— Ты понятия не имеешь, как матери скорбят о своих детях, — заявила я. — Это не милосердно. Это жестоко.
— Сделанного не воротишь, — возразила Невви. — Чем скорее убрать тушу слоненка с глаз Моры, тем быстрее она забудет то, что произошло.
— Она никогда этого не забудет, — пообещала я. — И я тоже.
Чуть позже проснулся и Томас — подавленный, прежний Томас. Он задал Невви хорошую головомойку за то, что она сама стала принимать решения, искусно сняв с себя ответственность за то, что дал ей на это разрешение, находясь в невменяемом состоянии. Он рыдал, извинялся передо мной, перед Дженной за то, что его черт попутал. Обиженная Невви не появлялась до самого вечера. Мы с Гидеоном убрали с туши слоненка ремни и цепи, но с поддона снимать его не стали. Как только я отключила ток, Мора разорвала заграждение, будто соломинку сломала, и бросилась к сыну. Гладила слоненка хоботом, касалась задними ногами… Еще минут сорок пять она стояла рядом с ним, а потом медленно побрела в березовый лес.
Я подождала десять минут, прислушиваясь, не вернется ли Мора. Но слониха не возвращалась.
— Теперь можно, — сказала я.
Гидеон забрался на экскаватор, и ковш вгрызся в землю под дубом, где любила отдыхать Мора. Я пристегнула ремнями тушу слоненка к поддону, чтобы потом, когда яма будет достаточно глубокой, опустить его туда. Взяла лопату, которую принес Гидеон, и стала закидывать тушу землей — капля в море по сравнению с ковшами земли, что экскаватором сыпал Гидеон.
К тому времени, когда я пригладила сверху на могилке жирную землю цвета кофейной гущи, волосы мои растрепались, подмышки и спина вспотели. Мне было больно, силы закончились, и чувства, которые я последние пять часов тщательно сдерживала, внезапно нахлынули на меня, сбивая с ног. Я упала на колени и зарыдала.
Гидеон тут же оказался рядом и обнял меня. Он был крупным мужчиной, выше, чем Томас, и шире в плечах. Я прижалась к нему, как прижимаются щекой к твердой почве, упав с большой высоты.
— Все в порядке, — прошептал он, хотя это было не так, детеныша Моры не вернешь. — Ты была права. Нельзя забирать детеныша у матери.
Я отстранилась.
— Тогда почему ты забрал?
Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Потому что самостоятельное решение часто приводит к неприятностям.
Я чувствовала его прикосновения, запах его пота. Посмотрела на его кожу, такую темную на фоне моей.
— Я решила, что вам это не помешает, — раздался голос Грейс.
Она держала кувшин с чаем со льдом.
Я не знала, когда Грейс подошла; не знала, что она подумала, когда увидела, как ее муж меня утешает. Ничего предосудительного мы не делали, но все равно отпрянули друг от друга, как будто нам было что скрывать. Я вытерла глаза рукавом, Гидеон потянулся за кувшином.
Даже когда Гидеон ушел, держа Грейс за руку, я чувствовала на своих плечах тепло его ладоней. Я вспомнила Мору, стоящую над своим детенышем, и то, как она старалась укрыть его, приютить, хотя было уже слишком поздно.
Дженна
Когда ты ребенок, большинство людей намеренно делают вид, что тебя не замечают. Бизнесмены и женщины не смотрят на тебя, потому что заняты разговорами по телефону или отправкой электронных писем своему начальству. Молодые мамы отворачиваются, потому что ты «гостья из будущего», из тех времен, когда их милое, пухленькое дитя превратится в очередного асоциального подростка с наушниками в ушах, отвечающего на все твои попытки поддержать разговор только мычанием. Прямо в глаза смотрят только те, кому необходимо внимание, — одинокие пожилые дамы и маленькие дети. Во-первых, невероятно легко попасть на автобус компании «Грейхаунд» даже без билета, что само по себе удивительно. У кого, скажите, есть лишних сто девяносто долларов? Я не отстаю от семьи, которая не умеет держаться вместе: младенец кричит, мальчишка лет пяти сосет большой палец, а девочка-подросток так быстро набирает сообщение, что, кажется, ее планшет вот-вот загорится. Когда раздается сигнал на посадку в автобус в Бостон, измученные родители пытаются сосчитать багаж и своих отпрысков. Я вхожу в автобус следом за их старшей дочерью, как будто я тоже с ними.
Никто меня не останавливает.
Я знаю, что водитель будет пересчитывать пассажиров перед отправлением, поэтому тут же иду в уборную, запираюсь на замок и сижу там, пока не чувствую, что автобус тронулся и что Бун и штат Нью-Гемпшир остались позади. Потом пробираюсь на заднее сиденье автобуса, туда, где никто и никогда не хочет сидеть из-за запаха из туалета, и делаю вид, что сплю.
Не будем говорить о том, что бабушка посадит меня под замок до самой старости. Я оставила ей записку, но намеренно выключила телефон, потому что не хочу слышать вопли бабушки, когда она обнаружит послание. Если она полагает, что поиски матери по Интернету разрушают мою жизнь, то ничуть не обрадуется, когда узнает, что я незаметно проникла в автобус, направляющийся в Теннесси, чтобы найти мамины следы.
Я немного злюсь на себя за то, что не додумалась до этого раньше. Может быть, из-за того, что отец вспылил, — совершенно необычное поведение для человека, который бóльшую часть времени проводит в бессознательном состоянии, — у меня освежилась память. Как бы там ни было, картинка сложилась, и я вспомнила Гидеона и то, какую роль он играл в моей и маминой жизни. Реакция моего отца на цепочку с кулончиком стала электрическим разрядом, тихо тлевшие много лет нейроны вспыхнули — и в голове высветилась неоновая вывеска, развернулись баннеры: «Обрати внимание!» Правда, если бы я и помнила Гидеона, то все равно не могла бы узнать, куда он уехал десять лет назад. Но я точно знаю — где-то он живет.
Когда мама исчезла, а предприятие отца обанкротилось, слонов увезли на юг, в слоновий заповедник в Хохенуолде, штат Теннесси. Осталось только поискать в Интернете, прочесть о том, как совет директоров, узнав о несчастье в новоанглийском заповеднике, постарался найти место, чтобы приютить бездомных животных. Слонов сопровождал единственный смотритель из старого заповедника.
Я не знала, оставил ли новый заповедник Гидеона ухаживать за нашими слонами или он отвез животных, а сам поехал дальше. Встретился ли он с мамой? Продолжают ли они держаться за руки, когда думают, что никто не видит?
Вот видите, еще одна особенность людей, которые не замечают детей: они перестают быть осторожными в их присутствии.
Знаю, это глупо, но я очень надеялась, что Гидеон там и не имеет ни малейшего понятия, где моя мама, — даже вопреки тому, что именно в поисках матери я втиснулась в автобус, натянув на голову капюшон, чтобы никому не смотреть в глаза. Если говорить откровенно, мне была невыносима мысль, что все эти десять лет мама жила счастливо. Я не желала ей смерти, не желала страданий. Но я хочу знать, почему не стала частью ее жизни.
Как бы там ни было, в голове я прокручивала несколько сценариев развития событий.