Ночь и день - читать онлайн книгу. Автор: Вирджиния Вульф cтр.№ 49

Особняк Стогдон-Хаус в тусклом свете небес вставал перед ней бледной громадой, чуть не вдвое больше обычного, напоминая романтический замок. Построенный отставным адмиралом в самом начале девятнадцатого столетия, с округлыми эркерными окнами, горящими желтовато-красным огнем, в этот час он более всего напоминал величественный трехпалубный корабль, бороздящий моря с дельфинами и нарвалами, резвящимися тут и там, как их обычно изображали на старинных картах. Пологий ряд полукруглых ступеней вел к парадной двери, которую Кэтрин, выходя, забыла прикрыть за собой. Она помедлила, окинула взглядом фасад старого дома, отметив, что в маленьком окошке под крышей теплится огонек, и толкнула тяжелую дверь. С минуту постояла в квадратном холле, среди множества рогатых черепов, пожелтевших глобусов, старых картин в крокелюрах и совиных чучел, не решаясь открыть дверь справа, из-за которой доносились оживленные голоса. Прислушавшись, она уловила звук, окончательно убедивший ее, что входить не стоит: ее дядюшка, сэр Френсис, имевший обыкновение по вечерам играть в вист, уже приступил к любимому занятию и, судя по всему, пока был в проигрыше.

Она поднялась по витой лестнице, которая являла собой единственную претензию на помпезность в этом довольно обшарпанном особняке, затем прошла по узкому коридору, пока не оказалась перед той самой комнатой, горящее окошко которой заметила из сада. Постучалась и, дождавшись приглашения, вошла. Молодой человек — Генри Отуэй — читал, положив ноги на каминную решетку. У него была красивая голова, высокий, на елизаветинский манер, округлый лоб, но проницательные, ясные глаза смотрели не по-елизаветински сурово, а скорее насмешливо. Можно было подумать, он еще не нашел в мире ничего, что заслуживало бы серьезного отношения.

Генри отложил книгу и обернулся к ней. Он заметил ее побледневшее, в легкой испарине лицо — так бывает, когда человек с собой не в ладу. Сам он часто делился с ней своими сомнениями и теперь подумал, а даже отчасти надеялся, что, может быть, наконец-то и он сумеет ей чем-то помочь. С другой стороны, зная ее независимый характер, едва ли можно было ожидать от нее каких бы то ни было признаний.

— И ты тоже сбежала? — спросил он, поглядев на ее накидку. Кэтрин забыла снять это свидетельство своего звездочетства.

— Сбежала? — переспросила она. — От кого? Ах, с семейного сборища. Да, там стало чересчур душно, и я решила прогуляться.

— Очень замерзла? — поинтересовался Генри, подбросив в камин угольев, придвинув стул поближе к огню и забирая у нее накидку.

Из-за ее полного безразличия к таким мелочам Генри часто брал на себя роль, которая в подобных ситуациях обычно считается женской. И это их тоже по-своему сближало.

— Спасибо, Генри, — сказала она. — Я тебя ни от чего не отвлекаю?

— А меня здесь нет. Я в Банги, — ответил он. — Даю урок музыки Гарольду и Джулии. Потому я и вышел из-за стола вместе с дамами — сегодня переночую здесь и уеду, а потом вернусь только вечером в сочельник.

— Вот бы и мне… — начала было Кэтрин, но вдруг умолкла. — Мне кажется, эти семейные вечера — большая ошибка, — быстро добавила она и вздохнула.

— Да, ужасная! — согласился он, и снова повисла пауза.

Ее печальный вздох заставил его насторожиться. Может, прямо спросить ее, что случилось? Ведь едва ли правы те самонадеянные юноши, а их немало, кто считает Кэтрин скрытной во всем, что касается ее сердечных дел. Но с тех пор, как она обручилась с Родни, Генри испытывал к ней довольно смешанное чувство: при том что ему очень хотелось уязвить ее, он испытывал еще большую нежность к ней, и так странно и мучительно было сознавать, что она постепенно отдаляется от него, уплывает в далекое странствие по неведомым морям. Кэтрин же, стоило ей войти в эту комнату и стряхнуть с себя звездное оцепенение, уже понимала, что любое общение неполноценно: из всей массы чувств и эмоций только две возможно было представить на суд Генри — оттого она и вздохнула. Потом посмотрела на него, их взгляды встретились, и сразу стало ясно, что их объединяет нечто большее, чем можно было предположить: в конце концов, у них общий дед, и кроме того, принадлежность к одному семейству сближает, даже если у родственников нет особых поводов для взаимной симпатии, как у этих двоих.

— Когда свадьба? — сердито спросил Генри.

— Думаю, не раньше марта, — ответила она.

— А потом? — спросил он.

— Снимем домик, полагаю, где-нибудь в Челси.

— Очень интересно, — заметил он, искоса на нее поглядывая.

Кэтрин полулежала в кресле, задрав ноги и положив их почти на самый верх каминной решетки. Она развернула газету и, загородившись ею, как ширмой, время от времени зачитывала вслух то одну, то другую выхваченную наугад фразу.

Понаблюдав за ней некоторое время, Генри заметил:

— Может, замужество сделает тебя более человечной.

При этих словах она чуть опустила газету, но ничего не сказала.

Целую минуту длилось молчание.

— Если подумать о таких вещах, как звезды, сразу понимаешь, что наши отношения мало что значат, правда? — неожиданно произнесла она.

— А я не думаю о звездах, — ответил Генри. — И кроме того, это не объяснение, — добавил он, глядя на нее в упор.

— Может, и нет никакого объяснения, — поспешила ответить она, не совсем понимая, что он имеет в виду.

— Как? Вообще нет объяснения ничему? — с улыбкой поинтересовался он.

— Ну, всякое случается. Жизнь есть жизнь, — заключила она в своей обычной категоричной манере.

«Да, это уж точно объясняет некоторые твои действия», — подумал Генри.

— На самом деле я не вижу, чем одно лучше другого, да и наконец, нужно же что-то делать, — продолжил он с легкой издевкой, как бы продолжая ее мысль и даже копируя ее интонацию.

Наверное, она это почувствовала, потому что посмотрела на него внимательно и заметила с какой-то грустной иронией:

— Что ж, Генри, если ты думаешь, что твоя жизнь будет проще…

— Но я так не думаю.

— Вот и я тоже, — сказала она.

— Так что там насчет звезд? — спросил он чуть погодя. — Я так понял, ты ищешь путеводную звезду?

Кэтрин оставила эти его слова без внимания — то ли не расслышала, то ли ее покоробил сам тон замечания.

Она снова погрузилась в задумчивость, затем спросила:

— Но разве ты всегда понимаешь, зачем делаешь те или иные вещи? И возможно ли это понять? Люди вроде моей матушки, похоже, понимают, — печально сказала она. — Теперь мне, наверное, придется снизойти до них — и посмотрим, что из этого получится.

— А что может получиться?

— Ну, они бы захотели кое-что уладить, — уклонилась она от прямого ответа.

Спустив ноги на пол, она подалась вперед, подперев лицо руками, и стала смотреть на огонь. Язычки пламени отражались в ее черных глазах.