Е-18. Летние каникулы - читать онлайн книгу. Автор: Кнут Фалдбаккен cтр.№ 13

— Ну, что, ты уже на небесах? Быстро пошло?

Она только хмыкнула. Что на это можно было ответить? Она пробормотала: «Come to me my melancholy baby», — пытаясь прижаться к нему, но он с силой отстранил ее, приблизил к ней лицо и посмотрел прямо в глаза:

— Ну, что, хорошо тебе? Тебе нравится здесь? Ты не против, если мы с тобой проделаем тут один номер прямо на дорогом ковре Директора? Ты не против, если мы с тобой прямо на ковре?

Он отпихнул ее от себя. Она даже не почувствовала падения. До нее дошло, что он почему-то сердится, но не могла понять, почему. Она увидела, как яростным пинком он поддал стул. Падающий стул увлек за собой торшер. Теперь он лежал на полу, а его широкий белый абажур катался из стороны в сторону. Что выделывает. Вот дает. Все стало вдруг таким забавным. Особенно то, как он бегал по комнате и с размаху крушил все вокруг, в том числе и подвернувшуюся ему под руку пальму в кадке, повсюду летали, шелестя страницами, книги и газеты, которые он смахивал с полок…

Она встала на четвереньки, ее тоже заразила его комическая ярость. Ей тоже хочется в этом участвовать! Ближе всего к ней был сервант. Три блестящих стакана, вставленных один в другой, упали на пол, как только она рванула дверцу. Стаканы так и сверкали чистотой. У нее в доме стеклянные предметы никогда не были такими сверкающими, как бы она их ни мыла, интересно, почему? Она схватила один стакан и швырнула его об массивный камин. Звон разбитого стекла возбудил ее. Она швырнула второй стакан, и тут ей попалась на глаза фотография в рамке на каминной полке: эту еще интересней бросить! Эти чертовы сверкающие стаканы с матовым рисунком! Эти чертовы безделушки на каминной полке. А у нее ведь нет ни камина, ни каминной полки, а почему, собственно говоря, у нее нет ни камина, ни каминной полки? Она швырнула третий стакан. Потом запустила руки в бар, заполненный разными бутылками, как обычными, так и фирменными пузатыми с коньяком. Виски и коньяк. Каждая бутылка крон по двести. Она жадно сорвала несколько пробок, попыталась отхлебнуть из одной бутылки, но тут же закашлялась и выплюнула содержимое: какой отвратительный вкус. Сладкая жизнь встала поперек горла и готова была задушить ее. Спиртное разлилось по ковру темными пахучими лужицами. Запах был тошнотворный.

Ее внимание привлекла маленькая настольная лампа, стоявшая на столике у дивана. Очень изящная лампа с фарфоровым основанием в виде скульптурной группы: женщина сидела, положив голову на колени молодому человеку, а тот играл на гитаре. Вот она, настоящая сладкая жизнь!

И тут ее охватила ярость от сознания, что эта лампа принадлежит не ей. А ведь эти фигурки изображали ее жизнь, вернее, давнюю ее мечту. Она смела лампу со стола, так что та покатилась по ковру. Абажур упал, она бросилась, чтобы подхватить его, но споткнулась и упала носом прямо в груду книг, газет, журналов, альбомов, которые он смахнул с книжных полок и разбросал по комнате. Мгновенно были забыты всякие там лампы и абажуры — ведь здесь перед ней была сама жизнь, распахнутая и раскрытая в шикарных цветных фотографиях приглушенных тонов, помещенных в толстых альбомах. Она просто обалдела ото всей этой красоты. Перед глазами плыл туман, но в то же время все зрительные ощущения обострились. Она пожирала глазами все эти удивительные детали: загорелая полуобнаженная женщина сидела на краю бассейна и тянула через соломинку какой-то напиток. Солнечный свет как бы сконцентрировался у нее в бокале. На пупке как бриллианты сверкали капли воды, гибкая загорелая спина не была обезображена светлыми полосками — очертаниями бретелек бюстгальтера — и даже слипшиеся мокрые волосы лежали так, что невольно подчеркивали изысканную форму ее головы. Алиса застонала от ощущения счастья и возбуждения и попыталась еще глубже зарыться в стопку книг и журналов.

И тут она почувствовала, что он лежит на ней, тесно прижимаясь, грубо, почти угрожающе, и, хотя в этот момент она была целиком погружена в сказочный мир этих картинок и совершенно не хотела покидать его, она все же поняла, что ему нужно от нее.

— Что ты там нашла?

— Уйди. Мне больно… — прохрипела она, не отрываясь от картинок.

Он с такой силой прижал ее тело к полу, заведя ее руки за спину, что она так и осталась лежать, уткнувшись носом в груду картинок, почти не в состоянии пошевелиться.

— Ну-ка, — выдохнул он, не обращая ни малейшего внимания на ее протест, вытянул руку и пошарил по полу:

— Ну-ка, что тут за картинки?

— Оставь!

— Заткнись!

Он был такой сильный и так ловко одной рукой отвел ее руки назад и держал их прижатыми к спине. Она не хотела. Именно сейчас она не хотела. Она была в мире красивых картинок. Сейчас это было невыносимо.

— Томас! Не трогай меня! Ой, прошу тебя, пожалуйста, отпусти, отпусти, отпусти меня! Отпусти!

Она пыталась барабанить каблуками по его спине, но бесполезно: он уже вошел в нее и так принялся за дело, что внутри она ощутила острую обжигающую боль. Она всхлипывала, стонала и боялась потерять сознание, зарывшись лицом в гору альбомов и уткнувшись носом прямо в фотографию шикарной женщины в боа из перьев, сидящей за роялем с бокалом шампанского в руке и смотрящую томным взглядом на итальянского концертмейстера.

— Это было так ужасно! — смогла простонать она наконец. — Это было настолько ужасно, Томас…

— Сейчас день или ночь?

Потом она лежала у него на плече. Он совсем переменился. Стал снова милым. Жалел ее. Она видела, что он раскаивается. Это сгладило самое неприятное. Но не до конца.

Открыв глаза, она снова ощутила отвращение ко всему, тошноту и головную боль. Причину этого состояния Алиса увидела в своей неприязни к дому. Не могла она больше здесь оставаться.

— Давай уедем отсюда! — прошептала она. — Двинем немедленно из этого места. Прямо сейчас!

— Ладно, — отозвался он. — Давай сейчас же уедем отсюда. Одевайся и поехали!

9.

Сквозь дремоту он почувствовал невыносимую жару и надоедливое отвратительное жужжание насекомых, которое в конце концов и пробудило его к жизни. Автомобиль буквально раскалился от жары, духота в нем стояла такая, что в своей потной майке он буквально приклеился к спинке сидения. Ноги затекли, и теперь в них кололи иголочки, трудно было повернуть шею, и еще — хорошо знакомая головная боль в районе надбровных дуг. Жара была такой, что, казалось, можно услышать, как солнечные лучи барабанят по виниловой крыше мустанга.

Он решил размять затекшую руку, коснулся раскаленного сидения рядом и тут же с проклятием отдернул ее назад. Снова раздалось жужжание. На этот раз оно исходило не от его головы, а от жирной осы, которая настойчиво билась о ветровое стекло, пытаясь выбраться наружу. Со стонами и проклятиями он пытался размять свои члены и занять сидячее положение, попутно шаря вокруг в поисках газеты или чего-либо подобного, чтобы изничтожить эту нечисть: он терпеть не мог пресмыкающихся и насекомых. И тут впервые его взгляд упал на ту, которая лежала рядом с ним на разложенном сидении. Она спала с открытым ртом, одна ее нога высовывалась из приоткрытой дверцы автомобиля.