Зато теперь он никогда не вспомнит: как его обманом вывезли из отделения Любимова, всучили билет и отправили в поезде в неизвестном направлении, затем заперли в специализированный стационар для преступников-психов без права выписки и посещений, как интенсивно лечили и привезли сюда в полубессознательном состоянии, и всё только для того, чтобы убедить общественность в несостоятельности методики доктора Любимова.
Рим не знал этих подробностей, да и не мог их знать.
Их знали компетентные люди, и они торопились, но тоже не успели. Сам дьявол помогал Ежихе!
Дулина с довольной миной вошла в личный кабинет. Она в предвкушении потирала ладонями и возбуждённая, не могла присесть и сосредоточиться. А зря!
В двери постучали.
– Чего? – недовольно буркнула Ежиха.
– Евгения Евгеньевна! Вы были заняты, звонили из прокуратуры, просили передать…
Ах! Как же она забыла, ведь сегодня заседание суда!
– Я уже собираюсь, машину ко входу!
– Просили передать, что процесс отменяется.
– Почему? На сколько? – Дулина не могла понять, зачем понадобилось откладывать заседание?
– Истец и свидетели отказались, – пролепетала перепуганная медсестра.
– Быстро ко мне свидетельницу!
– Нашу?
– А чью ещё? Чего стоишь, разинув рот? – такого поворота событий Ежиха никак не ожидала.
– Что за новость?! – грозно спросила она у медсестры-свидетельницы.
– Евгения Евгеньевна, я…
– Сколько тебе заплатили? В тюрьму пойдёшь!
– Я. Я не могу больше идти против совести! – выдохнула, наконец, медсестра, набравшись сил и взглянув в строгие глаза начальницы.
– Чего, чего? Против совести? Я рассчитываю на тебя, покрываю тебя, а ты такую свинью подкладываешь? Сейчас же едем в суд, подашь заявление от себя, чёрт с ним, этим Данилычем!
– Нет.
– Что?! – взорвалась Дулина. – Я не ослышалась? Нет?
– Нет.
– Так, значит, ты решила идти против меня? Против меня!
– Я не против, Евгения Евгеньевна. Я не против никого. Это против совести!
– Против совести, против совести! А не против совести, воровать хлеб у несчастных больных и таскать со столов сахар? Я смотрю сквозь пальцы на твои художества, и мне за это такая благодарность? А ты получаешь двадцать процентов за совмещение, по существу, за воровство! Столы она протрёт в зале, а продукты на карман!
– У меня трое внуков.
– Сдавай их в детдом, пока не поздно! Сама в тюрьму пойдёшь!
– Я могу уволиться.
– Не можешь! Не можешь!!! – заорала Ежиха. – Только в тюрьму! Сегодня же!
Вот так попала медсестра! Если не убьют, то в тюрьму посадят! О совести, конечно, уж и речи никакой, когда троих кормить надо! Она, не зная, что ещё говорить, вышла.
– Сволочь неблагодарная! – Дулина в бешенстве схватила трубку и набрала номер редакции. – Алло! Алло? Давидович? Да где ты там, оглох что ли?
– Евгения, Женя, Женечка, что приключилось? – пропел Сулимович.
– Выпустил статью?
– Выпустил.
74
Карина Львовна трижды перечитала статью Сулимовича. В возбуждении она прошлась по комнате. Вот он – аргумент! Решающий и бесповоротный! Карина Львовна оставила все дела и рванулась в родильный дом.
– «Нобелевский лауреат новой фармации», – прочла вслух Эвелина.
– Зачем ты мне это принесла, мама?
– А ты прочитай внимательно!
– После, – отложила в сторону журнал Эвелина.
– Да нет же, сейчас! Это тебя касается! Я посижу и помолчу, мешать не стану, – пообещала Карина Львовна и для убедительности отвернулась к окну.
Эвелина уже знала, о чём речь. Мельком она проглядывала злопыхательские перлы Сулимовича: автор постарался на совесть, припомнил всех лауреатов из Отечества, вкратце поведал об их заслугах, затем перешёл к Любимову. Далее полились помои: и такой, и сякой, и немазанный-сухой! Тут же судебный процесс, подарок от Губернатора – взятка? Размазанный моральный облик, жалобы младших и средних медработников, профнепригодность как преподавателя на основании проверок ректора, издевательство над несчастными психбольными и наконец полная трагизма душещипательная страшилка о Киборге.
«Если раньше мы получали Нобелевскую премию за мощь интеллекта, то теперь прокладываем себе дорогу к известности кулаками и электрошоком»! – вот так сильно заканчивалась статья.
Эвелина всё поняла: ни единого слова правды – сплошной Заговор! Мама, конечно же, пришла с деловым предложением.
– И что?
– Я тебе всегда говорила, что этот не достоин тебя! Видишь, что он вытворяет? Гестаповец какой-то, право слово!
– Что ты предлагаешь? – устало спросила Эвелина.
– Развод, – сказала Карина Львовна и застыла в ожидании.
– Согласна, – отрешённо посмотрела в глаза матери Эвелина. – Сколько это займёт времени?
– Детишек я возьму, бабушка станет нянчиться, денег хватит, на ноги поднимем!
– О чём ты? Я спрашиваю, когда?
– Линочка, я всё обдумала, всё! Он не может претендовать на наше имущество! А его квартиру – пополам!
– Мама, сколько времени займёт оформление развода? – только это важно для Любимовой.
– Месяца два-три, но нам, сама понимаешь, надо бы пораньше, – замялась Карина Львовна. – Поедем в Америку доучиваться, а в помощь бабушке возьмём няньку!
– А развод?
– Развод – это несложно. У тебя ведь есть диагноз психиатра: без пошлины, без проволочек – в день подачи заявления!
– Уже сегодня?
– Сегодня уже не успеть, – Карина Львовна подивилась, как дочь всё поняла! Вот, что значит – сила талантливого пера!
– Вначале нужно оформить метрики детям. А потом пойдут алименты, в валюте! – Карина Львовна закатила глаза, представляя себе горы «свежей зелени».
– А много? – подыграла Эвелина.
– А ты как думаешь? Целая коммерческая фирма! Технический директор распоряжается всем, этот Любимов даже понятия не имеет, сколько у него денег! Пора законной хозяйке взять всё в свои руки! Лучше оформить алименты по договору – тогда, будет пятьдесят процентов! Если по суду – тридцать три. В любом случае, неплохо.
Карина Львовна так увлеклась расчётами, что не заметила, как смотрит на неё дочь.
Лицо мамы удивительно просветлело – речь зашла о деньгах. И чем дольше она говорила, тем больше размазывались её черты. Исчезли морщинки, нос втянулся внутрь, глаза обесцветились, искривлённые в сладострастной гримасе губы побелели и вовсе исчезли. Перед Эвелиной сидело тело, потирало ладони, мечтательно задирало голову кверху, над шей зависла причёска, а лицо стало таким прозрачным, что Эвелина запросто видела сквозь него оконную раму. Вот такая безликая мама! Эвелина отвела взгляд, чтобы ни в коем случае не выдать себя.