Клеопатра - читать онлайн книгу. Автор: Фаина Гримберг cтр.№ 46

— Видите! — крикнула Маргарита с каким-то нервическим торжеством. — Видите! У неё нет фалла! В ней ничего нет приапического! Ну же! Кто хочет совокупиться с ней, чтобы убедиться окончательно? Ну же!..

Пирующие обрадовались новому развлечению. Но Маргарита по-прежнему улавливала пытливые взоры Иродоса. Она отвернулась от него, ей хотелось шума, веселья, чтобы он не смотрел так на её лицо!.. Саломея приказала привести чёрного раба и велела ему овладеть незамедлительно рабыней Клеопатры.

— Стоя! Стоя! — закричала Саломея и захлопала в ладоши. — Эй! Только стоя! Не смейте валиться на ковёр!..

Африканец обнажил член и принялся тереть свой член пальцами обеих рук. Его ладони были розовыми, его член также не был чёрным. Клеопатра крикнула Ирас:

— Ну же! Не смей притворяться статуей!.. — Маргарита хотела выглядеть циничной и лихой... Ирас плюнула на ладонь и сунула мокрые пальцы в своё женское место... Член африканца поднялся вперёд и словно бы заострился... Чёрный раб схватил Ирас поперёк туловища, приподнял, охватывая ягодицы, и рукою направил член в её женское место... Маргарита заметила, как вдруг лицо Ирас исказилось гримасой боли. Ирас вскрикнула... Голова её запрокинулась. Спина и зад чёрного раба, мускулистые, чёрные, содрогались, сжимались... Пирующие хлопали в ладоши, подбадривали совокупляющихся криками, возгласами непристойными... Африканец извлёк из тела Ирас свой член, покрывшийся светлой слизью, беловатыми капельками... Ирас упала на ковёр, закрыла глаза... Чёрный раб гордо показывал свой член, удерживая его обеими руками... Он издал странный нечленораздельный крик и улыбнулся белыми яркими зубами...

— Уходи! — крикнула ему Маргарита и повернула голову к Саломее: — Пусть он уйдёт!..

Саломея отослала раба.

— Встань! — теперь Маргарита обращалась к Ирас, всё ещё лежащей с закрытыми глазами. — Встань, сука!.. — Она подбежала и пнула рабыню лёгкой ногой, обутой в позолоченную сандалию... Ирас присела, приложила руки на живот... поднялась с трудом... — Убедились?! — кричала Маргарита. — Убедились?! Это женщина!.. — Маргарита снова ударила Ирас, попала в грудь... — Эй, шлюха! Не смей прикрываться!.. Вы все! Вы не знаете её! Она образованна не хуже иного александрийского философа! Раскрой пасть, сука, и читай стихи! Слышишь! И не смей прикрывать пизду!.. — В сущности, Маргарита не питала к Ирас никакой враждебности. Маргарита никогда бы не стала обижать Ирас нарочно! Однако сейчас Маргариту всё более и более раздражали пытливые насмешливые взоры Иродоса... Он думает, что я никогда не знала мужчины!.. Он думает... Он понял... Он догадался!.. И она уже не контролировала себя, только хотела, желала всем своим существом быть лихой, лихо циничной... Лицо Ирас, казалось, превратилось в маску сумрачного равнодушия... Полуголая, с открытым женским местом, расставив ноги, потому что внутри женского места она чувствовала сильную боль, Ирас начала читать глуховатым спокойным голосом:

— Право, достойны фракийцы похвал, что скорбят

о младенцах,

Происходящих на свет из материнских утроб,

И почитают, напротив, счастливым того, кто уходит,

Взятый внезапно рукой Смерти, прислужницы Кер.

Те, кто живут, те всегда подвергаются бедствиям разным;

Тот же, кто умер, нашёл верное средство от бед... [35]

Один из пирующих, поэт, обратился к Ирас обыкновенным голосом, спросил:

— Это не Эвен Ашкилонский? Похоже на его эпиграмму о Трое...

— Нет, — глухо отвечала Ирас, не переменив позы. — Это Архий Митиленский...

— Стой как стояла! — крикнула Маргарита рабыне и обратилась к задавшему вопрос:

— Кто этот Эвен Ашкилонский? Я не знаю его...

— Он жил несколько веков тому назад, о нём пишет в своём трактате «О богах» наш знаменитый философ Антиох...

— Антиоха Ашкилонского я знаю, — Маргарита отвлеклась от взоров Иродоса и от стоящей на ковре Ирас. — Он ведь был главой Платоновой Академии в Афинах. Давно ли он умер?

— Уже двадцать лет, — сказал Иродос. И снова раздражал Маргариту пытливым и почти ироническим взглядом тёмных глаз...

— У нашего Антиоха учился Цицерон, — бросила Саломея...

Это прозвание-имя — «Цицерон» — что-то говорило Клеопатре, но она не могла сразу вспомнить, кто это и почему она о нём знает...

Впрочем, она об этом Цицероне не позабыла. Ночью после пира она призвала Ирас к себе, исцеловала её страстно, молчаливая, тёрла свои сухие розовые губы о её шею, приоткрывая рот, никак не желавший орошаться слюной; нёбо сделалось до болезненности при глотании сухо... Сплетались горячими руками... Ирас закрыла глаза, катала, перекатывала голову на подушке... Наутро Маргарита спросила, поцеловав Ирас нежно в щёку:

— Ты слыхала об этом Цицероне? Я не могу вспомнить, знаю ли о нём...

— Это самый упрямый из республиканцев, он умеет произносить замечательные речи. Наверное, он плохо кончит. Я думаю, он погибнет вместе со своей республикой...

— С чего ты взяла? Откуда знаешь?

— ...Как всегда! Слышала, читала...

Но какой там Цицерон! Разве сейчас ей возможно было думать о каком-то Цицероне?! Даже если она когда-то и думала о нём, а, наверное, никогда!.. Утром Хармиана причёсывала её тщательно и укладывала волосы в причёску высокую. Полуобнажённые руки украшались змеевидными серебряными браслетами. Хармиана чуть румянила её скулы лёгкой кисточкой и слегка оттеняла губы тонким мазком карминным. В платье жёлтого шелка Маргарита смотрелась в эту полированную поверхность бронзового зеркала. Каким гладким и нежным было её лицо, каким чистым девичьим взгляд чистых зелёных глаз, чуть насмешливый иронически... Завтракали холодной олениной в соусе из квашеного молока и толчёной зелени. С утра пили хиосское вино, водой не разбавляли. Саломея и Эмис целовались влажными от еды губами...

— Иродос! — обращалась к брату Саломея, — Иродос! Ты не пробовал целоваться после оленины в пряном соусе? Это очень вкусно! В особенности если с девицей!..

Маргарита, раздражённая этими намёками, выпивала кубок залпом, вскакивала и убегала... На заднем дворе, чрезвычайно просторном, устроен был зверинец. Несколько львов содержались в просторных клетках металлических, а по двору, обсаженному акациевыми деревьями, бегали прекрасные животные на высоких быстрых ногах, длинношеие, неровно клетчатые, рыжие с белым... Такие яркие!.. Это были жирафы, привезённые из дальних мест Африки... Глядя на их лёгкий бег, Маргарита предложила Эмису и Саломее побежать наперегонки! Тихо, почти вкрадчиво, Иродос произнёс:

— А мне царица не позволит участвовать в этом состязании?

Маргарита сделала быстрый утвердительный знак черноволосой головой... Побежали... Сначала Маргарита смеялась прерывисто. Затем уже не смеялась, чувствовала крепкий мужской запах с легчайшей примесью пота... Он обогнал и её и сестру... И снова они все смеялись... Выезжали на охоту в пустыню, стреляли из луков газелей и антилоп. Загонщики гнали дичь в долину, окружённую крутыми склонами; перегораживали место сетями, укреплёнными на кольях. Выезжали на охоту на особых колесницах. Слуги вели борзых собак, несли в корзинах припасы для пикника... Борзые кидались на испуганную дичь... Маргарита заражалась яростной увлечённостью Иродоса и Саломеи... Брат и сестра стреляли с удивительной меткостью... Раненые животные истошно и предсмертно визжали... Иродос обращался совершенно дружески к египетской гостье и предлагал научить её меткой стрельбе из лука... Она соглашалась, и он переходил на её колесницу... Возничий сдерживал коней... Сильные жаркие руки Иродоса крепко хватали её за локти, двигали уверенно её руками... Летела стрела... Странный, странно живой свист летящих в воздухе стрел... Она томилась. Она соглашалась ехать с ним охотиться на львов. Это была совершенно опасная охота. Маргарита видела его храбрость, это была храбрость уверенного в себе, в своих силах человека, мужчины... Вечерами слушали музыкантов, смотрели, как пляшут полуобнажённые танцовщицы, сильно вращая мышцами крепких животов... Она быстро шла прочь, на открытую террасу, и знала, что он устремляется за ней... Наконец он целовал её, резко впихивал в её приоткрывшийся рот свой горячий язык... Всё его тело, сильное тело молодого мужчины, твердело, и казалось, вот-вот должно было разорвать её женское, открывающееся, поддающееся тело, едва прикрытое тонкой одеждой... Тогда она начинала молча рваться, вырываться... Он, наделённый с избытком этим мужским чутьём, отпускал её... Она бежала стремглав в свою спальню, бросалась на постель и рыдала отчаянно, отчаянно... Она боялась, панически боялась сказать ему, что не может быть с ним, потому что он иудей! Именно это обстоятельство вызывало во всём её существе припадки гадливости. Она знала, что по обычаю иудеев мальчикам, ещё в самом раннем детстве, отрезают частицу мужской плоти, что означает посвящение богу. Ей думалось, что ведь это совсем то же самое, что и оскопление жрецов Кибелы Азийской. Отвратно!.. Взяв с собой одну лишь Ирас, Маргарита внезапно укрылась за городом, в храме священного убежища. Но это не был храм Афродиты или её ближневосточного аналога — Ашеры-Ашторет-Астарты. Это было святилище богини гораздо более древней, поклонение которой зародилось ещё в те дальние-дальние времена, когда люди представляли себе своих богов в обликах зверей или полузверей. Богиня Деркето, высеченная из какого-то странно мелко пузырчатого камня, изображалась в виде зрелой женщины, полулежащей, опершись на локоть; глаза её были сделаны чуть раскосыми, подобно глазам изображений Афродиты, волосы кудрявые были убраны высоко в затейливую причёску, живот и груди были округлыми, но вся нижняя часть тела являла собой чешуйчатый рыбий хвост!.. Она издавна почиталась как покровительница рыбаков, а также и плодородия человеческого и животного, потому что ведь рыбы вымётывают в икре множество зародышей... В жертву Деркето приносили спелые фиги, а также и белых голубей, опять же, как Афродите!.. Глядя на изображение богини, божественной женщины, Маргарита ощутила прилив набожности. Она пожертвовала жрецам две пары искусно сработанных золотых браслетов; затем преклонила колени перед алтарём и, охваченная кротостью, смиренно просила богиню о милости... Величайшая богиня, священное дитя древности, когда люди несомненно были счастливее нынешних поколений, подай мне твою милость! Ежели я не хочу отдаться потомку тех, кто извечно поклонялся тебе, прости меня, ведь он принял иного бога, не терпящего соперничества, а я, видишь, преклоняю перед твоим алтарём колени! Прости меня за то, что я до сей поры не отдалась мужчине, не сделалась матерью, не исполнила законов древних божеств, правивших миром, понимая в точности природу человеческую! Приведи ко мне, на мою постель, славного мужа, который будет любить меня, а я буду любить его! Дай мне детей от любимого мною и любящего меня!.. Дай мне женскую силу... И она сжимала руки, переплетала пальцы, воздевала вверх ладони раскрытые... Богине служили не жрицы, а жрецы, объяснявшие это тем, что рыбаками бывают мужчины, а не женщины!.. Ещё оставалось довольно времени до явления богочеловека, поклонение которому затмило культы прежних божеств Запада и Востока, но его первые спутники и ученики, распространявшие затем его учение, были им встречены на берегу озера, потому что они были рыбаками Иудеи и поклонялись, конечно же, рыбоподобной Деркето! Ихзвали Шимон и Андреас, они уже были разочарованы в простом, как природа, поклонении Деркето, дарующей потомство мужчинам и женщинам и улов рыбакам. Андреас и Шимон желали, жаждали страстной аскезы, транса, когда открываются дивные тайны. Он и его родич и друг Иоаннес [36] дали это братьям-рыбакам. Но в годы жизни Клеопатры, в годы её горя, счастья и надежд, этот богочеловек ещё не явился...