Неприкасаемый - читать онлайн книгу. Автор: Джон Бэнвилл cтр.№ 77

* * *

В день, когда сообщили о смерти Гитлера, мы с Боем шатались по кабакам. Это было первого мая. Мы начали с «Грифона», пошатываясь, добрели до «Реформ», в интервале побывали в общественной уборной Гайд-Парка, той большой, что рядом с Углом Ораторов, которой предстояло в дальнейшем стать моим излюбленным местом охоты. В этот первый раз, несмотря на изрядное количество выпитого джина, я еще робел и лишь наблюдал, как туда и обратно украдкой снуют темные фигуры. Я стоял на страже, пока Бой с дюжим рыжеволосым молодым гвардейцем, обладавшим поразительно симпатичными ушами, шумно и, судя по звукам, не вполне удовлетворительно занимались в кабинке любовью. В этот момент в уборную вошел тощий тип в макинтоше и котелке и многозначительно поглядел на плохо пригнанную дверцу, из-за которой в сопровождении стонов и сдавленных вскрикиваний явственно доносились звонкие шлепки крепких ляжек Боя о ягодицы рыжего молодца. Я подумал, что этот тип, должно быть, детектив, и мое сердце забилось в странном неуловимо легком ритме, который со временем в подобных обстоятельствах стал мне так хорошо знаком, вмещая в себе страх, необузданное веселье и беспричинное торжество. Подозрительный тип, правда, оказался не легавым и, еще раз с завистью взглянув на дверь кабинки, затем безнадежно на меня — уверен, он принял меня за новичка, — застегнул ширинку и нырнул в ночь. (Между прочим, я очень сожалел, когда к концу славных 1950-х стали повсюду вводить ширинки на молнии; молния намного облегчает доступ, особенно если охвачен amor tremens [24] , но мне нравились эти вкрадчивые движения пальцев, расстегивающие всегда чуточку неподатливые пуговицы, тогда как тот, которого американцы называют мизинчиком, пока еще прячась, но дрожа от нетерпения, как светская матрона, протягивающая руку за чашкой чаю, предвкушает восхитительное нелепое действо.)

Наутро я проснулся на софе на Поланд-стрит, с хмельной головой и, как всегда после ночного загула с Боем, мучимый непонятным беспредметным беспокойством. Рядом надрывался телефон. Звонил Билли Митчетт, срочный вызов. По какому поводу, не сказал, но голос взволнованный. Когда я вошел в кабинет, он встал, затрусил из-за стола навстречу, пыхтя и вроде бы обеспокоенно глядя мне через плечо, и горячо затряс руку. К тому времени он уже был инспектором Департамента. И все таким же болваном.

— Из дворца, — озабоченно прошептал он. — Они… он… он просит тебя явиться немедленно.

— A-а, только и всего, — заметил я, снимая нитку с рукава; подумалось, как много я теряю, будучи в военной форме. Хотел было сказать Билли, что мы с королевой родственники, но подумал, что уже говорил, и не захотел в этой связи показаться хвастливым. — Наверно, насчет этих чертовых рисунков в Виндзоре, которые, как все еще считается, я для него каталогизирую.

Билли нетерпеливо и как-то заискивающе затряс волосами; он всегда напоминал мне пса, только я не мог решить, какой породы.

— Нет, нет, — произнес он, — нет… он хочет послать тебя с каким-то поручением. — Билли возбужденно вытаращил глаза. — Говорит, весьма деликатным.

— Куда?

— В Германию, старина, — в долбаную Баварию. Ну что скажешь, а?

* * *

Для поездки во дворец мне выделили автомобиль с шофером; событие само по себе свидетельствующее — в условиях строжайшего нормирования бензина, — какое впечатление произвел на Билли этот вызов к королю. Водитель доставил меня к парадным воротам, охраняемым конной гвардией, где довольно тупой, хотя и обладающий приятной внешностью караульный при полном параде, в кивере и прочем, небрежно взглянув на мой пропуск, махнул рукой, чтобы проезжали. Все это показалось мне странно знакомым, и вскоре я понял, почему: вспомнилось событие десятилетней давности, когда я въезжал в Кремль на встречу, как я думал, с Отцом Народов. Прихожие покои власти похожи между собой. Не то чтобы у дворца, как понимаете, осталось много власти, однако Его Величество все же пользовался — или, во всяком случае, считал, что пользовался — значительно большим влиянием, чем сегодня имеет его дочь, миссис У. Знаю, что он не вызывает большого уважения, но, по-моему, среди современных монархов он был одним из наиболее компетентных.

— Будет чертовски неприятно, — начал разговор Его Величество, — если пройдут эти парни из лейбористской партии, что становится все более вероятным. — Мы находились в одной из громадных, ужасно холодных, производящих гнетущее впечатление гостиных, характерных для наводящего уныние дворца. Монарх стоял, заложив руки за спину, у окна, хмуро глядя на залитый бледным солнечным светом дворцовый сад. В огромном камине горела крошечная горка угля, на каминной полке стояла ваза с увядшими нарциссами. Он поглядел на меня через плечо. — А вы как думаете, Маскелл? Вы же трезвомыслящий тори, не так ли?

Я в утонченно неудобной позе сидел на изящном позолоченном стуле в стиле Людовика XV, скрестив ноги и сложив на колене кисти рук, чувствуя, что выгляжу довольно чопорно, хотя и не представляя, как можно устроиться удобнее, принимая во внимание обстоятельства: крошечный стульчик, закоченевшие конечности, присутствие суверена. Его Величество старался держаться без церемоний, что я всегда с трудом выносил.

— Полагаю, я скорее виг, нежели тори, сэр, — возразил я. Он вскинул левую бровь, но я добавил: — Разумеется, лояльный.

Нахмурившись больше прежнего, он отвернулся к окну; не очень-то благоприятное начало аудиенции, подумал я.

— Конечно, страна потеряла направление, — раздраженно произнес он; в таких случаях его заикание становилось едва заметным. — Да и как может быть иначе после всего, что нам пришлось вынести за эти пять лет? Знаете, я часто думаю, что самое глубокое воздействие оказала не сама война, а ее результаты. Например, женщины на производстве. О-о, я их видел — в брюках, курят, держатся развязно. Я с самого начала говорил, что это к хорошему не приведет… и теперь глядите, куда мы пришли!

Он молча задумался. Я, затаив дыхание, ждал. На нем был безупречно пошитый костюм-тройка из гладкого твида, полковой галстук; такая непринужденность, такое небрежное изящество, даже в дурном настроении — лицам королевской крови не откажешь в способности сохранять самообладание даже в самых неприятных обстоятельствах. Ему было пятьдесят, но выглядел он старше. Наверное, уже тогда сердце начинало отказывать.

— Мистер Эттли, — осторожно заметил я, — кажется, достаточно благоразумен.

Его Величество пожал плечами.

— A-а, с Эттли все в порядке; с ним я смогу сработаться. Но вот его окружение!.. — Он раздраженно встряхнулся, вздохнул, повернулся, подошел к камину и, облокотившись о полку, отсутствующим взглядом посмотрел в дальний угол потолка. — Ладно, придется работать со всеми из них, не так ли? Не давать же им повода упразднить монархию. — Он опустил глаза и весело взглянул на меня. — Или давать? Что скажет лояльный виг?

— Вряд ли представляю, сэр, — ответил я, — чтобы Клем Эттли или, должен сказать, кто-либо из его партии попытался или хотя бы пожелал упразднить трон.