Надо отдать должное Юрию Тимофеевичу. Он холодно выслушал Вику и удалился в свой кабинет. На следующий день он вызвал Крылова вместе с Мих-Михом и изложил им результаты чаепития. Профессор не побоялся вторгнуться в личную жизнь Славки, как побоялся сделать я.
— Она далеко пойдет, — заметил Чемогуров.
— Может быть. Только не у нас на кафедре, — сказал Мих-Мих.
У Крылова было объяснение с возлюбленной. Что они там говорили, никто не знает, но Славка после этого стал невменяем. Он замкнулся и ни с кем не разговаривал.
Такова была обстановка перед распределением.
Группа пока ничего не знала. Естественно, что Сметанин и Вика помалкивали.
Наконец наступил день распределения. Оно проходило в конференц-зале института, где обычно заседал Ученый совет. С утра мы собрались в коридоре под дверями. Нас возглавляла Зоя Давыдовна, у которой был список.
Без четверти десять в зал стали собираться люди. Пришли заместитель ректора, профессор Юрий Тимофеевич, Мих-Мих. Было много незнакомых. Зоя Давыдовна объяснила, что это представители предприятий.
По коридору прошел коренастый человек в унтах и тоже вошел в конференц-зал.
— Это из Кутырьмы, — сказал Зоя Давыдовна.
В группе произошло замешательство, особенно в той ее части, которая замыкала список.
— Мы поедем, мы помчимся на оленях утром рано… — пропел Сметанин. Теперь он чувствовал себя в безопасности.
В десять часов Зоя Давыдовна пригласила в зал Славку. Он вошел спокойно и безучастно. Вообще в это утро он ни на кого не смотрел.
Мы прильнули к дверной щели. Кто ухом, кто глазом. Ничего не было видно, да и слышно тоже.
Через пятнадцать минут дверь открылась, и Крылов вышел. Такой же прямой, будто проглотивший аршин. Вика старалась на него не смотреть. У нее на лице были красные пятна.
— Ну что? — выдохнули все, хотя распределение Славки было делом решенным.
Крылов пожал плечами. Тут же из зала вылетел Мих-Мих. У него были круглые глаза. Он подбежал к Славке сзади и два раза тряхнул его за плечи.
— Ты соображаешь, что ты наделал! Это же не только твое личное дело! Ты ставишь под удар работу! — свистящим шепотом произнес он.
Мы застыли, не понимая. Мих-Мих обвел нас взглядом и сказал с горечью:
— Он распределился в Кутырьму! А что я мог сделать?..
Я посмотрел на Вику. До нее доходил смысл сказанных слов. Только теперь она, кажется, поняла, что разрыв со Славкой — это серьезно. Навсегда.
В зал вошел следующий. А оттуда выскочил довольный человек в унтах. У него были причины радоваться. Во-первых, он быстро освободился, вопреки ожиданиям, а во-вторых, получил лучшего молодого специалиста. Он подошел к Славке, пожал ему руку, и они стали о чем-то разговаривать. Крылов улыбался.
Когда подошла моя очередь, я вошел в зал и узнал, что мне предлагает работу Министерство высшего и среднего специального образования. Министерство направляло меня в распоряжение нашего института. Я решил не отказываться, это было бы теперь не оригинально. Мне подсунули большой лист и я расписался. В одной из граф на листе значилось: «Жилплощадь не предоставляется». Я не знал, что в таких случаях нужно говорить, и сказал «спасибо».
После этого я пошел на кафедру. В нашей комнате кроме Чемогурова находились Крылов с представителем Кутырьмы. Чемогуров участвовал в их беседе.
— А рыбалка! — кричал сибиряк. — Да разве у вас здесь… Ты рыбак?
Славка помотал головой.
— Значит, будешь! — заявил человек в унтах.
— Так. А грибы? — поинтересовался Чемогуров.
— Ха! Косой косим.
— Ну ладно. А все-таки чем вы там кроме охоты, рыбалки и грибов занимаетесь? — спросил Чемогуров.
— Ну, шишки кедровые берем…
— Нет, на работе, — уточнил Чемогуров.
— Ах на работе, — протянул сибиряк. Он окинул Славку и Чемогурова хитрым взглядом, посмотрел на меня и сказал Славке:
— Приедешь — узнаешь. Я же кадровик. Я в ихних научных делах ничего не понимаю… Жилье дадим.
— Отчаянный ты человек, Крылов, — сказал Чемогуров. — И ты, Петя, тоже отчаянный, — добавил он, заметив меня. — Небось, пошел в младшие научные?
— Ну пошел, — сказал я.
— А то давай к нам в Кутырьму! — оживился сибиряк, обращаясь ко мне. — У нас всем места хватит.
Я поблагодарил, но отказался.
К вечеру стали известны другие итоги распределения. Никаких неожиданностей больше не было. Сметанин «сыграл в ящик», как у нас говорили. Вика пошла в заводскую лабораторию.
Таким образом и решилась наша судьба. Славка молодец, он сжег мосты и сразу вышел из транса. Теперь он смотрел только в будущее. Оно состояло из полутора месяцев до защиты и всей трудовой жизни после.
Happy end
После распределения все затаились, изготовляя в тиши дипломные работы. Нужно было обработать материал, написать обзор литературы, начертить демонстрационные листы.
Я купил специальную папку и тщательно переписал в нее грузинский отчет, снабдив его литературным обзором. Оставшееся время я употребил на то, чтобы усовершенствовать метод и внести изменения в программу В диплом это уже не вошло. Я рассчитал несколько режимов новым методом и передал результаты Николаю Егоровичу. Теперь я уже знал, что числовые параметры, которыми меня снабжал Чемогуров, не были им придуманы, а поступали с завода вакуумных приборов. Николай Егорович оказался хитрее всех. За грузинские деньги он получил кучу расчетных данных.
Потом я красиво начертил демонстрационные листы к защите. Я чертил себе и Крылову. У Славки, как у всякого гения, была неприязнь к оформительской работе.
Мы с Крыловым записались на защиту в один день. За неделю до защиты у нас началось предстартовое волнение. Это был последний приступ всем известной студенческой болезни «Ой, завалю!».
Традиция это, что ли? Я, например, твердо знал, что только полная и внезапная немота на защите может помешать мне получить «отлично». Отзыв профессора был панегирическим. Рецензия содержала лишь одно замечание: на странице 67 рецензент обнаружил ошибку в слове «вакуум». Я написал его через три «у»: «вакууум». Так же обстояли дела у Крылова. И руководитель, и рецензент дружно рекомендовали его в аспирантуру.
И все равно мы тряслись, больше для порядка, придумывали самые дурацкие вопросы за членов комиссии и пытались на них ответить. Правда, некоторые из них действительно прозвучали на защите. Был у нас в комиссии один специалист по нестандартным вопросам, некто доцент Хомяков с соседней кафедры.
В день защиты мы со Славкой раньше всех пришли в аудиторию, где должна была заседать комиссия. Аудитория была обыкновенная, в ней у нас раньше проходили семинары по философии. Но вот появилась Зоя Давыдовна с красной скатертью и графином с водой. Она накрыла стол и поставила графин. Аудитория сразу преобразилась. Я развесил свои листы, взял в руки указку и принялся нервно ходить перед столом, повторяя в уме первую фразу: «Дипломная работа посвящена…» И так далее.