– Товарищ экскурсовод, – прервал объяснения чей-то веселый голос, – а снаряд был боевой?
– Нет, товарищ, снаряд был холостой.
– Не женился еще! – среагировал обладатель веселого голоса.
Экскурсанты захохотали. Толстяк в очках сердито насупился:
– Серьезнее, серьезнее, товарищи! Итак, холостым снарядом…
Среди экскурсантов томился со скучающим лицом Карпов. Рядом с ним остановилась, тяжело дыша, запыхавшаяся Даша.
– Ты чего такая? – шепотом удивился тот.
– Женя, надо срочно выяснить сводку происшествий по области, – еле слышно ответила та. – По сегодняшним нападениям на патрули линейных отделов и падениям с поезда на ходу.
– А что такое? – встревожился чекист.
– Да есть сигнал, что наш подопечный, которого мы ждем, с поезда спрыгнул сегодня утром. С концами. А перед этим напал на патруль.
– Во-о дела, – протянул Карпов озадаченно. – То-то он не появляется…
– Дуй без разговоров, – перебила Скребцова. – Выяснишь – сразу назад.
– Есть, – коротко сказал Карпов и начал выбираться из толпы.
Рядом с подавленной, растерянной Дашей остановился капитан крейсера.
– Ну что, не нашли? – негромко поинтересовался он.
– Ищем, – коротко ответила Даша.
Капитан понимающе кивнул.
– Ее уже пытались взорвать, – тихо сказал он после паузы. – В марте восемнадцатого… Магнитную мину хотели присобачить на борт.
– И что?
– Что-что?.. Поймали, конечно. По законам революционного времени – в расход. Бывшие офицеры…
– В расход, – нервно усмехнулась Даша. – Говорите, как будто сами не были офицером…
– Так ведь разные офицеры были, товарищ… не знаю, как вас по должности, – тоже с усмешкой ответил капитан.
Даша задумчиво кивнула.
– Да, разные были офицеры…
Экскурсия между тем повернулась к ним. Голос толстяка в очках раздался совсем рядом. Даша еле успела отступить в сторону, чтобы не оказаться в центре внимания.
– …а запись в вахтенном журнале об этом историческом залпе сделал вахтенный офицер крейсера мичман Поленов, – радостно провозгласил экскурсовод. – Вот, кстати, и он сам – с 1922 года командир «Авроры»!
Экскурсанты, глядя на капитана, восторженно зааплодировали. Тот хмуро козырнул.
– Прошу за мной, товарищи, – продолжал толстяк. – Мы спустимся в машинное отделение. Осторожно, на трапе ступеньки.
Из-за орудийной башни показался ничем не примечательный паренек в сером драповом пальто. Тяжело дыша, он кинулся к Даше.
– Разрешите доложить? Взяли его!
– Кого?
– Ну, этого… Кого надо, словом!
Даша и капитан быстро направились вслед за пареньком.
Захаров надеялся на то, что дежурный в вестибюле облуправления уже сменился, но там сидел тот же чекист с одним «кубарем». Увидев Захарова, он равнодушно произнес:
– Товарищ, я же сказал вам уже – начальник занят. Вот бумага, изложите все в письменном виде.
– А замы его свободны? – упрямо прервал Захаров. – Ну, начальник какой-нибудь?
Дежурный с тяжелым вздохом снял телефонную трубку.
– Алло, секретариат? Скажите, из замов товарища Мессинга есть на местах кто-нибудь? Да тут деятель один… с периферии. А, ну ясно. – Он положил трубку. – Нет никого.
Грохнула дверь. В холле появился серый от усталости Карпов. Дежурный почтительно привстал, приветствуя старшего по должности. Увидев это, Захаров бросился к незнакомому чекисту.
– Здравия желаю! Захаров, замначальника линейного отдела, из области… По неотложному делу, сведения чрезвычайной важности.
– Не ко мне, товарищ, не ко мне, – равнодушно бросил на бегу Карпов.
– Товарищ, честное слово, – умоляюще проговорил Захаров. – Тут телеграммы шпионские, с Главпочтамта… Заговор налицо!
Карпов остановился. В упор взглянул на встревоженного Захарова.
– Уверены? – отрывисто спросил он.
– Так точно. Готов изложить.
Карпов резко крутанулся к дежурному:
– Демченко, почему так халатно относитесь к своим обязанностям? Видите же, что у товарища ценные сведения! Быстро выпишите пропуск и ко мне в кабинет!
– Есть! – ошеломленно отозвался дежурный.
Карпов торопливо побежал вверх по лестнице. Захаров с торжествующим видом подал дежурному удостоверение, и тот полез в сейф за бланком пропуска.
Когда Даша в сопровождении командира крейсера и взволнованного чекиста спустилась в кубрик, то увидела там мужчину лет тридцати, с усами и бородкой, в сильно поношенном пальто и шляпе. Принять его за Владимира можно было разве что при сильном желании. Увидев новых людей, мужчина попытался вскочить со стула, на котором сидел, но стоявший рядом чекист ударил его по плечу:
– Сидеть!
Задержанный послушно сел. Даша хмуро перевела взгляд на подчиненного:
– Ну и кто это?
– Он самый, – возбужденно ответил чекист. – Я его еще на лестнице приметил…
– Не на лестнице, а на трапе, – поправил моряк.
– Смотрю, значит, глазами шарит кругом и бородку отрастил, чтобы не узнали… А потом, когда их в кают-компанию завели, он от общей массы откололся и через порог – хоп!
– Не через порог, а через комингс, – заметил командир «Авроры».
– Ага, ну, я за ним… Смотрю, а он по сторонам зыркает. Ищет, куда бы мину приладить, подлюка!
– Какую мину? Это ошибка какая-то! – возмущенно подал голос мужчина. – Мне в уборную нужно было, в уборную! Я ее с самого начала искал…
– Не уборную, а гальюн, – поправил капитан.
– Ладно, – устало вздохнула Даша. – Извините нас, гражданин. Произошла ошибка, вы свободны.
Мужчина, заметно взбодрившись, поднялся со стула:
– Вы еще узнаете, как беззаконно людей хватать! Я на вас жалобу подам в Ленсовет!
Он вышел. Даша выразительно взглянула на подчиненного, задержавшего мужчину, и постучала пальцем по лбу. Тот, покраснев, вздохнул и развел руками – мол, ошибочка вышла.
В наступающих сумерках огни, которые зажглись на «Авроре», выглядели очень нарядно. Осветилась и сама набережная 9 Января, полная народу. Несмотря на накрапывающий дождь, люди не расходились, и очередь желающих попасть на крейсер не уменьшалась.
Некоторое время Владимир, проклиная себя за излишнюю доверчивость – ведь он не знал, кем на самом деле могла быть Елена, – кружил по центру Ленинграда, проверяя, нет ли за ним слежки. Но, убедившись в ее отсутствии, слегка расслабился. Неторопливым шагом обогнул Исаакиевский собор поразивший его, как и в детстве, своими исполинскими размерами, и вышел к серому зданию Сената, на площадь, уже четыре года как называвшуюся в честь декабристов. Его трусцой нагнала извозчичья пролетка с поднятым верхом. Сразу видно – старая, еще довоенная, крашеная-перекрашеная, с гнилой веревочной упряжью.