала, потому что он ее выгнал. Может быть, теперь уже она не вернется. Не вернется? Нет, конечно же она в конце концов вернется. Куда ей деться, не может же она продолжать жить в Тбилиси – одна, с ребенком. Без него.

Стараясь забыть обо всем этом, он сел в машину, хлопнул дверцей. Включил зажигание. Ну а вдруг не вернется? Вдруг? Посидел немного в холодной машине. Тронул ручку, выехал из переулка на улицу Горького.

У Вернадского он свернул направо. Проехал смотровую площадку и маленькую церквушку. Машину остановил недалеко от злополучного перекрестка. Впереди был виден «стакан» ГАИ, в котором сейчас сидел кто-то из инспекторов.