Наша тайная слава - читать онлайн книгу. Автор: Тонино Бенаквиста cтр.№ 15

Я не очень уверен, что прожил скромную жизнь продавца инструментов, который возделывал клочок сада вместе со своей кроткой супругой. Наоборот, полагаю, что все эти годы я был тем самым таинственным убийцей, которого искала полиция, а толпа мечтала линчевать. Каждое утро я вставал, убежденный, что проживу на свободе последние часы, и каждый вечер ложился с мыслью: Еще один день выигран.

Всякий раз, когда какой-нибудь тип наступал мне на ногу в метро, я был готов сказать ему, что он навлекает на себя гнев таинственного убийцы, который привел в ужас всю страну.

Мое бегство длилось целых полвека.

— Добрый день, господин полицейский. Я хочу заявить об убийстве.

Посвящается Югу

Деньги, деньги, деньги.

Человек, о котором пойдет речь, зарабатывал их гораздо больше, чем тратил. Задумывать, творить, создавать доставляло ему всевозможное удовлетворение. Потреблять — никакого. Он был скромного происхождения и порой считал неприличным получать такие суммы за столь приятные усилия своего таланта. И часто задумывался о способности современников претворять плоды своих трудов в удовольствия, никогда не поспевающие за желанием, и проявлять беспредельное воображение, едва речь заходит о том, чтобы чем-то обладать или наслаждаться. И не важно, что это желание бледнеет, стоит им приобрести вожделенную вещь, ей на смену сразу же выныривает другая, которая заранее оправдывает будущие жертвы. Однако этот человек подчинялся совсем другой логике: когда, после месяцев тяжелой работы, измученный, но удовлетворенный выполненным долгом, он решал побаловать себя чем-нибудь и мысленно переносился на берег, омываемый бирюзовыми волнами, где видел свою особу томно раскинувшейся в шезлонге, ему уже через мгновение становилось тошно. Потом он предполагал собрать нескольких друзей за столом в каком-нибудь звездном ресторане и вскоре отменял заказ. Наконец, пускался на поиски какого-нибудь материального блага, маленького осязаемого счастья, каприза, вроде спортивной машины или статуэтки. Но, не имея водительских прав и не питая ни малейшего интереса к какому-либо другому искусству, кроме своего собственного, он позволял себе забыться безрадостным сном человека, который уже ни о чем не мечтает. Этими ночами он просыпался в возбуждении и, поколебавшись между снотворным и стаканом виски, отказывался и от того и от другого, чтобы самостоятельно справиться со столь предсказуемой тревогой: подсознание призывало его к порядку. Вот ты и избавлен от обузы, свободен как ветер. Думаешь, что сможешь теперь уделить немного времени самому себе? Воображаешь, будто имеешь право на свою долю благополучия? Не забывай, что я здесь и слежу за тобой. Если собираешься отлынивать, уж я тебе этого не спущу. И из глубины души, из самого средоточия всех его мук ему продолжали твердить о надвигавшейся опасности, уже без всяких обиняков, не прикрываясь утонченной одержимостью прекрасным произведением.

Привыкнув с юного возраста подчиняться этому требованию, он сворачивался клубком под одеялом, пытаясь успокоить дракона с помощью рассудка, поскольку так и не сумел его приручить. И свершалось настоящее чудо: несчастный чувствовал, что его осенила идея. Это было находкой, откровением, которое, сумев пережить эту бессонную ночь, могло явить себя во всей красе, стать самым первым камнем гигантского здания. И с наступлением дня он снова принимался за работу.

Конечно, он был богат, но как же дорого он платил за эти деньги.

Он доверил управление своими доходами одному искушенному в финансовых играх другу. И при этом отважному, бдительному и гордившемуся тем, что делает своих друзей еще богаче. Для тех, кто их знал, этот дуэт напоминал вывернутую наизнанку, но довольно занимательную вариацию на тему басни «Стрекоза и Муравей». В этой версии именно Муравей подбивал Стрекозу пожить в свое удовольствие. Стрекоза, скопив немало, без веселья прозябала, оглянулась, а уж вот осень жизни настает. Муравей качал главою: денег у тебя с лихвою, а счастливой не была. Поживи-ка для себя! Но певунья Стрекоза внять совету не умела и все пела, пела, пела, наполняя закрома.

Доверие артиста к своему бухгалтеру было так велико, что, если бы тот посоветовал ему вложиться в булыжники и сорняки или предложил играть в «Монополию» на настоящие деньги, артист поверил бы ему на слово. Но сегодня, впервые за двадцать лет дружбы, он собирался поступить вопреки его рекомендациям, словно хотел любой ценой создать исключение — ради того, чтобы познать радость подтверждения правила.

Этим утром артист попросил своего водителя отклониться далеко в сторону от обычных маршрутов и доставить его в суровый и с трудом находимый пригород, затерянный между лесом и аэропортом. В этом новом бездушном поселении они долго искали улочку, где напротив единственного на всю округу бистро располагалось отделение маленького местного банка.

— Оставить вас у входа, мсье? Я хочу сказать… одного?

Водитель знал, как боялся его хозяин сделать без него малейший шаг. Чаще всего он доставлял его на место и сдавал с рук на руки привратнику, а уж дальше комитет по встрече торопился проводить его к пункту назначения. Но в первый раз за долгое время артиста не ждали. Предоставленный самому себе, он отважился проникнуть на неизведанную территорию. Не переступая порога учреждений с окошечками целых двадцать пять лет, он сначала удивился, до какой степени автоматы заменили человека. Ему стало не по себе и захотелось повернуть назад, но он рискнул-таки сунуться в бокс, где какая-то молодая женщина стала втолковывать ему, как открыть счет.

— Сколько вы хотите положить?

— Честно говоря, понятия не имею. Может, миллион евро?

Видя ее ошарашенный взгляд, он почувствовал себя так, будто его поймали с поличным, и добавил:

— Ну, тогда, скажем… два?

Привыкшая ко всему девица знала, как отшить затравленного безработного, безмозглую лицеистку, отчаявшуюся разведенку, пенсионера без пенсии, новичка, решившего поиграть на бирже, — но перед этим незнакомцем она лишилась дара речи, убежденная, что это какая-то шутка или, хуже того, жульничество. Единственный, кто в отделении банка был правомочен принимать сумасбродов и всяких там гангстеров, — это директор.

Но у директора этим утром голова была занята совсем другим: озабоченный с самого пробуждения, он ждал телефонного звонка от своей дочери насчет результатов выпускных экзаменов. Все домочадцы жили в ритме подготовки к этому испытанию, все ей помогали, успокаивали, подбадривали или стимулировали как могли, но самым заинтересованным был, конечно, отец, для которого эта степень бакалавра отнюдь не была ключом от чего бы то ни было, но всего лишь нулевым уровнем, самым первым шагом карьеры. И ему бы так хотелось, чтобы его дочь уже миновала этот этап, символический, конечно, но такой обнадеживающий для того, кто хочет продолжать. Он отдал бы что угодно, лишь бы вывести ее из состояния этой инертности, свойственной ее поколению, привить ей охоту к усилию в мире, где надо беспрерывно драться. Столько раз он пытался передать ей свой опыт, приобретенный в банке, который виделся ему наблюдательным пунктом, где род человеческий по-настоящему раскрывается в своем отношении к деньгам. Столько он повидал таких, что обещали, но переставали бороться, отказывались понимать, как действует машина, предпочитали нищету тяжелому труду и позволяли удовольствиям всецело руководить собой, никогда не заботясь о реальности. Он хотел помочь своей дочери избежать ловушек, в которые все они попадали, думая найти убежище в обществе, где жить не по средствам считалось признаком победителей. Несмотря на свои реальные способности, малышка пала жертвой веяний эпохи, постоянно стремясь к жизни, построенной на взаимоотношениях между людьми, и была гораздо больше озабочена интригами своего окружения, нежели собственным путем. Сколько усилий он, любящий отец, потратил, чтобы понять столь загадочный мир подростков! Сколько раз сомневался в себе — не слишком ли много он ей позволяет или, наоборот, недостаточно? — и места себе не находил из-за страха совершить ошибку, травмировать малышку, сам того не сознавая. Единственное, в чем он был уверен среди этого изобилия сомнений, — ему придется постоянно подстраховывать ее, пока она не научится выкручиваться сама, а может, и всю жизнь. Дорога будет усеяна скрытыми трудностями, обходными путями и с виду бесполезными этапами. Самый первый — этот бакалавриат.